Наш язык создавался прежде всего поэтами — в отличие, скажем, от европейских наций, где он создавался, может быть, философами или политиками. И поэтому для нас, для нашего языка, для нашей культуры метафора имеет особое значение.
"Красные" и "белые" — это метафоры, и это символы.
Как объединить два символа, две метафоры?
Об этом думали уже в годы гражданской войны и сразу после неё лучшие представители всех враждующих сторон. Это и Блок с его "Скифами" и поэмой "Двенадцать", и Есенин, и Бердяев, и Устрялов, и евразийцы, и многие другие. Кто-то погиб в эмиграции, кто-то — в ГУЛАГе, кто-то — на фронтах Великой Отечественной войны. Кто-то долго и мучительно добивался права говорить и быть услышанным — например, как Лев Гумилёв.
Все они — в этом смысле наши предшественники. Их достижения и даже их ошибки — наше общее достояние. Не будем о них забывать.
Я считаю советский период неотъемлемой частью нашей истории, поскольку Октябрьская революция, при всём её западном марксизме, была проявлением развития тех сил внутри русской цивилизации, которые тогда не нашли других форм, чтобы стать воплощенными в политике, экономике, социальном устройстве.
Почему у "красных", особенно в годы революции, было такое полное, абсолютное неприятие всего того, что ассоциировалось с Российской империей? Это очень важно понять, чтобы мы могли двигаться дальше.
В моем понимании мира его человеческое измерение является ключевым. Например, способ социальной коммуникации, происхождение добра и происхождение зла. Из различной трактовки этих трёх фундаментальных вещей складываются уникальные сообщества, которые мы называем, например, русским миром, или немецким миром, или кавказским миром, или угро-финским миром.
Для русского мира учение о социальной коммуникации выражается в словах Льва Толстого, которые он, кажется, позаимствовал у каких-то французских социалистов-утопистов, но придал им истинно русское звучание: "Если злые люди объединяются ради злых дел, то что мешает добрым людям объединиться ради дел добрых?"
В своей интенции русская революция, и это почувствовал Блок, несла именно призыв Христа. Потому что обычная, земная жизнь в Российской империи для русских людей была почти невыносима. Казалось бы, что невыносимого было в этих дорогах, в этих дворянских усадьбах, в этих церквях? Что подняло огромную страну на революцию, на поиски иного мира?
Мне кажется, проблема была в том, что именно Романовская империя была воплощенной утопией, созданной по немецко-французским лекалам. В чем-то она глубоко противоречила органическим началам жизни народов, населявших это евразийское пространство, и, прежде всего, — органическим началам жизни самого русского народа. Идея единого унифицированного государственного имперского порядка, выраженная в строительстве Санкт-Петербурга, противоречила традиционным ценностям этих народов.
Не будем забывать, что 300 лет Романовых — это как минимум четыре мощнейших казачьих восстания. Это Раскол XVII века с "Соловецким стоянием", когда царские войска девять лет осаждали Соловецкий монастырь, после взятия которого православные монахи были выварены в смоле.
Причем и казаки, и староверы вовсе не были против царя — они были за царя и царскую власть как форму организации и гармонии, но организации — чего и кого? Не совокупности рабов, принадлежащих государству петровского типа, а совокупности свободных людей, земств, которые прогнали иностранных оккупантов, избрали царя, присягнули ему на верность и взяли с него клятву, которая была нарушена.
Когда говорилось, что злые люди объединяются ради злых дел, имелась в виду не Салтычиха, которая была крайностью, а весь правящий слой, даже изъяснявшийся между собой на иностранных языках и воспринимавший своих подданных то ли как дикарей, то ли как говорящих животных.
Революция была объединением добрых людей ради добрых дел. А русское представление о добре требует царства на земле, как отражения Царства на Небе. Оно хилиастично по своей сути. Все "волшебные" русские сказки — про плохого царя, которого сменяет на троне после многих испытаний и подвигов Иван-дурак, и правит по чести, по справедливости.
Заметьте, в феврале 1917 года никто не встал защищать романовскую империю. Жесткие схемы, вроде бы организующие русскую жизнь и превращающие её в некое подобие Запада, противоречат самой природе русской жизни, жизни других наших народов.
Третье — учение о зле. Оно хорошо выражено в написанной Достоевским "Легенде о Великом Инквизиторе". Великий Инквизитор выражает идею тоталитарного государства. Такое государство для русского человека — экзистенциальное зло. И весь ХХ век был историей сопротивления русских тоталитаризму, к которому пытались свести идею русской революции, идею социализма. И Достоевский сказал: "Если случится так, что истина будет против Христа, то я буду с Христом против истины". Это абсолютно русская мысль.
Поэтому мне кажется, что сегодня, в XXI веке, мы должны учесть и порыв русской революции, и ужас русской революции, в которой тайна русской души была явлена всему человечеству. Мы все еще стесняемся быть сами собой, еще пытаемся казаться кем-то другим, кем мы на самом деле не являемся.
XXI век должен стать веком России в её органических, естественных евразийских началах. В этом я вижу глубокий смысл примирения и синтеза "красного" и "белого" символов.
Валерий КОРОВИН, председатель оргкомитета партии "Евразия"
Последние 20 лет мы находимся во власти гегемонии либерального дискурса, который совершенно чётким и определённым образом трактует понятие общечеловеческих ценностей исключительно в либеральном ключе. А именно: как право личности на удовлетворение своих интересов и потребностей вопреки интересам и потребностям государства и общества в целом, что и является главной ценностью, перенесённой на всё человечество.
Это свобода для наживы, это свобода для достижения личного успеха, комфорта, свобода торговли и предпринимательской инициативы, свобода рыночных отношений в рамках открытого общества. И именно эти свободы сегодня лежат в основе западного мира, а далеко не права и свободы общества, права и свободы народов, коллективных субъектов, общин, что гораздо ближе пониманию русского человека. Общечеловеческие ценности, таким образом, понимаются как исключительно либеральные ценности, навязанные всему человечеству глобальным Западом.
Безусловно, у русских есть своё представление об общечеловеческих ценностях. Недаром Фёдор Михайлович Достоевский определял русского как "всечеловека". Но русские общечеловеческие ценности совершенно иные, и в значительной степени противоположны ценностям Запада. Они всецело отрицают то, что Запад выставляет сегодня в качестве базовых архетипов развития западного общества и то, что он понимает под общечеловеческими ценностями. В этой связи уместно обратиться к вопросу идеологии.
Я недавно встречался с Сергеем Георгиевичем Кара-Мурзой, который является признанным исследователем советского прошлого, советской эпохи. Так вот, он сказал, сославшись на слова Юрия Андропова, что в последние дни своего правления тот констатировал: к сожалению, мы не понимаем того общества, в котором живём. Сам Кара-Мурза именно этим объясняет крушение советской эпохи, советской действительности.
В момент прихода Хрущёва к власти мы потеряли контроль над идеологическим формированием общества в силу слабоумия его лично и элит, которые с ним пришли. Вместе с так называемой оттепелью они впустили в страну западные ценности, и следующее поколение, которое родилось и было воспитано в советском обществе при Хрущёве и Брежневе, который законсервировал хрущёвскую эпоху, воспитывалось и формировалось при колоссальном воздействии западных ценностей. Мы ещё жили в советском государстве, которым управлял Андропов, а наша молодежь уже поклонялась Западу, американским джинсам, западным культурным кодам, музыке, товарам лёгкой промышленности. Это то, что, в конечном итоге, разложило её. И уже следующим этапом стала тотальная либерализация нашего молодого поколения, которое сформировалось при чудовищных трансформациях и метаморфозах, осуществившихся под воздействием культурно-идеологических кодов, пришедших к нам с Запада.
Свобода, как её понимали в царской России, а также русский либерализм, который зарождался в России в конце XIX века—начале ХХ века — это далеко не то же самое, что западная свобода, трактуемая в либеральном ключе. С ценностной точки зрения тогдашние русские либералы исповедывали то, что сегодня исповедуют КПРФ, и Геннадий Андреевич Зюганов; это абсолютно консервативные традиционные ценности. Русский либерализм был консервативен, и лишь робко говорил о том, чтобы сократить абсолютную власть монарха и сделать монархию конституционной.
Да, русские либералы боролись за гражданские права, в том числе крестьян, и этим они были близки народникам, которые так стремились увеличить объём гражданских прав для крестьянства. Но западный либерализм скакнул настолько далеко вперёд уже тогда, и сегодня он развился до такого уровня, что отрицает уже индивидуума как такового, апеллируя к понятию "дивидуум" — это "человек делимый", он свободно оперирует с понятиями "клон", "мутант", "киборг". Западный либерализм давно потерял суть человека, той самой личности, за права которой боролись первые либералы-идеалисты. И сегодня Запад агрессивно навязывает этот подход остальным цивилизациям.
Ничего общего в русском либерализме не было с тем, что сегодня предлагает нам Запад, поэтому сегодня, когда мы упоминаем слово "либерализм", находясь под тотальной гегемонией Запада и его дискурса, что бы мы ни подразумевали под этим, мы всё равно оказываемся в плену западных интерпретаций и трактовок. Либерализм сегодня понимается только так, как его формулируют на Западе, а совершенно не так, как его формулировали русские либералы конца XIX века.
Поэтому, когда мы говорим о том, что новая идеология должна базироваться на консервативных ценностях, включающих в себя общечеловеческие ценности, основанные по умолчанию на идеологии либерализма — это означает не что иное, как включение в себя яда, который убивает нас последние 20 лет, и будет продолжать убивать. Сегодня мы снова не понимаем того общества, в котором живём, им управляем не мы, а Запад через дискурс, через культурные коды, пропитав ими всё наше общество, нашу молодежь. Мы не управляем молодежью, потому что мы не понимаем её, мы пожинаем плоды внешнего культурно-цивилизационного управления, и завтра наша молодежь предъявит претензии к тому, что мы задержались в архаике и не до конца понимаем Запад.
Современное российское общество виновато в том, что не занимается идеологией и, как следствие, не занимается воспитанием нашей молодежи — не на чем, нет базы. Её воспитанием занимаются силы извне. Поэтому, если мы хотим вернуть русскому обществу нашу молодёжь, не надо бояться говорить об идеологии. Пока мы не сформируем ясные идеологические коды и ясные идеологические модели, мы не будем иметь контроля и влияния на формирование своей культуры, мы не будем понимать свою молодежь и своё общество, и, в конце концов, мы потеряем и Россию — так же, как мы потеряли Советский Союз.
Пользуясь тем, что народ, массы, население всегда податливо к тому, что говорит власть, мы должны на уровне властного дискурса формировать новые идеологические смыслы, категорически отрицающие любые западные и тем более либеральные ценности, которые являются абсолютным ядом. И формируя эти идеологические и культурно-цивилизационные коды, опирающиеся на нашу традицию и на нашу историю и культуру, о которой сегодня было много сказано нашими ульяновскими коллегами, только так мы можем формировать предсказуемый для нас образ будущего и содержание нашей молодежи. Тогда для нас не станет вдруг совершенной неожиданностью то, что молодежь отринет нас с нашими представлениями о культуре и традиции, и станет на службу западным цивилизационным кодам, благодаря которым она сформировалась.
Леонид ИВАШОВ, президент Академии геополитических проблем
Даже сегодня исторический водораздел 1917 года, событий почти столетней давности, не стирается, а, наоборот, обостряется. У нас по-прежнему нет адекватной картины событий того времени. Здесь уже говорилось о том, что история вообще не может быть на сто процентов объективной, что она в любом случае субъективна. Но "субъективная" — вовсе не значит "неадекватная". А если она неадекватная — значит, неадекватен и субъект, который эту историю писал или сделал заказ на неё.
Иными словами, на зеркало неча пенять, коли рожа крива.
Поэтому необходимо определиться в самых основополагающих, фундаментальных моментах. Что произошло в 1917 году: революция или переворот? Чем вообще отличается переворот от революции? Тем, что переворот меняет систему власти, но не систему общества. И, по моему глубокому убеждению, если бы в 1917 году за Февральской революцией не последовала революция Октябрьская, изменившая социальный строй не только в России, но и во всем мире, то мы бы сегодня говорили о Февральском перевороте 1917 года, не более того. То есть это единый революционный процесс, в котором разделение Февраля и Октября чрезвычайно искусственно. Мы же не разделяем, например, в Великой Французской революции провозглашение Национальным Конвентом республики и якобинскую диктатуру?
Причиной Революции 1917 года, на мой взгляд, стала утрата Россией собственного геополитического проекта, выражением которого на протяжении многих столетий был концепт "Москва — Третий Рим". К началу ХХ века этот проект был размыт и разрушен. Страна в лице её правящего класса избрала так называемый европейский путь развития, и этого отрицать никто не сможет. "Элиты" пошли в Европу, а народ остался в Евроазии. Произошёл полный разрыв, усугубленный поражениями в русско-японской войне и поражениями в Первой мировой войне. Даже попытки Петра Аркадьевича Столыпина построить капитализм европейского типа на евроазиатском пространстве способствовали развитию революционной ситуации.
Не воспринимало наше общество западные стандарты, и Николай Яковлевич Данилевский еще в 1861 году об этом чётко писал в своей работе "Россия и Европа".
Кроме того, в начале ХХ века Русская Православная церковь окончательно утратила функцию соединения власти и народа, превратилась в одну из подчиненных структур государственной бюрократии.
Это внутренние факторы развития революционной ситуации в России.
Но были и внешние факторы, значение которых нельзя преуменьшать и замалчивать.
Россия к началу ХХ века была опутана не только долгами и концессиями, но представляла самое благодатное поле для деятельности различных зарубежных спецслужб и спецструктур. Даже японцы имели в Петербурге мощнейшую разведывательную сеть. То есть там гуляли, кто и как хотел — кстати, как и сегодня гуляют. У страны, как и сегодня, не было своей финансовой системы — она была встроена в чужие финансовые системы. Именно поэтому Россия была втянута в Первую мировую войну совершенно за чуждые интересы — никаких своих интересов в этой войне у неё не было.
Кроме того, в Российской империи проживало тогда более половины евреев всего мира, организованных и тотально мобилизованных через различные политические структуры. Тех евреев, кто не желал "идти в революцию", всячески преследовали и даже убивали.
Результаты хорошо известны — в первом советском правительстве из 22 членов 18 были еврейской национальности. Во ВЦИК — 43 еврея из 66 человек. Русские в этой революции были "наверху" в явном меньшинстве. Иными словами, отстранены от управления своей страной.
Если мы проведем из этого времени линию в 1945 год, когда Сталин произнес тост в честь русского народа, то есть фактически объявил о том, что теперь власть в стране — русская, нам многое станет понятнее в отечественной истории ХХ века.
С другой стороны, 50 тысяч российских офицеров в годы гражданской войны сражались на стороне "красных". Не потому, что боялись репрессий против себя или своих семей, а потому что видели в них продолжателей отечественной государственности, которую Временное правительство разрушало на корню.
А за что воевали "белые" офицеры? Не за царя, не за монархию, а за ту же отечественную государственность, за "единую и неделимую Россию". Гражданская война решала, на каких началах будет строиться новая мощная русская держава: капиталистических или социалистических, о возрождении романовской монархии всерьёз речи не шло даже у "белых".
Россия вообще зарождалась как государство, началом которого являлся общинно-коллективистский принцип. А это уже социализм.
Приоритет нравственных, духовных, идейных ценностей над материальными — это тоже, по сути дела, социализм.
Социальная справедливость и равноправие — это тоже социализм.
Без опоры на эти социалистические, "красные" принципы Россию как мировую державу со своим геополитическим проектом было не возродить — именно поэтому "белые" испытывали жесточайший разрыв между своими целями и имевшимися у них средствами; именно поэтому они потерпели военное поражение, обусловленное такими социально-политическими и идейными причинами, "перескочить" через которые они не могли при всём желании. И после Победы 1945 года правоту "красного проекта" признало подавляющее большинство "белых" эмигрантов.
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ, художник
Я полностью согласен с тезисом о том, что единение "красных" и "белых", синтез "красного" и "белого" проектов возможны только в будущем, что Музей СССР, о котором говорилось на предыдущем заседании, должен быть институцией, устремленной в будущее. Это гигантская геополитическая, историческая задача, без решения которой никаких перспектив быть не может.
Должен сказать, что по данным даже не наших, а американских социологических опросов, 82% жителей бывших союзных республик стремятся к тем или иным формам политической реинтеграции. Я сам за последние двадцать лет побывал, кажется, во всех "постсоветских" государствах — может быть, за исключением Туркмении, и должен сказать, что по моим личным ощущениям, эта цифра, скорее, занижена.
Против "десталинизации" выступило 90% наших сограждан. То есть, это подавляющее большинство населения страны. Люди просто сравнивают, что было сделано Сталиным за неполные тридцать лет его правления, и что сделано нынешними властями, от Ельцина до Путина, уже за двадцать с лишним лет их правления. С чего начинал Сталин — с разрушенной мировой и гражданской войнами страны, с нищим населением, без технологий, без промышленности. И к чему он пришёл "от сохи" — не просто к "атомной бомбе". Он пришел — впервые в мире — к атомной энергии в мирных целях, он пришёл — впервые в мире — к полётам в космос. Сталинские проекты: от государства максимальной социальной справедливости до Северного морского пути, от освоения Сибири до мощного "красного Китая" — и сегодня во многом определяют лицо человеческой цивилизации.
Я — художник, и проект, например, Музея СССР видел в форме кремлёвской рубиновой звезды, вообще — величайшего создания современного искусства, с длиной каждого её луча, скажем, в сто или сто пятьдесят метров.
Теперь, если подумать о том, как выразить единение "красных" и "белых" с художественной точки зрения, то, наверное, в одном из лучей этой звезды должно найтись место и золотому двухглавому орлу, запаянному в рубин, как в янтарь. Мне кажется, что это не станет каким-то надуманным, ложным символом.
Кстати, никаких символов эпохи "рыночной демократии" за двадцать с лишним лет её господства так и не возникло. Не считать же таким символом доллар США или вымученный дизайнерами знак российского рубля? Думаю, по одной простой причине: нечего символизировать.
Символ — это всегда сгусток смыслов. И если смыслы есть, если их много — они организуются в символы даже "сами по себе". А если никаких смыслов нет, то и не стоит искать чёрную кошку в тёмной комнате.
Виталий АВЕРЬЯНОВ, исполнительный директор Изборского клуба
Мы видим, что накал различных оценок нашего прошлого в формате синтеза "красного" и "белого" проектов достаточно высок. И это, по-моему, очень хорошо, потому что мы не должны избегать острых углов, как будто бы мешающих выполнению нашей главной задачи, но должны найти формулу их совмещения друг с другом и единства в новой конфигурации. Возможно, это будет конфигурация покаяния, понимаемого не как отрицание, а как собирание и переосмысление прошлого опыта: и личного, и коллективного.
Зачем вообще нам нужен целостный взгляд на прошлое? Может быть, он действительно имеет право быть фрагментарным, и какие-то периоды истории мы можем предавать забвению или отрицать?
На мой взгляд, расчленение прошлого — это и есть симптом национального раскола, какого-то Смутного времени, которое грозит снова захлестнуть нашу страну.
Поэтому отношение к прошлому, и об этом правильно сказал Александр Гелиевич Дугин, не предполагает какого-то линейного восприятия событий и фактов, но они, эти события и факты, тем не менее, существуют, и мы их, тут я согласен с Леонидом Григорьевичем Ивашовым, не можем обойти. Более того, они формируют определенную "повестку дня" не только для нашего Изборского клуба, но и для всей России, и для всего мира в целом.
Любой человек, если он нормальный человек, подпитывается своим прошлым: воспоминаниями детства, юности и так далее. Точно так же любая национальная культура подпитывается своим прошлым: от архаики до совсем недавних событий.
Только человек, который крепко стоит, крепко укоренен в своем прошлом, не отказывается от него, способен на настоящий эксперимент, а не на повторение чужих попыток. В противном случае он будет испытывать чувство неполноценности, и все его действия тоже так или иначе окажутся неполноценными. В этом смысле вопрос о расколе русских государственников нами должен быть поставлен честно и глубоко, иначе его не решить, иначе этот раскол не преодолеть. И его нельзя рассматривать только через оптику гражданской войны. Нельзя примирять "красных" и "белых", стоящих по разные стороны баррикад, по разные стороны линии фронта. Нужно говорить о примирении "красной" и "белой" традиций, об их синтезе в будущем.
В заключение хочу искренне поблагодарить участников обсуждений, состоявшихся в рамках этого заседания Изборского клуба, выразить благодарность администрации Ульяновской области, предоставившей нам такую великолепную площадку для нашей работы, и пожелать всем в наступающем Новом году новых жизненных и творческих успехов.
P.S. В новом году начал работу сайт Изборского клуба (http://izborsk-club.ru), на котором будут размещаться все материалы Изборского клуба, его доклады, заявления, статьи, интервью и персональные страницы его членов, отчеты о проведенных мероприятиях, вышедших книгах и т.д. Кроме того, на сайте можно будет ознакомиться с содержанием ежемесячного журнала "Изборский клуб", первый номер которого также выходит в январе. Сайт Изборского клуба создан на базе действующего уже несколько лет сайта Института динамического консерватизма, с которым клуб заключил стратегический союз и объединил свои информационные и организационные ресурсы.
Газета "Завтра"