* * *
РЖ: Как Вы считаете, свидетельствует ли деятельность Путина за последние десять лет о том, что у него была программа действий или он просто реагировал на некие события? Если у него была программа действий, то в чем она заключалась? Если же такой программы не было, то какие события предопределили его стиль как руководителя страны?
Андрей Колесников: Мне кажется, что у Путина не было четкого видения того, что он будет делать со страной. Вряд ли он четко формулировал себе свою миссию. Во второй половине 1990-х Путин достаточно быстро поднимался по карьерной лестнице и всего лишь за три года прошел путь от заместителя управляющего делами администрации Президента России до премьер-министра. Эта определенная внезапность назначения премьер-министром в августе 1999 года говорит в пользу отсутствия у него четких планов и представлений. Когда происходят подобные неожиданные события, то планам, серьезным концептуальным представлениям о будущем, просто неоткуда взяться.
Безусловно, его назначение на пост премьер-министра имело целью разрешить ситуацию на Кавказе. Предшественник Путина Сергей Степашин, как считалось, для этого не подходил. Искали сильного человека, который бы мог стать преемником, хотя, конечно, тогда этот термин не использовался. Те, кто продвигал Путина на пост премьер-министра с прицелом на то, что он займет пост Президента, предполагали: Путин, во-первых, обеспечит преемственность власти, а во-вторых, преемственность аппаратную.
Тогда существовало понятие "семья" и в бытовом и в политическом смысле слова. "Семья" – это люди, входившие в ближний круг Президента Ельцина, и все они желали либо сохранить свои позиции, либо неприкосновенность. Все они были уверены, что эту миссию Путин сможет выполнить. Над вопросом, "Что означала преемственность для страны?", я думаю, в те времена никто и не задумывался. Поэтому взгляды Путина формировались во многом ситуативно, в качестве реакции на внутриполитические и внешнеполитические вызовы. Но нельзя не учитывать, что все эти вызовы наложились на его представления о мире и политике, которые у него существовали как сформировавшегося человека, аппаратчика и политика.
Поэтому мы получили ту эволюцию Путина, свидетелями которой и явились. Он начинал с относительно либеральных заявлений, прежде всего касающихся сферы экономики, внутренней политики, затем занял более традиционалистские, консервативные позиции. Это произошло не только под влиянием давления внешних обстоятельств, но и из-за представлений Путина о жизни. Сперва он стремился либерализовать российскую экономику, модернизировать ее сверху, но вскоре это прекратилось. Таким образом, ответ на знаменитый вопрос, "Who is Mr. Putin?" стал понятен еще в 2000-2001 годах, еще в те времена, когда он использовал либеральную риторику. Все его действия свидетельствовали о том, что он отступает от принципов либерализма как в политике, так и в экономике.
РЖ: То есть ответ на вопрос, "Who is Mr. Putin?" остается тем же, что и 10 лет назад?
А.К.: С моей точки зрения, подобный вопрос ныне уже не стоит. Для многих, тех, кто ассоциирует бэкграунд КГБ-ФСБ с определенными взглядами на жизнь, ответ на подобный вопрос был очевиден еще 10 лет назад, и люди эти в принципе оказались правы, несмотря на то, что Путин неординарный представитель сообщества спецслужб. Путин обладает очень высоким IQ. Он восприимчив к той информации, которая к нему поступает. Именно с этим и были связаны надежды на либерализацию его взглядов. Считалось, что как либерал-неофит Путин начнет быстро реализовывать принципы либерализма. Неслучайно, на первом этапе правления, экономическим советником Путина был Андрей Илларионов. Кстати, примерно через год, после назначения Илларионов уже перестал влиять как на Президента Путина лично, так и на решения, которые тот принимал.
Мне кажется, что правление Путина отмечено двумя чертами. Первая черта – рациональность. Он старался учитывать последствия своих решений, анализировать поступающую информацию. И тот факт, что до определенного момента Путин пытался удерживать разумные макроэкономические параметры, свидетельствует о том, что он – человек рассудительный. Вторая черта – его гигантская эмоциональность, которая проявлялась, например, в его резких, подчас неадекватных реакциях как на внешние, так и навнутренние вызовы. Эмоция просто превалировала над рассудком. Чем дольше Путин находился у власти, тем им более завладевали эмоции. Нарастание эмоциональности можно было легко заметить в период от Мюнхенской речи до начала войны в Южной Осетии.
РЖ: Можно ли утверждать, что как руководитель страны Путин состоялся в момент событий в Дагестане в августе 1999 года?
А.К.: Думаю, что да. Боевые действия помогают человеку в концентрированном виде представить себя публике, продемонстрировать представления о жизни, стиль управления, стиль политического и аппаратного поведения. Другой вопрос, что кто-то изначально скептически относился к его фигуре, а кто-то связывал с ним свои надежды. Причем надежды эти были разные. Либералы считали, что Путин будет либералом, традиционалисты-консерваторы были уверены, что он займет патриотические позиции. Конечно, он, вероятно, более оправдал надежды второго лагеря, но и здесь не все так однозначно. Нельзя сказать, что его политика была в чистом виде националистической. Он многослойный государственный деятель, которого нельзя рассматривать сквозь призму черного и белого.
РЖ:Стиль Путина сегодня часто противопоставляют стилю 1990-х годов, но, как известно, тогда на политической арене присутствовали и альтернативные Путину проекты. Нельзя, например, забывать о Лужкове и Примакове, которые, как считалось, в случае получения высшей власти в стране должны были пересмотреть, возможно, даже более радикально, чем это сделал Путин, наследие1990-х. Какие последствия могло бы иметь избрание на пост Президента страны Примакова или Лужкова?
Для начала я хотел бы сделать маленькую ремарку. Путин – это политик, сформировавшийся в 1990-е годы. В этом смысле он такой же политик, как Ельцин, Чубайс или Собчак. То есть он обладает всеми недостатками и достоинствами именно этого поколения политических деятелей. Что касается альтернативы, то, отступая назад в август 1998 года, следует помнить, что была и третья альтернатива – сделать преемником Виктора Степановича Черномырдина. В тот момент существовала серьезная историческая развилка. Лужковско-примаковский блок с примкнувшими к ним коммунистами предотвратили возвращение Черномырдина во власть, когда дважды проголосовали против утверждения его кандидатуры на пост премьер-министра. Если бы у власти тогда остался Черномырдин, Россия могла бы пойти по либеральному пути развития. Но страна эту развилку прошла, Примаков же явно продемонстрировал свое стремление стать Президентом России, а тогда он был реальной альтернативой Ельцину.
К 1999 году лужковско-примаковский альянс окончательно сформировался, и ему необходимо было что-то противопоставить, иначе линия преемственности, на которую надеялась "семья", не была бы проведена до конца. Начался поиск фигур, которые могли бы составить конкуренцию Примакову. Среди этих фигур оказался тогдашний министр железнодорожного транспорта Аксененко и Сергей Степашин. Именно Степашина назначили на пост премьер-министра, но кризис в Дагестане спутал все карты и потребовался более жесткий управленец. И тогда все взоры обратились на, как тогда казалось, очень жесткого и понятного человека – главу ФСБ Владимира Путина. Историческая, аппаратная и политическая логика привели к тому, что он стал премьер-министром России с дополнительной квалификацией "преемник".
Если бы в те годы победила программа Лужкова-Примакова, развитие России, наверное, шло бы немного иначе, но не было бы резкого поворота к полицейскому государству, отмене элементов рынка. Как показал опыт нахождения Примакова на посту премьер-министра он сам и его команда – крайне неэффективны в принятии управленческих решений. И это на самом деле было благом, поскольку выступало бы естественным препятствием в проведении авторитарного, антирыночного курса. В этом смысле, как ни странно, Россия Президента Примакова развивалась бы свободнее, чем развивалась Россия Президента Путина.
РЖ: Можно ли говорить, что агрессия в Дагестане, ознаменовавшая начало правления Путина, и "Пятидневная война" в Южной Осетии, пришедшаяся на первый год правления Медведева, предопределили политическую повестку дня лидеров России?
С военно-политической точки зрения едва ли можно говорить о смене политической повестки дня. Условно говоря, повестка осталась приблизительно той же самой. Вызвано это, как считают многие, преобладающим влиянием Путина на управление страной. Другое дело, что в этих событиях можно усмотреть некоторые сходства. События в Дагестане предопределили жесткий, полувоенный стиль управления, свойственный Путину, а события в Южной Осетии предопределили если не стиль управления Медведева, то, по крайней мере, "взорвали" всю его политическую повестку. Как мы помним, он начинал свое президентство с заявки на судебную реформу, борьбу с коррупцией и так далее. Так "Пятидневная война" довольно сильно поменяла политическую повестку нового Президента. Но и не только она. Не стоит пренебрегать и влиянием всемирного экономического кризиса. И это достаточно серьезное отличие начала правления двух Президентов. Кроме того, у Путина был практически карт-бланш на проведение политики, а у Медведева просто связаны руки.
РЖ: Как вы в целом оцениваете десятилетие правления Путина?
В десятилетие Путина Россия пошла совсем не по тому пути, по которому могла бы идти. Начиная с 2003 года, фактически второго срока Президента Путина, Российская Федерация находится в состоянии экономической, политической, культурной и психологической стагнации. Это состояние не похоже на состояние СССР времен "застоя", хотя наблюдается много примет того времени. Проблема в том, что Россия получила ложную стабильность, которая таит в себе разнообразные риски, в том числе и риски системного кризиса. Наша страна, получив ложную стабильность, утратила пассионарность, импульс к развитию, произошла консервация исконно российской матрицы "Догоняющего развития". Беда в том, что предстоит пройти очень сложный путь, чтобы выбраться из этого состояния.
Беседовали Любовь Ульянова и Константин Аршин
RussianJournal