ЯРСТАРОСТИ: Как академик Колмогоров в Туношне спас тётушек от жандармов

Дело было сорок лет назад, когда я учился в ярославской школе № 33 – той, что с математическим уклоном. Весь девятый класс мы осваивали алгебру и начала анализа по учебнику Колмогорова. Предмет мне нравился, у меня получалось решать нестандартные задачи.

Соблазнившись примером приятеля, я решил поступить в физико-математическую школу-интернат №18 при МГУ (сейчас она носит имя Колмогорова). Это был один из самых надёжных путей в студенты главного университета страны. Успешно пройдя тестирование в Ярославле, я получил приглашение на второй отборочный этап – в подмосковное Пущино. В августе 1978 года здесь открылась традиционная всесоюзная летняя школа. В течение трёх-четырёх недель нас накачивали математикой и физикой во всех видах. Эффективность процедур должен был удостоверить итоговый экзамен.

Там-то я и увидел Андрея Николаевича Колмогорова. Сухонький седенький опрятный старичок в серых летних брюках и белой рубашке без галстука приезжал в Пущино по выходным. Великий математик не читал нам лекций и не вёл семинаров. Он привозил свою любимую музыку. Это были грамзаписи из его личной коллекции. Мы собирались в актовом зале общежития, Колмогоров коротко представлял произведение и автора, а затем ставил пластинку на проигрыватель с двумя колонками. Именно тогда я впервые в жизни полностью услышал первый концерт Чайковского для фортепиано с оркестром.


В школу-интернат при МГУ я так и не попал. С математикой в Пущино проблем не было, а вот физика оказалась камнем преткновения. Выяснилось, что я патологически не способен решать мало-мальски сложные физические задачи. Те, в которых присутствуют наклонная плоскость, бруски с различными коэффициентами трения, соединённые между собой, и надо понять, куда всё это будет двигаться. Я плюнул на экзамены и последнюю неделю не вылезал с пляжа на берегу Оки. Шансов вновь увидеть академика не представилось. Но память о нём осталась. Добрая память.

115 лет минуло со дня рождения Андрея Николаевича Колмогорова. Один из крупнейших математиков XX века явился на свет 25 (12 по старому стилю) апреля 1903 года. Первые семь лет своей жизни Колмогоров провёл в Ярославской губернии. Детские годы гения российской науки – тема нового выпуска проекта «ЯРСТАРОСТИ».



«Роды были неблагополучны»

Похоже, любовь к «царице наук» передалась Андрею Николаевичу по наследству. Сохранилось удостоверение, в октябре 1893 года выданное его матери, «выпускнице Ярославской женской гимназии Колмогоровой Марии», о том, что она «проходила курс VIII дополнительного класса вполне успешно, как по общеобразовательным предметам, так и по специально избранному предмету математики и определением Педагогического Совета признана достойною получить звание домашней учительницы».


Младшей из шести дочерей предводителя дворянства Угличского уезда, попечителя народных училищ Ярославской губернии, помещика Якова Степановича Колмогорова не суждено было стать домашней учительницей «по специально избранному предмету» для собственного сына. Она скончалась при его рождении в возрасте тридцати двух лет.

Некоторые обстоятельства трагедии известны благодаря воспоминаниям старшего товарища Андрея Николаевича, выдающегося советского лингвиста Петра Саввича Кузнецова. Ребёнком он воспитывался в доме Колмогорова-деда. Мать Кузнецова была близкой подругой одной из тёток будущего академика – Веры Яковлевны.


Мария Колмогорова вынашивала сына в Крыму. Незадолго до предполагаемой даты родов она выехала в направлении Ярославля, но сделала остановку у подруги в Тамбове. Здесь у Марии Яковлевны начались схватки. Когда в Туношну под Ярославлем, где находилось имение её отца, пришла телеграмма «Очень неблагополучно. Выезжайте немедленно», адресаты ещё не знали, насколько всё плохо.

«Маня через полтора часа после рождения Андрея умерла, – пишет Пётр Кузнецов. – Она, однако, успела посмотреть на него (ей его поднесли) и сказала: «Не простудите».

Колмогоров на долгие годы сохранил связь с хозяйкой дома в Тамбове, где он был рождён. Именно отсюда тридцать лет спустя математик начал одно из своих байдарочных путешествий.

Младенца нарекли, как хотела мать. Мария Яковлевна говорила, что если будет мальчик, она назовёт его в честь любимого литературного героя – князя Андрея Болконского. Домой младенца доставила «на поезде в маленькой корзиночке» Вера Яковлевна. «Весил он при рождении 6 фунтов, или по-теперешнему 2400 г, т. е. меньше, чем положено», – сообщает Кузнецов.


Позднее тётя Вера усыновит Андрея и посвятит ему всю свою долгую жизнь, которая оборвётся в 1951 году.



«Незаконнорожденный Андрей»

Сведения об отце нашего героя Николае Матвеевиче Катаеве довольно скудны. Известно, что происходил он из семьи деревенского священника Вятской губернии и окончил Петровскую сельскохозяйственную академию в Москве, где получил специальность агронома. За участие в народническом движении Николая сослали в Ярославль.


Вольнодумец устроился земским статистиком, но службы ему было мало. Ссыльный писал рассказы, которые время от времени попадали на страницы журналов. Однажды, находясь в Крыму, Катаев набрался смелости нанести визит Чехову. Антон Павлович предсказал незваному гостю хорошую будущность как беллетристу, но прогноз не сбылся.

В Ярославле Николай Матвеевич и познакомился с Марией Яковлевной. Они стали жить невенчанными, в гражданском браке. По воспоминаниям Андрея Николаевича, о том, почему так случилось, в семье Колмогоровых говорить было не принято. Вскоре у пары родилась дочь Татьяна. Она прожила всего девять месяцев.

О рождении сына и смерти жены Катаев узнал в Севастополе, где находился по делам службы. Перед отъездом в Уфу, к месту нового назначения, он отправил несколько писем в Туношну. В одном из них, адресованном местному священнику, содержалась следующая просьба: «Прошу Вас записать сына моего и Марии Яковлевны Колмогоровой при крещении в метрику как моего сына и меня как отца, т.е. в рубрике «кто родители» поставить моё имя и звание: Николай Матвеевич Катаев, Агроном I разряда, потомственный почётный гражданин. Я не замедлю оформить усыновление и подать заявление в подлежащее ведомство».


Крёстным отцом ребёнка стал его дядя Степан Яковлевич, выпускник Императорского училища правоведения, приехавший по такому случаю из Петербурга. 

«Как незаконнорожденный Андрей по дореволюционным законам не имел права ни на отчество, ни на фамилию, которые он носил, – пишет Пётр Кузнецов. – Отчество он должен был получить по крёстному отцу, а фамилия должна быть образована от имени крёстного отца, следовательно, официально он должен был называться Андреем Степановичем Степановым. Но революция произошла, когда Андрею было всего 14 лет, паспорта у него ещё не было, и по новым законам он смог получить фамилию матери и отчество от настоящего отца».

Работа Николая Матвеевича была связана с постоянными переездами. Фактически она лишала Катаева возможности участвовать в воспитании сына, о чём он неоднократно сокрушался в письмах. В Туношне агроном появлялся ненадолго и только летом, когда находился в отпуске.

Революционные события 1917 года отец Андрея Колмогорова встретил в Петербурге, где служил в Министерстве земледелия. После Октябрьского переворота он возглавил учебный отдел Наркомзема. Николай Матвеевич Катаев пропал без вести во время деникинского наступления на Южном фронте в 1919 году.



«Злокозненные молодые женщины»

В 1983 году на киностудии «Центрнаучфильм» шла работа над документальной лентой к 80-летию академика Колмогорова. Её автор, журналист Александр Марутян встречался с Андреем Николаевичем, который тогда уже тяжело болел. Полная расшифровка их бесед, записанных на магнитофон, была опубликована гораздо позже. 


– А вот скажите, в раннем детстве, в юности, вы не испытывали недостатка какого-то внимания? – спрашивает Марутян.

– Ну, к этому просто никаких поводов не было! – отвечает Колмогоров. – Потому что, действительно, я всегда был окружен даже избытком внимания!

Первые годы жизни Андрюша провёл в загородном доме своего деда – в Туношне, в восемнадцати верстах от Ярославля. Сёстры Колмогоровы были натурами свободомыслящими и даже принимали участие в революционном движении. Две из них, Мария и Вера, не раз подвергались краткосрочным арестам. Последняя однажды провела несколько месяцев в Петербургском доме предварительного заключения.

Веру Яковлевну арестовали летом 1903 года на сенокосе, где она, воплощая в жизнь идеи толстовства, работала вместе с крестьянками. Во время обыска дома становой пристав не стал осматривать комнату, в которой спал маленький Андрей. Это спасло тётушек от более серьёзного наказания. Дело в том, что они держали в имении гектограф, на котором печатали нелегальную литературу. Когда в дом нагрянули с обыском, дамы не придумали ничего лучшего, как спрятать самиздат в колыбель племянника.


«Жандармы вошли, обошли весь дом, но не решились меня поднять, – рассказывал в старости Андрей Николаевич. – Всё-таки, жандармы, конечно, тоже знали, что эти злокозненные молодые женщины, как-никак, являются дочерьми местного предводителя дворянства. Так что у них сложные задачи были».

Яков Степанович Колмогоров относился к увлечениям своих дочерей с большим сожалением, хотя сам считался либеральным барином и позволял себе умеренно вольнолюбивые разговоры.



Старинный барский дом

«В конюшне были лошади..., на скотном дворе – коровы... и свой бык, которого звали Михей Потапыч; на дворе кудахтали куры, крякали утки и гоготали гуси. Не помню, какие звуки издавали индюшки, но индюк наливался багрово, распускал хвост и сердито бормотал. А в положенное время дня и ночи кричали два петуха, один молодой, другой старый». Таким запомнил Пётр Саввич Кузнецов имение Колмогоровых в Туношне.


Старинный барский дом пребывал в ту пору в полном расцвете. Это был настоящий дворец из больших и малых комнат с высокими окнами, обилием чуланов и кладовок. Потолки везде имели разную высоту, и даже половицы скрипели по-разному.

Одержимые жаждой просветительства, сёстры организовали в имении маленькую школу. Андрюша, Петя и десяток местных ребятишек разного возраста обучались «по новейшим рецептам педагогики». В школе издавался рукописный журнал «Весенние ласточки» с рисунками, стихами и рассказами учеников. На его страницах пятилетний математик опубликовал свои первые арифметические задачи. Одна из них звучала так: «Имеется пуговица с четырьмя дырочками. Для её закрепления достаточно протянуть нить по крайней мере через две дырочки. Сколькими способами можно закрепить пуговицу?»

В 1910 году тётушка Вера Яковлевна, заменившая Андрюше мать, переехала с племянником в Москву и определила его в частную гимназию Евгении Альбертовны Репман. Это учебное заведение, известное своими педагогическими экспериментами, академик с благодарностью вспоминал всю жизнь.



«Мемориальная доска, но не «обо мне»

«В Ярославле ходил на нашу Проломную улицу, к нашему дому, – в мае 1942 года писал Колмогоров в Москву своему другу, математику Павлу Сергеевичу Александрову. – Он цел, и на нём висит мемориальная доска, но не «обо мне», а о создателе первого русского театра Волкове, который там жил».


Андрея Николаевича подвела память. В годы его детства улица называлась не Проломной, а Пробойной. Хозяйство в городском доме вела тётка Варвара Яковлевна. Андрюша не жил здесь постоянно, а приезжал в гости на несколько дней, а порой и недель.

В апреле 1918 года улица была переименована в Советскую. До революции дом № 3, первый от угла, принадлежал Якову Степановичу Колмогорову. Недвижимость досталась ему от отца, который «разбогател и получил дворянство благодаря личной предприимчивости».

Упоминание о прадеде математического гения можно найти в «Календаре Ярославской губернии на 1877 год»: «Пробойная улица. От площади Ильинской до площади Семёновской казённое здание Присутственных мест. Рядом дом Степана Петровича Колмогорова».


Мемориальная доска на доме № 3 по улице Советской была открыта в день столетнего юбилея академика – 25 апреля 2003 года. А пять лет спустя во Фрунзенском районе Ярославля появилась улица Колмогорова. Город хранит память о великом математике, путь которого в науку начался на Ярославской земле.

Поделиться