Схожая история - Гитлер. Это тоже человек без профессии, бомж, ночующий под мостами или в ночлежке. И здесь похожий фон - насилие, нищета, ярость по поводу несправедливого благоденствия других. Потом идет на войну. Возвращение с фронта. Он раненый, отравленный газами, с двумя железными крестами за храбрость, но он никому не нужен!

Но возвыситься он мог только в атмосфере отчаяния, охватившего Германию после катастрофы в Первой мировой войне... Так что ХХ веку "повезло" с личностями диктаторов. Хотя, казалось, ничто не предвещало катастрофы. В конце века - благоденствие. Наполеоновские войны с гибелью сотен тысяч - далеки. На пороге ХХ века состоялась Гаагская конференция. 26 государств приняли конвенцию о мирном решении международных конфликтов, чтобы... через полтора десятка лет начать убивать друг друга с чудовищной яростью в новой мировой войне. Почему? Неужели люди действительно не могут долго существовать в мирной атмосфере, не проливая крови? И им необходимо выплескивать свои тайные, дьявольские, разрушительные эмоции? Сейчас это происходит во время футбольных матчей. Радость иметь право легально орать и ненавидеть! Что особенно необходимо молодым. На работе на них кричат, дома кричат, а на футболе они сами кричат! Или крушат все вокруг, как это случилось в Италии с сербскими футбольными фанатами. Футбол - великое изобретение для освобождения человечества от отрицательных эмоций.

Тираны необязательно должны быть как Сталин и Гитлер. Но для крепости той беспощадной государственной системы, которую диктаторы строят, у них должны быть свои счеты к людям, к человечеству.

Сыграть Сталина

РГ: Сегодня есть актер, который мог бы сыграть Сталина?

Радзинский: Возможно, он есть, но я его не знаю. Если бы знал, не рассказывал о Сталине сам. У Сталина особый ритм. Это медленный ритм. "Горе тому, кто станет жертвой столь медленных челюстей". Надо чувствовать эту повадку азиата, медлительность барса, который готовит прыжок. Возьмите его речь на XIX съезде партии. Голый текст речи никак не передает накал его страсти. Его речь записывали два человека. Один - партийный функционер, другой - писатель Константин Симонов. Функционер записал речь Сталина буквально, и оттого в его записи... Сталин исчезает! Ибо главное не слова, главное - как он их говорит! Симонов - писатель, и он передает это главное. Он описывает речь Сталина, которая с самого начала угрожает. Он произносит ее без листочков, цепко и зорко вглядываясь в зал. И вы чувствуете эту атмосферу общего страха, нависшую над залом... Его беспощадные нападки на соратников - на Молотова, на Микояна. И - белые лица соратников в президиуме, ожидающих, на кого он еще набросится... Блестящий писатель Симонов, в отличие от партийного функционера, не передавая точно речи, точно передает ее смысл и характер. И вы видите, как начинался этот трагический финал сталинский эпохи - ликвидация штабов, гибель партийной и государственной верхушки страны.

РГ: Когда Солженицын писал о Ленине, он повесил его портрет над столом и чувствовал, что Ленин злится, когда Солженицын пишет о нем.

Радзинский: Конечно, он ведь с ним контактировал. И это не примитивная мистика. Когда я записывал свою самую первую передачу о Сталине на его даче, со мной и со съемочной группой происходили странные вещи. Когда мы записывали звук на камеру, звук будто шел из космоса. Через весь город привезли из Останкино новую камеру - то же самое. В результате записывали звук на магнитофон, варварски записывали. Но самое потрясающее происходило со мной. Как вы заметили, говорю я быстро и легко. А здесь впервые в жизни я говорил так трудно, будто у меня на губах висел килограмм груза. У меня не бывает дублей. Я записываюсь с одного раза и, как правило, - две серии подряд. И говорю как на вчерашнем вечере в зале Чайковского, то есть без остановок. Остановки только на смену кассет в камере и на паузу между сериями. Две серии по 52 минуты я записываю, как правило, не более двух часов. А здесь я записывал одну серию 6 часов, переговаривая по десять раз. Оператор смотрел испуганно, потому что такого со мной никогда еще не было... Я понял: ему, моему герою, не нравилось то, что я про него рассказывал на его даче, в его кабинете... Я плохо себя почувствовал... у меня буквально кололо в сердце. И когда на следующий день я пошел записывать заключительную серию - о смерти Сталина (точнее, убийстве, как я считал), я запасся валидолом. И не успел я начать, как... уже закончил говорить! Никогда я не рассказывал с такой легкостью... И я понял: моя версия о его убийстве ему понравилась!

РГ: Вас назвали "сталинистом" за то, что вы участвовали в создании памятника Сталину, Черчиллю и Рузвельту в Сочи. Вы заявили, что в отличие от лондонского варианта скамейки, где сидели Рузвельт с Черчиллем, в Сочи на скамейке должны сидеть все, кто сидел на ней в реальной истории.

Радзинский: Меня очень удивило, что люди не поняли того, что я говорил на открытии памятника. Памятник открывали в мае того самого года, когда осенью разразился экономический кризис. Выступая в Сочи, я говорил: "Обратите внимание на постамент памятника. Там нет имен тех, кто сидит на скамейке. Там написаны только даты конференций трех держав, представители которых сидят на этой скамейке. Ибо это "памятник-призыв". Призыв к нынешним руководителям трех великих держав. Вспомните Историю! Забудьте об амбициях! Мир стоит на пороге огромных потрясений, и великие державы должны отвечать на опаснейшие вызовы времени, голод, террор. Но успешно ответить на эти вызовы можно только вместе. Так, как мы ответили на вызов фашизма. Это был памятник вчерашней тесной дружбе великих держав в надежде на дружбу нынешнюю. Виктор Батурин, на деньги которого был сделан этот памятник, Анатолий Карпов и я - мы должны были подарить бронзовые копии этого памятника руководителям трех держав. Но все увязло в бюрократической рутине.

Вперед - к "шарашке"!

РГ: Не кажется ли вам, что мы смотрим на Сталина из нынешнего времени и не учитываем того, что происходило в то время. Например, его идея индустриализации страны. С ней невозможно спорить, если понимаешь положение страны в то время. Это сегодня мы смотрим на него и говорим: это неправильно, это смешно!

Радзинский: Мы не говорим "смешно". Мы говорим "страшно". Если отвечать подробно на этот вопрос, мы тут задержимся до утра... Попытаюсь кратко, то есть поверхностно. Да, Сталин понял, что нужна индустриализация. Но она была нужна ему сразу в стране, где надо было сначала создать для нее техническую и экономическую базу. И он начал создавать своеобразно. Например, создал базу самой дешевой в мире рабочей силы под названием ГУЛАГ.

РГ: Кстати, Молотов его поддержал...

Радзинский: Молотов объяснял пользу знаменитых "шарашек", где должна была бесплатно трудиться интеллигенция. Он пояснял, что интеллигенция, к сожалению, слишком склонна к разговорам. И часто к очень опасным. Поэтому мы вынуждены ее строго наказывать. Но если интеллигенцию превентивно арестовывать и сажать вместе, то это будет для их же блага. Арестованные, они смогут спокойно работать и безопасно разговаривать между собой, о чем хотят. Чекисты создадут им под арестом хорошие условия: "будут их кормить хоть пирожными". А они отдавать все силы для пользы Родины. Это и называлось "шарашка".

Итак, у нас в XX веке была создана невиданная со времен рабовладельческих государств рабовладельческая армия, где людей, которые понятия не имели, почему они оказались в лагерях, заставляли бесплатно трудиться. Братья, сестры, жены... Страшные женские лагеря! И все это происходило не с тысячей, даже не с десятью тысячами, даже не со ста тысячами. По самым скромным подсчетам, в общей сложности репрессировано за миллион.

Так что идеи Иосифа Виссарионовича и его верных соратников были полезные, но страшные. Сталин волок несчастную страну в светлое будущее. Ему был нужен дешевый хлеб, для этого переломали хребет крестьянству. Убрали тех, кто мешал бы этому. А мешал весь огромный отряд самых умелых и работящих крестьян... те, кто делал революцию, чтобы получить землю. В ссылку их, или в лагеря, или к стенке! Оставшиеся крестьяне были прикреплены к земле при помощи паспортов. Прикрепил к станкам и рабочих. Были придуманы трудовые книжки. Профсоюзы влачили жалкое существование. Происходило полное огосударствление жизни. Но подобное государство было обречено. Невозможно построить долговременное государство на том, что противно человеческой природе. Поэтому я читал бы книгу Солженицына вслух в школе.

РГ: Подготовлена версия "Архипелага ГУЛАГ" для школ.

Радзинский: Правильно. Иначе все равно будут эти россказни, что "Сталин - "эффективный менеджер". Он был самый неэффективный менеджер в нашей истории. Почему? Знаменитый французский экономист на заре XX века предрекал, что при наших полезных ископаемых уже к середине ХХ века Россия станет главным промышленным гигантом Европы. Революция окончательно освободила страну от остатков феодализма. После гражданской войны в стране был огромный энтузиазм, который всегда бывает после революции. Но вместо того, чтобы дать стране спокойно развиваться, Сталин опутал ее сетью лагерей, заставил трудиться варварски из-под палки, начал "загонять ее к счастью". Целые поколения сошли в могилу, не зная, что такое достойная, обеспеченная, сытая жизнь. Нормальная жизнь!

Из досье "РГ"

Писатель и драматург Эдвард Радзинский известен как автор популярных историко-публицистических книг о трагических периодах русской и мировой истории, о крупных исторических личностях. Эти книги напечатаны в крупнейших мировых издательствах. Бестселлерами стали биографии Николая Второго, Сталина и Распутина. В 2009 году в свет вышла книга "Сталин: жизнь и смерть", представившая доскональный анализ психологии и личности "красного царя". С 1994 года Радзинский выпускает авторские документальные циклы на телевидении. Лауреат ордена "За заслуги перед Отечеством" IV степени, почетный член Российской академии художеств.

Российская газета