Сталинградские знамения: битва на Волге как прелюдия Победы

Десять лет назад мастера из Ростова Великого создали икону Пресвятой Богородицы Знамение Сталинградское. 

По благословению митрополита Волгоградского и Камышинского Германа (Тимофеева) ее доставили в город, ставший во всем мире символом беспримерного подвига нашего народа. Канонический знаменский образ дополнен изображением пылающих руин и встроенными в оклад гильзами, в которых хранится пропитанная кровью наших воинов земля с Мамаева кургана. Эти бойцы положили «за други своя» жизни ради высшей любви — той, что заповедал людям Христос.


Изначально ни советские, ни германские военачальники не предполагали решающей битвы под Сталинградом. В 1942-м наша Ставка ждала нового наступления врага на Москву (до нее гитлеровским армиям оставалось пройти 200 километров). Но фюрер нацелил главный удар на Кавказ, запланировал лишить русских топлива, захватив нефтепромыслы Баку и Грозного (месторождения Башкирии и Сибири еще не были разведаны). Группе армий «В» Паулюса ставилась вспомогательная задача выйти к Сталинграду, прикрыв основной прорыв, перерезав дороги на Кавказ — железные, шоссейные, водную по Волге.

28 июня взревели, загрохотали 17 тысяч орудий, моторы более 1200 танков, 1600 самолетов. Бронированные тараны разметали войска Брянского фронта, окружили Юго-Западный, стали с ходу крушить Южный и Северо-Кавказский. Советское руководство спешно перебрасывало резервы и силы с Московского направления, собирая остатки выходящих из котлов частей. Три свежие армии в излучине Дона составили новый Сталинградский фронт. 17 июля подошел противник. Началась величайшая битва.

28 июля в условиях надвигавшейся катастрофы Сталин издал приказ № 227 «Ни шагу назад!» — своего рода крик боли, горькой правды о бедственном положении дел. Открытым текстом перечислялось: отступая, мы уже отдали под власть нацистов 70 миллионов человек населения, лишились 10 миллионов тонн стали, сотен миллионов пудов хлеба в год; страна оказалась на краю пропасти. Требовалось жестко покончить с инерцией бегства. Отступавшие без приказа командиры и комиссары приравнивались к предателям. Создавались штрафные батальоны для трусов, а из надежных подразделений — заградительные отряды, призванные останавливать бегущих, пресекать панику любыми средствами, вплоть до расстрелов на месте.

В перестройку эти меры охарактеризовали как преступные, хотя аналогичные действия французского командования в Первую мировую острой критики никогда не вызывали, наоборот, Жоффра, Фоша, Клемансо славили как спасителей отечества в критических ситуациях. Кинорежиссер, автор знаменитой «Баллады о солдате», настоящий боевой офицер Григорий Чухрай писал: «Заградительные отряды... Мы о них и не думали. Мы знали, что от паники наши потери были большими, чем в боях. Мы были заинтересованы в заградотрядах». Ведь стойко и самоотверженно дравшиеся фронтовики не могли спокойно взирать на то, как удирали с поля боя обрекавшие их на разгром соседи. Впрочем, свирепость заградотрядов с «пулеметными очередями в спины отступавших» — либеральная ложь. Ошалевших беглецов, как правило, вразумляли и возвращали на передовую. По Сталинградскому фронту с 1 августа по 15 октября задержали 140 755 человек (численность трех армий)! Из них 131 094 вернули в их части, 2961 направили в штрафбаты, 3980 арестовали. Расстреляли 1189 человек.

В жесточайших боях 6-ю армию Паулюса остановили на рубеже Дона, однако на Кавказе наши войска продолжили отступление, оторвались от других соединений Красной армии. В линии фронта возникла огромная дыра, чем воспользовался Гитлер, повернувший на Сталинград 4-ю танковую армию Гота. К Волге с юго-востока ринулась стальная лавина. Враги хвалились рекордом: за день их войска промчались по советской территории 150 километров. Советское командование успело выдвинуть навстречу лишь 6-ю гвардейскую танковую бригаду (44 «тридцатьчетверки») подполковника Михаила Кричмана. У станции Абганерово она притормозила разогнавшихся оккупантов, которые за время броска израсходовали топливо и остановились, подтягивая тылы. К нашим танкистам также подходили резервы. Завязались упорные схватки.

Впоследствии германские военачальники обвиняли своего фюрера в роковых ошибках, помешавших выиграть войну. Относили к таковым одновременное наступление на Кавказ и Сталинград, переброски 4-й танковой армии — сперва на Кавказское направление, потом обратно. Самооправдания битых мемуаристов не убедительны. Достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть: если бы немцы нацелили все свои силы на Сталинград, то получили бы мощный фланговый удар с юга. Что же касается армии Гота, то именно ее действия позволили обескровить дивизии трех фронтов Красной армии, однако в горах танки были неэффективны, уязвимы, и обратный поворот в степи был вполне оправданным.

Гитлеровские генералы умолчали о главной роковой ошибке. Они недооценили доблесть русских и внутреннюю мощь России. 4 июля пал Севастополь, но высвободившуюся армию Манштейна перебросили не для подкрепления наступавших группировок, а под Ленинград. 12 дивизий из германского резерва двинули не на южное направление, а под Вязьму, где также кипели бои. На юге, как считалось, победа у немцев уже была в кармане. Наших громили, русские беспорядочно отступали, и в этом плане никаких разночтений у фюрера и его генералов не наблюдалось, все они пребывали в эйфории от успехов.

Под Сталинградом армия Паулюса перегруппировалась и 22 августа рывком форсировала Дон, с юга подошли сотни танков Гота. Перед ними раскинулся красивый, разросшийся в 1930-е промышленный город: крупные предприятия, жилые кварталы, парки, набережные, 400 тысяч населения.

В небе над ними 23 августа появилась вражеская авиация. Две тысячи самолето-вылетов волна за волной превратили кварталы в груды битых кирпичей. От растекшейся нефти полыхала Волга. На улицах и под завалами лежали 40 тысяч погибших. Других, потерявших все, вывозили во временные таборы.

В тот же день севернее парализованного Сталинграда враги вырвались к Волге, рассекая советскую оборону, и это событие праздновалось по всей Германии: по радио звучали фанфары, объявлялось, что «крепость большевиков у ног фюрера». Действительно, гитлеровские танки уже вползали в город. У поселка Гумрак их встретили девушки-зенитчицы 1077-го полка. Ударили с близкого расстояния, пожгли часть машин, но после новых атак бронетехника прорвалась, оставляя за собой раздавленные орудия, изуродованные тела защитниц. Вскоре появилась у Тракторного завода, собиравшего и ремонтировавшего «тридцатьчетверки». В кабины наших боевых машин сели рабочие, которые ответили огнем с заводской территории. Непрошеных гостей отогнали.

Командующий отрезанной в Сталинграде 62-й армией генерал Василий Чуйков и городское руководство искали любые подкрепления. Нашлись батальон курсантов военно-политического училища и ополчение, состоявшее из рабочих, милиции, старшеклассников. Потом стали прибывать подразделения с других участков фронта. Кое-как налаживали оборону внутри города.

Варварские бомбежки сослужили фашистам плохую службу. Перед ними лежали сплошные завалы, танки остановились. Развернулись бои за дома, подвалы, заводские корпуса. Гитлеровцам показалось, что надо лишь чуть-чуть дожать... Но их потери росли, а в лабиринты руин втягивались все новые полки и дивизии.

На Кавказе нацисты тоже завязли, до нефтепромыслов Баку не дошли. На первый план у них вышла задача поставить под контроль транспортировку нефти через Сталинград. К тому же фюрера с его оккультными увлечениями обуяла магия символов: захватив названный в честь советского вождя город, он, мол, стал способен одолеть и Сталина. Имелись и другие, более прозаические расчеты: успех должен был, по идее, подтолкнуть к войне против СССР Турцию и Японию. Но и советское руководство представляло подобные последствия. Обе стороны подводили резервы, наращивали силы.

Дрались и схлестывались среди развалин, наспех создавали некие подобия крепостей, используя элеватор, вокзал, заводы, Мамаев курган, Дом Павлова, «Г-образный дом»... Наша тяжелая артиллерия поддерживала защитников из-за Волги, а солдаты пехоты, спасаясь от вражеских бомбежек, прижимались поближе к укрытиям немцев. Иногда позиции сторон располагались в каком-нибудь десятке метров, нередко — одна над другой, на разных этажах здания. Связь защитников с тылами осталась только через Волгу, которую враг простреливал из пушек и минометов. Постоянно налетали германские самолеты. Каждый рейс лодки или парома становился подвигом, и тем не менее сквозь всплески смертоносных разрывов смельчаки везли подмогу, еду, боеприпасы, в обратную сторону — раненых.

К 14 сентября противник захватил Мамаев курган, элеватор, вышел в городе к реке, разрезав армию Чуйкова пополам. Паулюс даже придумал нашивку за взятие Сталинграда, велел изобразить на ней здание элеватора, однако в ночь на 15-е морская пехота и 13-я гвардейская дивизия Александра Родимцева под шквальным огнем форсировали Волгу, а затем штыками и гранатами отбили набережную, вокзал и Мамаев курган, восстановив сплошную оборону.

Донской фронт Рокоссовского (к северу от города) и Сталинградский фронт Еременко (в самом городе и к югу от него) неоднократно предпринимали контрнаступления, пытаясь оттеснить гитлеровцев, но эти контратаки захлебывались. Верховный направил сюда лучших военачальников, Жукова и Василевского. Вместе с командующими фронтов они пришли к выводу: главная причина неудач — спешка, как только из резерва прибывают свежие дивизии, их тут же бросают в бой, оттого потери большие, а результаты ничтожные. Напрашивалось иное решение — нарастить кулаки помощнее.

Линия фронта вытянулась к Сталинграду длинным выступом. Разведка выявила: по мере того как мясорубка городских сражений перемалывала немцев, их соединения с окраин и предместий сдвигались в город, а освободившиеся, относительно спокойные участки занимали румыны и итальянцы, чьи позиции прорвать было легче, чем германские. Наши наметили удары на таком расстоянии от Сталинграда, чтобы танковые и моторизованные части врага не сразу подоспели на помощь.

Директиву о контрнаступлении Сталин подписал 7 октября. К Донскому и Сталинградскому фронтам потянулись эшелоны с войсками, техникой, обеспечением. Этот период оказался самым тяжелым. 14 октября гитлеровцы возобновили общий штурм, завалили защитников снарядами и минами. Нашей 62-й армии тем временем сократили поддержку артиллерией и авиацией. Пополнения, приток боеприпасов шли на подготовку контрударов. На запросы чуйковцев следовали ответы: выделяем сколько можем, держитесь.

В ноябре стала замерзать Волга, по которой пошло сплошной массой ледяное «сало». Пересекать реку осмеливались лишь отдельные лодки. Раненых вывезти не могли, собирали увечных в подвалах на берегу. Многие умирали. Патроны и гранаты нашим бойцам сбрасывали по ночам с самолетиков По-2. Когда боеприпасов не хватало, дрались штыками и прикладами. В то время даже понятие героизма нивелировалось. Для сталинградцев все это стало слишком обыденным.

Немцы напирали. Поредевшую армию Чуйкова разрезали на три цеплявшиеся за клочки прибрежной земли части. Узенькие островки простреливались насквозь. Гибель казалась неминуемой, но 11 ноября в ночном небе солдаты увидели Знамение, Пресвятую Богородицу. Ряд свидетельств на этот счет записали сотрудницы главных сталинградских музеев. Уполномоченный Совета по делам церкви Украинской ССР докладывал в Москву, что целый полк 62-й армии стал коллективным свидетелем Знамения и распространял об этом рассказы. Солдаты друг другу передавали: «Мы все такое видели — Божья Матерь была в небе! В рост и с младенцем Христом! Теперь точно порядок будет!»; «Как увидел в небе Божью Матерь, душа была в возвышенном состоянии. Мне сразу стало ясно, что не погибну и живым вернусь домой. Уверенность в победе больше не покидала».

Пришедшая на помощь грешным, многострадальным русским людям Богородица окрылила их надеждой, засвидетельствовала, на чьей стороне правда, и это стало переломным моментом не только великой битвы на Волге, но и всей войны! Нацисты все еще самоуверенно высчитывали, когда падет Сталинград, но защитники намеревались выстоять, а 19 ноября, через восемь дней после явления Божией Матери, развернулось контрнаступление. Ударные клинья двух наших фронтов прошибли неприятельские фланги и встретились у городка Калач. Группировка Паулюса угодила в кольцо.

Но враг все еще оставался слишком сильным. Контингенты германцев сохранили боевой порядок, заняли прочную оборону, надолго связав семь армий Рокоссовского. Для снабжения противника был налажен воздушный мост. А на безвестной речке Мышкова нашим воинам пришлось стоять насмерть, заливая кровью степные снега, чтобы остановить танковую армаду Манштейна, не дошедшую до окруженных всего 30 километров. И все-таки надлом врага уже произошел, чем воспользовались перешедшие в наступление другие красноармейские фронты. Стали теснить гитлеровцев на Кавказе, под Великими Луками, наконец-то прорвали блокаду Ленинграда, под Воронежем разметали и уничтожили итальянскую и венгерскую армии.

Углубившийся в прорыв танковый корпус генерала Василия Баданова на аэродроме под Тацинской сжег 300 самолетов, тех самых, что обеспечивали боевые действия Паулюса. Растрепанный Манштейн повернул прочь, чтобы не попасть в новое кольцо.

С каждым боем, с каждой атакой неприятельская территория в Сталинграде сжималась. Оставшись без воздушного снабжения, враги оголодали, обовшивели. Их военачальник доложил Гитлеру, что возможности сопротивления исчерпаны, просил разрешения на капитуляцию. Вместо ответа тот произвел его в фельдмаршалы — видимо, с намеком на самоубийство (до сих пор германские фельдмаршалы в плен не сдавались), но Паулюс предпочел не понять, что имел в виду фюрер.

Очередным натиском войска Рокоссовского разрезали 6-ю армию надвое, и 30 января новоявленный фельдмаршал сдался вместе с северной группировкой. Южная еще какое-то время сопротивлялась, однако на нее обрушился шквал снарядов, и 2 февраля она, вывесив белые флаги, начала выползать из подвалов. В плен попала 91 тысяча. Сотни тысяч сгинули при штурме города и в окружении.

С тех пор гитлеровцам не удавалось достичь таких же успехов, как прорыв к Сталинграду. Отсюда, от берегов Волги, их погнали на запад — по пути к Берлину. Моральный настрой наших воинов разительно переменился: от паник, обреченности, отчаянных слов «ни шагу назад» к еще далекой, но уже реальной Победе. Отношение к нашей стране тоже изменилось. Прежде даже союзники обращались с ней эдак пренебрежительно, теперь же у всего мира будто заново открылись глаза на Россию...

Выполненная ростовчанами в 2013 году Сталинградская икона Знамения — в своем роде не единственная и даже не первая. Немецкий военный врач и протестантский пастор Курт Ройбер, находясь в окружении с армией Паулюса, нарисовал на Рождество «Сталинградскую Мадонну». Впоследствии ее признали святым образом в англиканской, лютеранской и католической церквях. Но если сравнить ее с нашей, то легко прийти к выводу: духовная сила у нее явно не та. В русском образе композиция символизирует великий подъем от пожарищ и смерти к небесам, торжество вечной жизни над мраком и разрушением, высший подвиг самопожертвования. У Ройбера — крайне стесненная, замкнутая в кольце (в окружении) фигура. Мадонна сидит, укутав покрывалом и прижав к себе Младенца Христа, а вокруг начертана надпись по-немецки: «Свет. Жизнь. Любовь. Рождество в «котле». Крепость Сталинград. 1942», — звучит как напоминание о том, чего лишили себя дерзнувшие напасть на Россию люди. Что ж, это — тоже знамение великой битвы на Волге, многими в мире, к их несчастью, забытое.

Автор
Валерий ШАМБАРОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе