в: Вы никогда исторических романов и не писали. "Беглецъ" - первый. С чего вдруг?
о: Меня интересует время, которое в нем изображено. Две революции 1917 года - это то, что, на мой взгляд, определило, развитие всего мира, по крайней мере, в ХХ веке. А России - и по сей день. Если бы не октябрьский переворот, то весьма сомнительно, что в Германии пришли бы к власти нацисты. Немцы оказались перед выбором между Тельманом и Гитлером. Они предпочли Гитлера, потому что точно знали: Тельман отберет все, включая пивные. Он строил бы социализм советского образца. Эти два режима - большевистский и гитлеровский - тесно сотрудничали. Я знал людей, которые побывали в пыточных гестапо и ЧК. Там действовали по одним и тем же методикам. Именно методикам - у них был профессиональный обмен. И я не вижу принципиальной разницы между массовым истреблением людей по расовому признаку и массовым же истреблением по социальному.
в: Вы начали писать роман до того, как заговорили о мировом экономическом кризисе? Очень хочется провести параллель между тем, что описано у вас, и сегодняшним днем...
о: Эта параллель абсолютно правильная. Много похожего. Но не в событиях, а в умонастроениях людей. Так совпало, что, когда ударил кризис, я в одной из книжек нашел определение Февральской революции: "Банковский кризис конца 1916 года, закончившийся свержением самодержавия". Это меня подтолкнуло.
в: Вы думали о сходстве людей, живущих в смутное время?
Две революции 1917 года - это то, что, на мой взгляд, определило, развитие всего мира, по крайней мере, в ХХ веке
о: Февральской революции вовсе не предшествовало смутное время. Была монархия, на которую со второй половины XIX века, конечно, покушались всякого рода разбойники. Кроме того, страна вела войну. И сейчас не смутное время. Наоборот - тишина, порядок и благорастворение воздухов. Я думаю, что смуту в чистом виде мы уже пережили в 1990-х. А сейчас затишье перед возможной катастрофой.
в: Можете привести исторические параллели?
о: В конце 1916 года убили Распутина. Многие с облегчением вздохнули. Многие испугались. Но оказалось, что это было хирургическое вмешательство в раковую опухоль, после которого опухоль начинает расти неудержимо. И сейчас происходят события, которые заставляют многих вздохнуть, а многих испугаться. Тогда была война - сейчас мировой кризис. Не так страшно, не так кроваво, но серьезно.
в: Грозит ли нам еще и кризис власти?
о: Затрудняюсь ответить - по внешним проявлениям не скажешь. Но кризис развязывает инстинкты толпы - вот этого я боюсь.
в: Кто сейчас мог бы сыграть на этих инстинктах ?
о: Слава богу, я сейчас таких сил не вижу - настоящих буйных мало. Не видно Ленина, Троцкого, даже Керенского. Но я с ужасом думаю о том, что в 1917 году Ленина тоже никто не принимал всерьез. Это был один из политэмигрантов, глава малюсенькой партии, правда, хорошо законспирированной и прекрасно финансировавшейся. Черт его знает, может, кто-то и сейчас законспирировался.
в: Верится с трудом...
о: Да, времена немного другие. У царского правительства практически не было охранительных институтов. Знаменитая царская охранка по сравнению с нынешними спецслужбами - это же курам на смех. Поэтому в нынешних условиях законспирированная "партия переворота" невозможна. Разве что "Аль-Каида", но я не думаю, что она имеет какие-то виды на Россию.
в: Литературный прием, когда некий публикатор находит некую рукопись, - из области хрестоматий. Почему вы его выбрали?
о: Мой герой - чеховский и отчасти бунинский персонаж, доживший до революции. Он недаром с раздражением вспоминает "Даму с собачкой" - мол, все неправильно и адюльтер неправильно описан... Он боится оказаться ненужным, как боятся сотни тысяч стариков. Для изложения этого форма дневника очень удобна: человек говорит о себе то, что автор сказать о нем не имеет права. Кроме того, дневник позволяет создать атмосферу времени, лишь мельком упоминая какие-то детали - погоду на Пасху, биржевые котировки в тот или иной день... Прием с публикатором, конечно, старый, но он позволяет сделать дневник романом в романе. А вокруг есть еще роман нашедшего дневник, нашего современника. Он, например, дает возможность каркнуть в последних строчках насчет будущего и датировать роман 2013 годом.
в: И проверить, сбудется ли то, что вы предсказали - все, о чем вы написали в "Невозвращенце", сбылось...
о: Я ничего не предсказываю - я предостерегаю. История с предсказанием напоминает анекдот про чукчу, который пилит сук, на котором сидит. Прохожий ему говорит: "Упадешь!". Чукча отпилил сук, упал и подумал: "Колдун, однако!". С "Беглецом" то же - я не утверждаю, что так будет. Я показываю, что так было и, следовательно, может быть. И точно знаю: не следует пилить сук, на котором сидишь.
Наталья Кочеткова
Известия