Как часто и совершенно ошибочно нам кажется, что жизнь во Христе, с одной стороны, и профессиональная деятельность, а тем более творчество, с другой стороны, – несовместимы.
Размышляет протоиерей Александр Лаврин, клирик храма в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник» в Царицыне.
На протяжении всего XX столетия в нашей культуре были приняты за норму обвинения в недостаточной даровитости. «Ты так говоришь/делаешь, потому что он талантлив, а ты нет!» – расхожая фраза. А что делать, если у кого-то определенного таланта действительно нет? Постоянно ставить ему на вид: «Вот он гениален, а ты – так себе?..»
На самом деле нет на свете человека, исполненного всеми способностями сразу, как нет и того, кому вообще ничего не дано. В составе Церкви степень дарования никого не может поставлять выше или ниже другого. Разным людям для спасения нужны разные же таланты. И оказывается, дело даже не в степени одаренности. В Евангелии Господь всегда говорит не столько о самих талантах или их количестве, сколько о том, как их применить. Вспомним притчу о талантах (Мф. 25:14–30). В ней не важно, сколько у кого талантов, ведь, в конце концов, и о том, у кого пять талантов, и о том, у кого два, сказано: «в малом был верен…» Про количество, впрочем, тоже упомянуто, но, оказывается, важна не сумма дарований, а то, что дано «каждому по его силе» (Мф. 25:15). Однако все это только условие, а задача – не зарыть ни одного таланта в землю, отдать их в рост, употребить усилие – развить их.
В мастерской художника.
Фото А. Заболоцкого
Так и у апостола Павла: «И как по данной нам благодати, имеем различные дарования, то имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; …раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с добрым изволением» (Рим. 12:6–8). Он также ставит акцент не на самих дарованиях, о них он говорит просто как о данности, а на том – каким образом их реализовать, с каким внутренним настроем, с какой мерой. Для него главное, чтобы новообращенные христиане ощущали, сознавали, переживали себя членами единого Тела Христова. Что они Ему причастны. Поэтому в основу служения друг другу он полагает веру, простодушие и сердечность (в этом смысле очень характерны его слова в послании: «Любовь да будет непритворна… будьте братолюбивы друг к другу с нежностью» (Рим. 12:9–10).
Любой талант дан человеку Богом. Мы ничего не сделали для того, чтобы его получить: просто родились. Мера нашей ответственности – как данными нам дарованиями мы будем работать. Если мы используем талант ради себя – мы «зарываем его в землю». Любой талант духовен, так как он всегда – дар Бога. Но таланты сами по себе внеморальны. Поэтому их можно сделать, например, инструментом корысти, а то и вовсе целенаправленно поставить на службу злу. Тогда с развитием мастерства будут только возрастать бессовестность и цинизм души, отчуждая от обладателя дарований не то что Царствие Божие, но даже и возможность простых человеческих отношений. Все в этом случае станет фальшивым. Поэтому, повторю, важно не наличие талантов, а их целеполагание.
Последователи Христа призваны приумножать полученное, а это возможно только тогда, когда талант соединяет человека с другими. По апостолу Павлу – с ближними, любимыми. Это, конечно, прежде всего – братья во Христе. Поэтому он призывает: «принимайте участие в нуждах святых (в послании – это обычные христиане), ревнуйте о странноприимстве… будьте единомысленны между собою» (Рим. 12:13–16). Но ближним, любимым может стать – любой: «Благословляйте гонителей ваших», – продолжает апостол и подчеркивает: «благословляйте, а не проклинайте… никому не воздавайте злом за зло, будьте в мире со всеми людьми» (Рим. 12:14, 17, 18). И увещевает: «радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим. 12:15).
В конечном итоге талант должен соединять с Дародателем: «Господу служите» (Рим. 12:11). Мы порой лукаво разделяем служение Богу и людям и условием первого совершенно ошибочно полагаем изоляцию от других. Типичны истории, когда человек рассказывает о том, что живет один, старается ходить только в церковь, дома молиться, с людьми не общаться, чтобы «не искушаться»… И дальше – обрыв-резюме: «Поэтому я, в общем-то, практически не грешу» (как будто главная добродетель – запереться в четырех стенах). Однако самое существование тогда становится грехом, подобием смерти – совершенной эгоцентрической самозамкнутостью.
Господу мы служим именно тогда, когда взыскиваем в человеке образ Божий. И критерий служения Богу – служение ближнему. Вспомним слова Иоанна Богослова: «…Не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит?» (1 Ин. 4:20). Без обретенного в этой жизни навыка видеть Бога в других – не узреть Его Самого и за гробом! Желание одиночества, переживание его – образ ада.
Исполнение талантов во взаимоотношениях с Богом и людьми связано с самопознанием. При этом необязательно человек должен продвигаться в постижении глубин своей страстности, падшести. Человеку может открыться и то благое, что вложил в него Господь, чем он может в этой жизни воспользоваться, на что в своей душе опереться. «Делай любое дело так, как будто делаешь его перед лицом Господним», – предлагает Церковь. Такова была жизнь подвижников благочестия с самых древних времен, вспомним Еноха, ходящего пред Богом (Быт. 5:24). Пусть нам недоступна такая степень общения с Богом. Но стремление к такой близости с Ним – это возможность роста, в котором главное даже не столько развитие наших умений, мастерства, сколько возрастание совести. Она при таком подходе постепенно становится более чуткой, взыскательной – доброй.
Примером нам здесь может быть наше покаяние. Если во главу угла мы будем ставить грехи, то получим только некий самоанализ нашего поведения. Но «жертва Богу дух сокрушен» (Пс. 50:19). Человек может исполниться этим духом только тогда, когда во главу угла ставит не грехи, а Иисуса Христа, поставляет себя, как Енох, пред Его лицом. Тогда оживает и совесть, открывая грехи как жизнь без Бога, и они свидетельствуют именно об этом, об этом же только и может быть сокрушение души.
Честное следование наставлениям апостола Павла неизбежно вскроет ограниченность человеческой души: везде и всюду она живет своей персоной, ищет смысла и утехи вне Христа, в обладании чем-то или кем-то в окружающей действительности. Поэтому мы так уязвимы. Для нашей гордости все трудно: любая неудача переживается прямо пропорционально самолюбию. Тогда как смиренный человек может сочувствовать грешнику, и зло на нем останавливается. Потому что смирение и кротость – это качества не наших душ, а Христовы: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11:29). Следовательно, смиренный тот, в ком уже безусловно присутствие Господне. В конце 12 главы апостол говорит об этом: «Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12:20–21).
Язычники слушали и пленялись свидетельством апостолов потому, что встречали взамен обычно принятого у людей мстительного – Христово отношение к любому встречному и поперечному. Когда ученики Господни благословляли проклинающих, благотворили ненавидящим, тепло молились за обижающих и гонящих (Мф. 5:44), это как раз и являло иудеям и язычникам проповедуемого им Христа распятого. Об этом же отношении апостол Павел в другом своем послании говорит так:«Для всех я был всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9:20–22).
Образ «горящих угольев» у нас часто интерпретируется как Божия кара. И в качестве обоснования этой мысли полагаются слова апостола: «Не мстите за себя… но дайте место гневу Божию» (Рим. 12:19).
Иоанн Златоуст, который, пожалуй, больше всех других учителей Церкви говорил о гневе Божием, всегда предостерегал ни в коем случае «не подразумевать под ним ничего человеческого». Также и Антоний Великий говорит: «Живя добродетельно, мы бываем Божиими, а делаясь злыми, бываем отверженными от Него; а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. …Так что сказать: Бог отвращается от злых есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишенных зрения».
И даже следующие слова Господни: «Мне отмщение, Я воздам» (Рим. 12:19), – на самом деле лишь подтверждают постоянство Его Любви к нам. Как Он мстил грешникам? Посылал Своих пророков, Сам стал Человеком и взошел на Крест, взяв на Себя грехи мира, отправил Своих учеников-апостолов, которые всегда и всюду были для всех всем, чтобы спаслись хотя бы некоторые! Вот и вся Его месть. Суды Его – суды снисхождения и милосердия. Поэтому отмщение – Ему, а не мне. Я хочу расправиться, а Он – спасти, «ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (Лк. 19:10). То же говорит и апостол: «Бог хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2:4). Следовательно, слова апостола о горящих углях скорее не о каре, а о разбуженной совести.
Евангельское слово открывает и обличает трагическую несвободу человека: полную зависимость от внешних условий и отсутствие самостоятельной власти над своими чувствами и желаниями (вспомним народную пословицу: сердцу не прикажешь). Отсюда непостоянство и относительность человеческой любви, дружбы, доверия…
Апостол Павел, предлагая на протяжении всей 12 главы образы действия, словно подводит нас к главному выводу: попробуйте исполнить все так, как я вам предлагаю, и увидите, насколько ваших сил не хватает и это неизбежно приведет вас к общению со Христом, к взысканию Его жизни. Ваша относительная, ограниченная любовь преобразится Его совершенной Любовью, принимающей «праведного и грешного, доброго и злого» (Мф. 5:45). Это и есть в Священном писании – «научение».
Протоиерей Александр Лаврин
Евангельское «научитесь от Меня» так же сродни Господним словам в Апокалипсисе: «Вот, стою у двери: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему…» (Ап. 3:20). Возможность слышания дает, обновленная Богом, совесть, дверь же отворяется «сокрушенным духом» (который добавим – всегда и благодарный). Поэтому евангельское исполнение талантов, о которых говорит апостол, должно открыть в человеке главное – присутствие Божества.