Крестьяне интуитивно не признавали частную собственность на землю, не признавали легитимность этой собственности.

Толстой отрицал частную собственность. Собственность морально законна и оправдана не тогда, когда куплена за деньги - это чушь! Собственность морально законна и оправданна, когда это ТРУДОВАЯ собственность. Человеку РЕАЛЬНО принадлежит (и может и должно принадлежать) то и только то, что он САМ ОБРАБАТЫВАЕТ.

От имени лошади (какое животное, кстати, роднее крестьянину и важнее для него, чем лошадь-кормилица?!) Толстой говорит: "Многие из тех людей, которые меня, например, называли своей лошадью, не ездили на мне, но ездили на мне совершенно другие. ... понятие МОЕ не имеет никакого другого основания, как низкий и животный людской инстинкт, называемый ими ... правом собственности. ... Есть люди, которые землю называют своею, а никогда не видали этой земли и никогда по ней не проходили. ... Есть люди, которые женщин называют своими женщинами или женами, а женщины эти живут с другими мужчинами. И люди стремятся в жизни не к тому, чтобы делать то, что они считают хорошим, а к тому, чтобы называть как можно больше вещей СВОИМИ".Тем более "крестьянский граф" отрицал рыночную теорию стоимости. Он признавал только ТРУДОВУЮ теорию стоимости.

Вот Левин и Стива спорят о современном им "олигархе" - железнодорожном короле, в имении которого охотился сибарит Стива.

Левин: "Все эти люди, как наши откупщики, наживают день ги так, что при наживе заслуживают презренье людей, пренебрегают этим презреньем, а потом бесчестно нажитым откупаются от прежнего презренья".

Стива: "Нисколько ... я просто не считаю его нисколько не более бесчестным, чем кого бы то ни было из богатых купцов и дворян. И те и эти нажили одинаково трудом, умом".

- Да, но каким трудом? Разве это труд, чтобы добыть концессию и перепродать?

- Разумеется, труд. Труд в том смысле, что если бы не было его или других ему подобных, то и дорог бы не было.

- Но труд не такой, как труд мужика или ученого. ... всякое приобретение, не соответственное положенному труду, нечестно.

- Да кто ж определит соответствие?

- Приобретенное нечестным трудом, хитростью, - сказал Левин, чувствуя, что он не умеет ясно определить черту между честным и бесчестным".

Трудно найти более жгучую, современную цитату - куда там нашим сегодняшним гламур-писателям ...

Приватизация, тем более ПРИРОДНЫХ БОГАТСТВ (нефтяные компании) или во всяком случае компаний, созданных задолго ДО ПРИВАТИЗАЦИИ. Появление из ничего миллиардных состояний. Сколько бы не захлебывались "апологеты рынка" (вроде меня, скажем) - народ интуитивно и жестко ОТТОРГАЕТ эти состояния. "Не заработали ТРУДОМ! НЕЧЕСТНО. А значит - НЕЗАКОННО, какие бы "юридические крючки" не подбирали нанятые адвокаты..."

Это - взгляд крестьянский, природный.

Но вот ведь штука: не будь этих жуликов-воров с их ОРГАНИЗАТОРСКИМИ способностями - и не смогли бы работать в рыночных условиях даже нефтяные фирмы, которые задыхались в долгах в 1990-е, не платили зарплату. Их реанимировали только новые владельцы - причем это произошло задолго до подъема цен на нефть. То же относится к металлургии и т.д.

Организаторские таланты - великая редкость. Без них "труд мужика или ученого" не сцепляется с рыночными колесиками, сложная система не складывается! Без "нечестного труда" спекулянтов и прочих пропадает зря честный труд работяг!

А раз так, то уж РЫНОЧНУЮ цену за свой труд господа олигархи и ставят соответствующую: ВСЕ - наше! Ну а что останется - фиг с вами, ваше ...

Эту экономическую систему Толстой отвергал, как и все русское крестьянство. Но противопоставить ей ничего не мог. Левин "нутром чует", что он морально прав, но понимает и то, что по его правде экономическое колесо крутиться не будет.

Остается два выхода.

Или - натуральное хозяйство с натуральным же обменом. Вариант, который бы, наверное, устроил Толстого. Но не крестьянина, который в XIX веке уже приобщился к бесчестной, морально ущербной, но такой УДОБНОЙ рыночной экономике.

Или - государственная монополия, которую и предложил "вооруженный толстовец" В.И. Ульянов. Прелесть этой Системы мы могли оценивать 70 лет... Джинсы - у спекулянтов, а за колбасой - из Рязани в Москву... Впрочем, многие до сих пор считают, что это было СПРАВЕДЛИВО.

Ну а если ни то ни другое не устраивает - принимайте рыночную экономику со всеми ее уродствами, да еще в нашем варианте.

Толстой отвергал власть правящей царской бюрократии. С кем она борется, от кого "охраняет общество"?

"Всех этих людей хватали, запирали, ссылали совсем не потому, что эти люди нарушали справедливость или совершали беззакония, а только потому, что они мешали чиновникам и богатым владеть тем богатством, которое они собирали с народа... Все те слова о справедливости, добре, законе, вере, Боге и т.п. были только слова и прикрывали самую грубую корысть и жестокость".

Когда эта мысль овладела массами крестьян, одетых в солдатские шинели, царская Россия была ОБРЕЧЕНА.

Но если царская бюрократия лжива, корыстна, бессовестна, то что же лучше? Гражданское общество?

Нет.

Толстой отвергает и гражданское общество - как пустые либеральные затеи, сытую болтовню, непригодную для России.

"Наши учреждения (земское самоуправление. - Л.Р.) и все это - похоже на березки, которые мы натыкали... чтобы было похоже на лес, который сам вырос в Европе, и не могу я от души поливать и верить в эти березки!"

Итак - долой бюрократический забор, и пусть засохнут чахлые "либеральные березки".

Где же выход?

Толстой не знал.

Но свято место пусто не бывает.

Выход предложил Ленин: "ВЛАСТЬ НАРОДА", "диктатура пролетариата", т.е. диктатура Партии и ВЧК...

Я пишу это не чтобы "оспорить Толстого", а чтобы показать, какие сложные и ЖИВЫЕ вопросы он ставил. Мы до сих пор путаемся "в трех березках", обсуждая эти темы.

Леонид Радзиховский

Российская газета