Тест на протест

Растущие протестные настроения, о которых в последнее время все чаще и увлеченнее говорят, — реальность, с которой властям разного уровня придется что-то делать. Весь вопрос, что и как. Готов ли изрядно «поднявшийся» в «тучные нулевые» бюрократический аппарат искать новые методы работы с недовольными массами? Не с «несогласными», а именно с недовольными...

   Тутаев и далее везде?

   18 января с.г. на Тутаевском моторном заводе прошел митинг протеста против массовых сокращений. «Недовольство властью зрело в Тутаеве давно. Последней каплей стало объявление городских властей о повышении тарифов ЖКХ на 40% и сокращении 1000 человек с градообразующего предприятия — Тутаевского моторного завода, — сообщил один из региональных сайтов. — Власти попытались акцию из центра города перенести на окраину, но озлобленный народ собрался на традиционном месте, в районе торгового центра «Звездный». После чего, по разным данным, 150—200 рабочих то ли на 15 минут, то ли на полчаса перекрыли федеральную трассу Ярославль—Рыбинск. «Только милиция смогла оттеснить тутаевцев с трассы, — продолжает сайт. — Лидеры протестующих были задержаны, но после составления административных протоколов бунтарей освободили».

   По некоторым данным, 25 милиционеров оказалось достаточно, чтобы нормализовать ситуацию в Тутаеве. В Приморье, где в конце декабря группа граждан протестовала против повышения пошлин на иномарки, сил местной милиции не хватило, и в дело был пущен вызванный из Москвы ОМОН.

   То, что реакция властей оказалась не очень адекватной, сейчас признают многие. Депутат Госдумы от Приморья, единоросс Руслан Кондратов считает, что «действия силовиков были неоправданно жестокими». Силовики оказались просто не готовы в такой обстановке навести общественный порядок, в итоге пострадали не только протестующие, но также журналисты и зеваки». Урон, нанесенный стабильности в регионе, налицо. И хотя «в настоящее время сделаны определенные выводы и делается все для того, чтобы декабрьские события больше в Приморье не повторились, теперь, если митинги и в дальнейшем будут проходить, то, с большой вероятностью, примут политический оттенок и будут проходить под флагами оппозиции», — говорит Кондратов. И это притом, признает он, что «своими действиями оппозиционеры не пытаются найти конструктивных путей решения проблемы, а наоборот, еще больше накаляют и без того разогретую обстановку».

   Возможно, в Тутаеве учли неудачный опыт Приморья, и поэтому в городке Ярославской области ситуация стабилизировалась с меньшими репутационными потерями для власти.

   Однако надолго ли — вот вопрос, который все чаще задают во властных и околовластных кабинетах, и не только по поводу событий во Владивостоке и Тутаеве, но и в целом в стране.

   Ведь кризис — это не только повышение пошлин на иномарки, но возможные массовые закрытия градообразующих предприятий. Плюс еще рост тарифов и цен на основные виды товаров. В России это уже происходит, хотя на «гнилом» Западе, говорят, много чего дешевеет (впрочем, они там всегда «красиво загнивали»). Это значит, довольных будет все меньше, а недовольных все больше.

   На что может пойти эта немалая масса недовольного народа, если, не дай бог, кризис пойдет по «пессимистическому сценарию»?

   Оценки разнятся

   Здесь, как говорится, сколько людей столько и мнений. Кризис вообще застал экспертное сообщество врасплох. А уж по части прогнозов — полная беда. Даже вполне себе официальные прогнозисты путаются в показаниях: кто-то полагает, что все рассосется к лету, кто-то — к осени, кто-то — к следующему лету, кто-то — к следующей осени. Отдельные товарищи призывают затянуть пояса до 2012 года, но руку на отсечение, что тогда уж точно все нормализуется, на всякий случай не дают.

   Между тем масштаб социального протеста (в том числе и возникновение угроз политической стабильности) будет зависеть от нескольких факторов.

   Два главных — продолжительность и глубина падения. Одно дело — полгода: тут и накопленных госрезервов хватит, чтобы локализовать тут и там возникающие проблемы. Другое дело — 2012 год: накопленного в «тучные нулевые» на 3—4 года точно не хватит. А значит, возможности влиять на ситуацию у властей станет катастрофически меньше. Очевидно, что достоверного прогноза по этим двум критериям нет, наверное, ни у кого. Отсюда и нервозность.

   Еще одни фактор — степень организованности протестных масс. На сегодняшний день большинство экспертов сходятся во мнении, что протестный потенциал в стране достаточно локален. И если вспышки недовольства в отдельных городах вполне возможны, то предпосылок для того, чтобы протесты происходили скоординированно в масштабах страны, пока не наблюдается.

   «У потенциальных протестных групп нет общей организации, и такую инфраструктуру очень сложно создать, — полагает вице-президент Центра политических технологий Андрей Макаркин. — Думаю, что тем людям, которые захотят с этим «играть», вряд ли удастся ее создать».

   «Подходящая для таких целей структура есть у коммунистов,— продолжает эксперт, — однако они вряд ли будут ее активно задействовать, ведь это весьма рискованное занятие». Власть недвусмысленно предупредила политические силы: за флажки не заступать! А нынешняя КПРФ, продолжает Макаркин, «это своего рода кентавр: в одних случаях они оппозиционеры, а в других — предпочитают договариваться с властью». Радикальная же оппозиция слишком слаба для этого.

   Следующий фактор, который повлияет на размах протестного движения, — наличие общих интересов у различных социальных групп. Чтобы протест был по-настоящему массовым, нужно, чтобы в одном времени и пространстве сошлись, скажем, недовольные пенсионеры, рабочие с закрывшегося завода и представители мелкого бизнеса. Власть на местах должна мониторить такого рода вещи (даже депутатам Госдумы дано задание отслеживать ситуацию) и соответствующим образом действовать. Хотя бы добиваясь того, что протест разных категорий недовольных не приходился на одно и то же время и место.

   Для массового протеста необходимо также наличие вожаков, способных поднять людей на массовые выступления. Вряд ли для таких целей подойдут раскрученные на «Маршах несогласных» политические фигуры — их слишком легко заподозрить в циничном использовании ситуации. И это мощный ресурс власти для компрометации такого рода деятелей.

   «Можно создать информационный фон, что это непатриотичные люди, сепаратисты, недобросовестные бизнесмены, «пятая колонна» и т.д., — говорит Макаркин. — И в этом случае власть вполне может пойти на «приморский сценарий». Другое дело, если протестовать будут рабочие какого-нибудь градообразующего предприятия. «Тут приморский опыт не подойдет: скорее всего, власть попытается договориться с протестующими, пока будут финансовые возможности, отсекая от народных масс разного рода оппозиционеров, — полагает Макаркин. — Этот вариант опробирован еще во время протестов по поводу монетизации льгот: главное, чтобы хватило денег».

   Власть и протест

   Конечно, многое будет зависеть и от умения властей всех уровней эффективно действовать в кризисных условиях, притом что качество бюрократического аппарата в условиях кризиса имеет тенденцию к ухудшению. Особенно остро эта проблема может встать на низовом уровне, от которого во многом и будет зависеть уровень жизни на местах.

   Именно поэтому некачественность и некреативность низового звена придется компенсировать чиновникам в Москве. По оценкам экспертов, профессиональная подготовка высшей бюрократии, отвечающей за макроэкономику, сомнений не вызывает. «У нас есть очень хорошие бюрократы, болеющие за страну и знающие, что нужно делать, — говорит предправления Института современного развития Игорь Юргенс. — И в настоящее время многие из них работают в антикризисном штабе Игоря Шувалова: знаю, что работают сутками».

   Не менее профессионально действуют и чиновники, отвечающие за качество телевизионной картинки. Чего стоит, например, круглосуточное телевизионное освещение «газового кризиса»! Результат не заставил себя ждать. Во-первых, Россия, и это признают даже на Западе, конечно же, выиграла информационную «войну за газ». Но, во-вторых (и это в нынешних условиях не менее важно), внутри страны все только и делали, что обсуждали газовую проблему и на чем свет стоит костерили «хохлов с прыщавым Ющенко во главе».

   В очередях — в аптеках, магазинах и поликлиниках, на автобусных остановках и во дворах наиболее активный электорат — пенсионеры — с гораздо большим энтузиазмом обсуждал Украину и наш газ, чем выросшие после нового года доллары и евро, а с ними вместе — цены на лекарства и продукты питания. Что и говорить: властям пока удается решать задачи психологической адаптации населения к кризису. По крайней мере, в больших городах. «Но это здесь, в Москве, под взглядами Медведева и Путина, — сетует Юргенс, — на местах же работают «по-разному». Случай с посылкой московского ОМОНа в Приморье весьма показателен: местные чиновники просто не смогли вступить в контакт с людьми, что-то разъяснить им, а затем, расписавшись в собственном бессилии, они не сумели даже собственный ресурс в лице приморской милиции употребить, пришлось обращаться в Москву».

   Между тем создавать ситуацию, когда по любому вопросу местные власти будут кивать на федеральный центр, в условиях кризиса просто недопустимо. Вероятно, именно поэтому реакция Москвы на действия приморских чиновников была хоть и не публичной, но весьма и весьма жесткой...

   «Пусть покажут расчеты, а не дутые цифры»

   «Никто из оппозиционеров не просчитывал реальное количество недовольных», — уверен бывший замначальника управления внутренней политики администрации президента РФ (2003—2008 годы), директор Центра политической конъюнктуры Алексей ЧЕСНАКОВ.

   — Как вы оцениваете масштабы протестного потенциала в стране?

   — Сегодня протестный потенциал в пределах традиционных рамок. По декабрьским оценкам социологов, лишь около 20% населения готовы присоединиться к массовым протестным акциям. Год назад таких граждан было 24%, а во время наиболее серьезных протестов в ходе монетизации льгот в 2005 году было 27%. Хотя, естественно, если кризис будет углубляться и социальное напряжение в связи возможным массовым сокращением рабочих мест и невыплатой зарплат будет нарастать, то количество недовольных, готовых поучаствовать в акциях, естественно, будет увеличиваться.

   — Насколько это опасно, когда пятая часть населения готова участвовать в акциях протеста? Это много или мало с точки зрения возможных политических последствий?

   — Все зависит от того, что понимать под протестными акциями. Если это демонстрации, митинги, какие-то другие действия неэкстремистского характера, то для социальной и политической ситуации в целом это неопасно, а временами даже и полезно. Если часть политиков попытается воспользоваться ситуацией и станет дополнительно «разогревать» граждан, выталкивать их за пределы законной политической активности, действовать на грани экстремизма, то политические последствия могут быть серьезными. Нужно только учитывать, что такие действия могут привести к серьезным последствиям как для власти, так и для их организаторов.

   — Пока, оценивая масштаб протеста и реакцию на него властей, все ориентируются на акцию приморских автомобилистов...

   — Некоторые журналисты почему-то излишне испуганно и эмоционально ориентируются на эту акцию. Возможно, потому, что она была жестко пресечена. Однако не нужно выдавать желаемое за действительное: это была локальная по территории и по проблеме акция с локальными же последствиями.

   — Так как раз реакцию властей все и обсуждают. Насколько, на ваш взгляд, она была адекватна?

   — Весь вопрос, каких властей? ОМОН, насколько я понимаю, туда был подтянут по запросу региональных властей. Судя по информации, акция была незаконной. Мне, может быть, и не нравится, как действовал ОМОН, но МВД проводит свое ведомственное расследование, правозащитники — свое. Это их работа. ОМОН во всех странах, к сожалению, плохо приспособлен к уличной демократии. Это профессиональное.

   — Есть разные точки зрения по поводу того, какой размах будет у протестного движения. Одни уверены, что протест будет локальным. Другие — особенно часто об это говорят оппозиционные политики — предрекают, что акции могут приобрести общероссийский масштаб. Ваше мнение?

   — Никто из тех оппозиционеров, кто пугает нас массовыми протестами, не просчитывал реальное количество недовольных. Пусть покажут расчеты, а не дутые цифры, которые они предъявляют спонсорам. Подход математически прост: какое число людей в ближайшее время могут потерять работу или не будут получать зарплату и сколько из них готовы выйти на улицу и активно действовать против власти. Если есть такого рода исследования, давайте их обсуждать и говорить об опасностях. Если же кто-то, исходя из принципа «чем хуже, тем лучше», просто сотрясает воздух страшилками, то это несерьезный разговор. Реальная цена такой оппозиционной статистики известна. Касьянов, к примеру, в одном из последних интервью заявил, что в России против власти «сотни миллионов граждан» (в России проживает 142 миллиона человек). Другой оппозиционный деятель договорился до того, что в стране «граждане с затравленными лицами шныряют в поисках хоть какой-нибудь работы». Это все эмоции, а не расчеты.

   — А у власти такие расчеты есть?

   — Безусловно, есть. Другое дело, что она их нам с вами не демонстрирует. За последние полгода я не видел конкретных расчетов министерств по данной проблеме, но вообще ресурсы, методики и данные для подобных исследований есть. Честно говоря, власти нет смысла обнародовать данную статистику. Она что, должна маркетинговые исследования для оппозиции проводить?

   — Как, на ваш взгляд, в условиях кризиса и возможного нарастающего протеста должно вести себя телевидение — главный в стране коммуникатор?

   — Как и всегда: оно не должно быть, с одной стороны, нагнетающим эмоции провокатором, а, с другой стороны, неумелым успокоителем-психотерапевтом. СМИ в силу своей природы часто склонны как излишне драматизировать, так и игнорировать некоторые темы. Пока им удается находить разумную пропорцию и действовать так, как и должны действовать СМИ, то есть показывать, как есть на самом деле.

   Беседовал Владимир Рудаков

   «С точки зрения пиара власти действуют абсолютно грамотно: нашим гражданам нужно знать, что они не брошены в этой трудной ситуации», — полагает гендиректор социологической компании «Башкирова и партнеры» Елена БАШКИРОВА.

   — Насколько велик протестный потенциал в стране?

   — Мы обычно спрашиваем респондентов, собираются ли они принимать участие в следующих мероприятиях: подписывать петиции, участвовать в бойкотах, в санкционированных демонстрациях, митингах, шествиях, отдельно спрашиваем об участии в несанкционированных акциях. Причем этот вопрос мы задаем несколько раз в год на протяжении десятка лет. То есть мы имеем данные в динамике. Анализ этих данных не позволяет нам говорить о том, что сейчас в связи с кризисом возросла готовность протестовать. На протяжении последних 10 лет число готовых участвовать в различных акциях протеста колеблется в пределах 20—30%, причем показатель 30% приходится на 2006 год, а не на конец 2008-го. То есть мы можем говорить о том, что тенденции к значительному росту уровня протестного поведения пока не наблюдается.

   — Можно ли доверять ответам граждан на такие вопросы? Во-первых, человек может не признаться в своих «подрывных» намерениях, а, во-вторых, сегодня он работает и не думает об акциях протеста, а завтра потерял работу, и вот он уже с плакатом на улице...

   — Конечно, в социологических исследованиях мы фиксируем вербально выраженную готовность к протестному поведению, но это не значит, что все эти люди завтра окажутся на улице и будут протестовать.

   — Дает ли в этом случае социология объективную картину? Можно ли доверять этим данным?

   — Доверять социологии можно и нужно, если вы уверены, что применяется правильная методология и что выборка научно обоснована. Конечно, часть респондентов либо уклоняется от ответа, либо, может быть, не совсем искренна в своих ответах. И, конечно, часть из тех, кто заявил об отсутствии намерений протестовать, способна на стихийные поступки и сегодня не знает, что будет делать завтра. Но хочу обратить ваше внимание: мы замеряем не реальные действия людей, мы не считаем по головам тех, кто пришел на акцию, — мы не милиция. Мы замеряем вербальную готовность людей участвовать в акциях протеста. Но поскольку мы работаем с большими числами (опрашиваем 1500—2000 человек по всей стране), то об общих тенденциях мы, конечно, говорить можем. И в этом смысле нашим данным можно доверять. К тому же, по нашим наблюдениям, реальных участников акций протеста меньше, чем тех, кто говорит нам о своей готовности к протестному поведению. Обратной тенденции мы пока не фиксировали.

   — Сейчас все обсуждают акции протеста в Греции и странах Балтии, где жгли машины, вступали «в контакт» с полицией. У нас такое возможно?

   — Тенденция такова: на сегодняшний день уровень протестного поведения у нас в стране достаточно низкий. Он гораздо ниже, чем, скажем, в Западной и даже в Восточной Европе. Каждые 5 лет мы принимаем участие в международном исследовании «Мировые ценности» и каждый раз фиксируем наше отставание по показателю «протестная активность» от европейских стран.

   — Но есть еще одна методологическая проблема: опрос дает «среднюю температуру по больнице». В столицах живут миллионы сравнительно сытых граждан, которые «смазывают» результаты, полученные в маленьких неблагополучных городках.

   — Нет, наша выборка отражает модель общества. Выборка строится пропорционально размерам населенных пунктов, в которых проводится опрос.

   — Так я про это и говорю: из 900 москвичей скажут, что готовы протестовать, лишь 90, и это будет 10%. А из 6 опрошенных жителей маленького городка, где закрылось единственное предприятие, протестовать собираются пятеро. И это будет почти 85%. Но в результате усреднения мы получим те же 20% в целом по стране. У вас есть данные отдельно по городкам и отдельно по столицам?

   — Что значит усреднение? Существует разный уровень анализа: мы имеем возможность отдельно анализировать данные по отдельным населенным пунктам, регионам, субъектам Федерации или федеральным округам. У нас есть данные и по городам-миллионникам, и по маленьким городкам, и по сельским поселениям.

   — Отличия есть?

   — Конечно, есть. Но какие это отличия? В деревнях и маленьких городах уровень политической активности ниже, чем в больших. Да, жизнь там, может быть, и тяжелее. Но, с другой стороны, протестные действия — они же не всегда спонтанны. Нужны организаторы, нужны те люди, перед кем демонстрировать протест. В глубинке с этим проблемы. С одной стороны, «настоящих буйных мало», а с другой стороны, в некоторых населенных пунктах одна-две улицы: кому там что демонстрировать? И где — от колодца до березы? В крупных же городах все наоборот.

   — То есть вы хотите сказать, что в маленьких городах, где закрываются градообразующие предприятия, протест будет ниже, чем в среднем по стране?

   — Нет, я такого вывода не делаю. Я говорю о том, что уровень протестного поведения и в глубинке, и в целом по стране у нас ниже, чем в Европе. И сейчас в период кризиса он не стал больше, чем был до кризиса. По крайней мере массовых вспышек мы не прогнозируем. Да, люди где-то могут выйти на улицы. Но одновременно — сразу во многих городах страны — люди выходить на улицы не собираются. Это значит, что пока (по состоянию на конец декабря 2008-го — начало января 2009-го) речь может идти только о локальных акциях протеста. При этом люди не готовы к крайним формам протеста. Причины очевидны: и кризис еще не вступил в критическую фазу, и граждане, даже потерявшие работу, или те, которым снизили зарплату, еще не готовы выходить на улицу. Они пока ищут другую работу или приработок на стороне.

   — Как вы оцениваете эффективность антикризисных шагов власти?

   — Собственно антикризисные меры правительства более половины населения, судя по нашему опросу, проведенному в Москве, на себе пока не очень ощущает. Однако, с другой стороны, Медведев и Путин постоянно появляются на экране и демонстрируют гражданам, что им проблемы населения известны, они держат ситуацию под контролем и все, что можно сделать для смягчения последствий кризиса, будут делать. Для населения это крайне важно. Самое главное, чего ждет народ от политических лидеров, — это заботы о себе, выраженной хотя бы на вербальном уровне. Все опросы — и наши, и коллег — показывают, что население очень позитивно оценивает заботу властей. Это своего рода психотерапия, но она очень важна. И с точки зрения государственного пиара власти действуют абсолютно грамотно. Нашим гражданам нужно знать, что они не брошены в этой трудной ситуации — это свойство нашей ментальности.
  
   Беседовал Владимир Рудаков

Профиль

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе