«Я играл, пил и сдал экзамены на большинство пороков»

Лорд Байрон о размножении, вечности и здоровых привычках.

Сегодня исполняется 230 лет со дня рождения Джорджа Гордона Байрона. По такому поводу для рубрики «Инструкция по выживанию» мы отобрали рассуждения великого английского романтика о его хорошем характере, изучении армянского языка, муках пищеварения и других интересных предметах.



На кого похож Байрон

Моя мать, когда мне не было еще двадцати лет, уверяла, что я похож на Руссо, то же говорила мадам де Сталь в 1813 году, и нечто подобное можно найти в «Эдинбургском обозрении» в рецензии на IV песнь «Чайльд-Гарольда». Я не вижу никакого сходства: он писал прозой, я — стихами; он был из народа, я — аристократ; он был философом, я — нет; он опубликовал свое первое произведение сорока лет от роду, а я — восемнадцати; его первое сочинение вызвало всеобщее одобрение, мое — наоборот; он женился на своей домоправительнице, а я не смог управиться с женой; он считал весь мир в заговоре против него, а мой маленький мир считает, судя по брани, какой меня осыпают в печати и в различных кружках, что я замыслил заговор против всех; он любил ботанику, а я люблю цветы, травы и деревья, но ничего не смыслю в их родословных; он сочинял музыку, а я знаю в ней лишь то, что улавливаю на слух, и ничего никогда не усваивал путем изучения, даже иностранный язык, а все только на слух, на память, наизусть; у него была плохая память, у меня — во всяком случае была — отличная (спросите поэта Ходжсона, который сам обладает редкостной памятью и может судить); он писал медленно и тщательно, я — быстро и почти без усилий; он не умел ни ездить верхом, ни плавать; не был он и «искусен в фехтовании»; я — превосходный пловец и сносный, хотя и не лихой, наездник (после того как в восемнадцать лет сломал ребро во время галопа), и фехтовал я недурно, особенно шотландским палашом; неплохо также боксировал, если сохранял самообладание… В общем я считаю, что сравнение ни на чем не основано.



О размножении живых существ

Странная вещь — размножение живых существ! Любая капелька семени, излившаяся в лоно шлюхи или в оргазме эротического сновидения, могла бы (почем знать) породить Цезаря или Бонапарта: ведь об их отцах, кажется, не известно ничего примечательного.



О любви и дружбе

Любовница никогда не бывает и не может быть другом; пока вы мыслите согласно, вы — любовники; а когда с этим кончено, вы становитесь кем угодно, только не друзьями.



Об искренности

Однажды он [Шеридан — прим. ред.] при мне стал читать свою «Монодию о Гаррике». Увидя посвящение леди Спенсер, он пришел в ярость и закричал, что «это подделка, что он никогда ничего не посвящал этой проклятой ханже и суке» и т. д. и т. д., и не успокаивался добрых полчаса, проклиная собственное посвящение, во всяком случае его адресата. Если бы все сочинители были столь же искренни, это было бы весьма комично.



О равноправии

Размышлял о положении женщин в древней Греции — довольно удобно. Нынешнее положение — пережиток рыцарского и феодального варварства — искусственно. Им следует заниматься домом — их надо хорошо кормить и одевать, но не позволять вращаться в обществе. Давать им религиозное воспитание, но ни поэтических, ни политических книг, только религиозные и кулинарные; музыка — рисование — танцы — иногда немного работы в саду или в поле. В Эпире я видел, как они отлично работают на починке дорог. Отчего бы не на сенокосе или коровнике?



О влиянии страстей

Писать так, чтобы затронуть сердца — для этого надо, чтобы собственное сердце много испытало, но, может быть, уже в прошлом. Пока вы находитесь под влиянием страстей, вы можете лишь чувствовать их, но не способны описывать — как не можете в бою обратиться к соратнику и начать рассказ об этом бое. Когда все кончено и кончено безвозвратно — доверьтесь своей памяти — тогда она будет даже слишком верна.



О денди

Я любил денди: они всегда были со мной любезны, хотя вообще недолюбливали литераторов и всячески изводили мадам де Сталь, Льюиса, Хорэйса Твисса и прочих… По правде говоря, хотя я рано с этим покончил, в юности мне был присущ налет дендизма, и в двадцать четыре года я сохранил его, вероятно, достаточно, чтобы снискать расположение их светил. Я играл, пил и сдал экзамены на большинство пороков; я не отличался педантством или высокомерием, и мы мирно с ними уживались. Я был более или менее знаком с ними всеми, и они избрали меня в члены Ватье (в ту пору это был великолепный клуб), где я был единственным писателем (не считая еще двоих, Мура и Спенсера, людей светских).


Лорд Байрон и его паж Раштон
Фото: public domain



Об азартных играх

Мне представляется, что игроки должны быть довольно счастливы — они постоянно возбуждены. Женщины, вино, слава, чревоугодие и даже честолюбие по временам пресыщают; а у игрока интерес к жизни возобновляется всякий раз, когда он выбрасывает карты или кости; игру можно продлить в десять раз дольше, чем любое другое занятие. В юности я очень любил игру, т. е. именно азартную игру, но все другие карточные игры ненавижу, даже фараон. Когда в моду вошел макао… я все это оставил; мне недоставало стука выбрасываемых костей и волнующей неизвестности — ожидания, не только выигрыша или проигрыша, но судьбы вообще, потому что для ее решения кости надо бросать часто. Мне случалось выигрывать до четырнадцати ставок подряд и забирать со стола всю наличность, но мне не хватало хладнокровия и расчетливости. Во всем этом мне нравилось возбуждение. В общем я кончал игру вовремя, без большого проигрыша или выигрыша. После двадцати одного года я играл мало и никогда не делал ставок больше, чем на сто, двести или триста.



О республиканской форме правления

Человечеству остается только Республика, и мне кажется, что на это есть надежды. Обе Америки (Южная и Северная) уже имеют ее; Испания и Португалия находятся на пути к ней, и все жаждут ее. О, Вашингтон!



О здоровых привычках

Впервые с прошлого воскресенья пообедал по-настоящему, т. е. впервые за неделю. Все время питался чаем и сухарями — по шести реr diem. Но лучше бы я и сегодня не обедал! тяжесть, отупение и ужасные сны — а всего одна пинта вина Буцеллас и рыба. Мяса я не беру в рот — овощей тоже ем немного. Хорошо бы в деревню, и побольше двигаться, вместо того, чтобы укрощать себя воздержанием. Я не так уж боюсь нагулять немного мяса — мои кости отлично это выдержат. Беда в том, что вместе с ним является бес — которого приходится изгонять голодом, — а я не хочу быть рабом какого бы то ни было аппетита. Если уж заблуждаться, пусть это будет по велению сердца. Ох, как болит голова! Тяжкие муки пищеварения! Хотел бы я знать, легко ли переваривает свой обед Бонапарте.



Об изучении иностранных языков

Я иногда сожалею, что не изучал языки с большим старанием. Те, что я знаю, даже классические (латынь и греческий в объеме знаний школьника шестого класса), а также кое-какие познания в новогреческом, армянский и арабский алфавиты, несколько турецких и албанских фраз, ругательств или просьб, итальянский сносно, испанский хуже, французский настолько, что читаю с легкостью, но говорю с трудом — вернее, не говорю — все это приобретено на слух или на глаз, но не настоящим изучением… Правда, я рьяно взялся за армянский и арабский, но оба раза, еще не одолев алфавита, я влюблялся в какую-нибудь представительницу «нелепого женского пола», а на Мальте и в Венеции покинул полезное общество ориенталистов ради — ради (неважно, ради чего), хотя мой учитель, отец Паскаль Ошер (для которого я, между прочим, составил большую часть двух грамматик: армянской и английской) уверял меня, что земной рай «наверняка находился в Армении». Я отправился искать его — бог знает куда, — но нашел ли? Гм! Изредка находил, да и то лишь на минуту-другую.



О вечности

Все склонны верить в то, чего жаждут: будь то лотерейный билет или пропуск в рай, где, судя по описаниям, я не вижу ничего особенно заманчивого. Беспокойное чувство подсказывает мне, что есть во мне нечто «правдивей, чем игра». Пусть Тот, кто вложил это в меня, оградит искру небесного огня, озаряющего, но вместе и сжигающего, свою бренную оболочку; а сам я не страшусь «сна без сновидений» и не могу представить себе такого существования, которое со временем не наскучило бы. А иначе отчего «пали ангелы», даже согласно вашим верованиям? Они были бессмертны и наслаждались небесным блаженством, как продолжает им наслаждаться предавший их отступник Абдиил. Время решит; и вечность не окажется менее приятной или более ужасной из-за того, что будет неожиданностью. А пока я признателен за некоторые блага и довольно терпеливо сношу некоторые неприятности — grace a Dieu et mon bon temperament [благодарение Богу и моему хорошему характеру].


Йозеф Одеваере. Лорд Байрон на смертном одре. 1826 год
Фото: public domain

Автор
Мария Нестеренко
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе