России псевдоним не нужен

Я знаю: имя моей страны — Россия. Знаю это не только я. Таковым оно и останется после того, как воскресным вечером (28 декабря) в прямом эфире «Вестей» нашему отечеству навесят псевдоним. Накануне господа присяжные заседатели шумно погутарят, но happy end клюквенного национального телепроекта (сооруженного, как водится, по тем самым мировым стандартам шоу-бизнеса, отвращением к которым славны наши пародийные патриоты) просматривается ясно. В понедельник, казалось, что воплощать страну будет Пушкин. Да кто ж еще, как не «наше всë»? Ему издавна положено не только чувства добрые пробуждать да в немой борьбе помогать, но и лампочки в подъездах вворачивать, мусор вывозить, собирать налоги, обеспечивать правопорядок в ходе уличных манифестаций, подсчитывать голоса на думских выборах и ликвидировать экономические кризисы. Жить с Пушкиным на знамени (быть на дружеской ноге) и привычно, и культурно, и стабильно.

Но не тут-то было. Без трех копеек голливудская киношка требует драйва, саспенса и крутых сюжетных виражей. Уже к среде (24 декабря) солнце русской поэзии померкло перед солнцем русской политики. (Так назвал Петра Аркадьевича Столыпина не его официальный апологет, а «представляющий интересы» Пушкина единственный участвующий в шоу литератор, конструктор метризованно-рифмованных словесных блоков Юрий Кублановский. То ли не звали в мыльную оперу прочую пишущую братию, то ли — хочется верить! — хватило вкуса и душевного такта у тех, кто на деле связан с русским словом, отмежеваться от теледейства. В любом случае можно с облегчением признать: пронесло — на живой русской словесности этого пятна не будет.) Сейчас (25 декабря, вечер) Столыпин опережает Пушкина примерно на 17 500 голосов.

Зря что ли Никита Михалков брался как за продвижение Столыпина, так и за обязанности старшины присяжных? Зря что ли в недавнем интервью «Известиям» (живописуя битву при Союзе кинематографистов) нахваливал ведущего «именного» проекта Александра Любимова и утверждал, что пригодился бы тот в руководстве отреформированного союза? (Да, не киношник — зато человек хороший.) Зря что ли творец «Сибирского цирюльника» не только глубокий ум, отец русской чего-угодно-кратии, но и особа, приближенная к императору? (О чем сообщает при всяком удобном случае.) Пушкин, как объяснил дорогой Никита Сергеевич, нужен нам всегда (читай: и так при нас), а Столыпин — именно сегодня. И ему поверили.

Кто именно (добровольные выборщики или закулисные манипуляторы проекта) и когда (на последнем этапе или с самого начала шоу) пленился фигурой Столыпина — значения не имеет. Как и возможные истолкования прочих сопутствовавших проекту чудес. Почему «вдруг» на втором этапе «выборов» обвалилось прежде выявленное безусловное лидерство товарища Сталина? Каким образом среди двенадцати избранников не оказалось Высоцкого? Как взлетел — ненадолго и под самый занавес — на третью строчку Менделеев? (Сия отрадная чувствительным сердцам картинка имела место вчера вечером. Там и «корифей всех наук» торчал на седьмой позиции. Ничего, к утру туда сбросили великого ученого, зато Сталин — ученый «большой» и «в языкознании познавший толк» — занял почетное четвертое место, в затылок Александру Невскому. И впрямь, о каком порядке со стабильностью можно говорить, если святой благоверный князь не попадет в тройку медалистов?) Может, был изначальный уговор, а все прочее — инсценировка дискуссии. Может, в «час Х» включали «административный ресурс» для вколачивания одних голосов и аннигиляции других. А может, нашим голосовальщикам достаточно харизм присяжных говорунов. Что ж, Михалков точно круче всех. И поузнаваемей, и повострей. (Куда до него Кублановскому, у которого ничегошеньки, кроме заемных, а потому бессвязных «культурно-патриотических» штампов в загашнике нет — ни напора проводника из «Вокзала для двоих», ни шашки комдива Котова, ни удалого цинизма Паратова, ни увесистости Александра Третьего.) Только все эти «технические мелочи», все эти «честно — нечестно», «по правде — дурят», сути дела не меняют.

Суть же в том, что национальные культурные ценности никаким голосованием (хоть бы и четыреххвостным — всеобщим, прямым, равным, тайным; да к тому же — сверхчестным) определяться не могут. В любой стране (от Австралии до Ямайки) ценности эти становятся непреложными после долгого и зачастую трудного диалога культурных и духовных лидеров (отнюдь не только сегодняшних) и нескорого освоения его результатов народом — через школу, церковь, государственные и общественные просветительские институты. Там, где общественный консенсус достигнут, где культурная традиция — реальность, а не благое пожелание, проекты, вроде предложенного нам, суть в меру забавные игры. Отдающие пошлостью (ибо сама идея конкуренции великих людей принижает неповторимое величие каждого из них, ибо культура устроена принципиально иначе, чем спорт), но относительно безвредные. У нас — после семидесяти с лишком лет фальсификации истории, после бездумного «плюрализма» и постыдного отказа интеллигенции от просветительской миссии в 90-х, на волне сегодняшней реабилитации упырей — такой проект может быть либо провокацией свары, либо навязыванием общепримиряющей химерной идеологии.

«Западный» (если угодно — глобалистский) характер присущ как шоу в целом, так и прорисовывающейся установке на «нужного» победителя. Кто победил во Франции? Де Голль. А в исходном (с него все и обезьянничали) проекте BBC Черчилль одолел не только Бэкхема (там здравствующих королей гламура из игры не выводили), но и Шекспира. (Интересно, что бы сказал по этому поводу сам сэр Уинстон?) То есть символами этих стран признаны политики, избавившие их от грозящей или разразившейся катастрофы. Так что страсть к «чудесному спасителю» вовсе не «русская», а самая что ни на есть общечеловеческая. Разница в том, что, во-первых, Черчилль и де Голль свои миссии выполнили, а Столыпин — нет (и не только из-за выстрела Богрова), а во-вторых, что среди соперников Черчилля и де Голля не было ни тех политиков, из-за деятельности которых Англию и Францию пришлось спасать, ни прямых врагов британского премьера и вождя Сопротивления. У нас же Столыпин мирно соседствует с Николаем II (сильно мешавшим строптивому премьеру, намеревавшимся его отставить, от чего того «спасла» смерть, годами губившим дело Столыпина), и Ленин со Сталиным. Не говоря о том, что не только во Франции с Англией, но и в России имена Черчилля и де Голля известнее столыпинского. Что безусловно дурно. Но и плохо согласуется с финальным взлетом рейтинга премьера-реформатора.

Да мало ли что плохо согласуется в акции, равно озабоченной сытостью волков и жизнеспособностью овец. Если Пушкин, Достоевский и Менделеев ставятся на одну доску с палачами русской свободы и русского духа (когда сходный проект крутили в Германии, прошедшей как насильственную денацификацию, так и долгий путь раскаяния, там изначально был заложен запрет на имена Гитлера и Хонеккера), если Государь-Освободитель (вообще-то побольше Столыпина для России сделавший — на то он и царь был) занимает в списке двенадцати последнюю позицию, если о фальсификации голосования (не важно — имевшей место или грезящейся) говорят больше, чем о самом проекте, то не все ли равно, сколь ловко он скроен. И кого в итоге назначат «именем» России.

Да хоть бы (если голосовальщики либо авторы сценария за пятницу-субботу-воскресенье передумают) и Пушкина. Это ведь будет не тот Пушкин, что написал «Пророка» и «Из Пиндемонти», «Я вас любил…» и «На холмах Грузии…», «Повести Белкина», «Медного всадника», «Капитанскую дочку» и другие сочинения, от одних названий которых светлеет на душе. Как и Столыпин, если сомнительная честь достанется ему, будет не тем благородным, умным и мужественным человеком, которому не дали (царь и бездарная придворная камарилья не меньше, чем террорист Богров и вся революционно-бандитская шатия) уберечь Россию от срыва в бездну. Как и Менделеев и Достоевский или «не прошедшие отбора» Толстой, Мусоргский, Нестеров, Пастернак, Вавилов (да мало ли кто еще!), если бы выбор «собирательного Михалкова» пал на кого-то из них. Этот будет муляж, подменяющий свой светлый прообраз и застящий лица других — многих и многих — великих детей России. Что хуже — воздвижение такого идола или идола кого-то из преступников большой руки (Грозного, Ленина, Сталина или не дорвавшихся до финишной прямой Малюты, Нечаева, Троцкого, Берии) — судить не берусь.

Андрей Немзер




Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе