Эзотерический синдром религиоведения

Беседа о проблеме религиоведения в России, научном сообществе и сайте Religo.ru

Сайту Religo.ru исполнилось три года. Мы поговорили с его главным редактором о роли религиоведов в медиа среде, академическом сообществе и будущем сайта.

© r8r

Юлия Полевая: Ты помнишь, что писал в той колонке про начало Religo?

Ивар Максутов: Нет, честно говоря, очень смутно. Которая называлась «Нужны ли нам религиоведы»?

Ю.П. Да. Там в принципе было объяснено, зачем нужен сайт Religo. Твои взгляды изменились с тех пор?

И.М. Ну, во-первых, ту колонку мало кто понял. Она, как мне казалось, предельно понятная, но в действительности люди, которые ее читали, слышали в ней совершенно разные вещи, и подчас противоречивые. Когда мы придумывали Religo, идея была до ужаса простая, что в медиа нет религиоведения. Во-первых, оно не понятно подавляющему большинству читателей различных средств массовой информации, во-вторых, отсутствует в обществе понятный статус религиоведа, то есть кто такой религиовед, чем он занимается, где он работает. В лучшем случае люди считают, что религиоведение — это какая-то теология, научная теология. Что совсем не так, разумеется. И нам было понятно, что нужно эту ситуацию менять. И поскольку мы не можем проникнуть в существующие средства массовой информации в качестве реальных агентов и участников процесса, а попадаем только в качестве комментаторов, и наши слова либо перевираются, либо каким-то образом кастрируются, то нужно создать свой ресурс, в котором мы будем предлагать религиоведческие статьи, будем рассказывать о религиоведах, где мы будем показывать, что такое религиоведение и предлагать аналитику, того, что происходит в мире религии. Был у нас какой-то опыт участия в медиа, было более ли менее понятно, как сайт выстроить и собственно мы включились в эту авантюру, которой исполнилось 3 года. Набили много шишек, много чему научились и даже повлияли на тех людей, которые о религиоведении ничего не знали, но на Religo увидели религиоведение с человеческим лицом. Кто-то считал, что это глянцевое религиоведение, потому что оно такое прилизанное, красивое, вроде как не проблемное и не научное. А надо сказать, что в религиоведческом пространстве и вообще в медиа сегодня в принципе нет хороших религиоведческих ресурсов. Часть людей считали, что Religo станет научным сайтом, а мы все-таки видели его цель в первую очередь в донесении до широкой аудитории информации о том, что такое религиоведение, с чем его едят. Мы предполагали, что какая-то часть «тяжелого» контента там будет, но она не будет доминировать. И поэтому в первой колонке посыл «нужны ли нам религиоведы» подспудно предполагал, что религиоведы не нужны сейчас, потому что они не понятны, но нужно сделать их понятными, и тогда они будут нужны.

И в принципе уже тогда конфликт, который есть сейчас, это перетягивание каната между религиоведами и теологами, существовал, а теперь он вышел на поверхность. Мне было понятно три года назад и понятно сейчас, что религиоведение в этом перетягивании каната с теологией неизбежно проиграет, потому что за теологией стоит в России очень крупная, пользующаяся поддержкой государства институция — Русская Православная Церковь. А за религиоведением не стоит никакой институции и даже нет никакого сообщества, которое было бы хоть сколько-то единым, могло бы объединиться и, скажем, написать открытое письмо, выступить с заявлением. Банально, но в российском религиоведческом пространстве отсутствует ассоциация, которая могла бы влиять если не на принятие политических решений, то, по крайней мере, доносить до общества какие-то важные проблемы, которые существуют в образовании, и прочее. И я понимал, что нужно тему религиоведения популяризировать, чтобы люди о ней узнавали. На самом деле, оказалось, что, несмотря на то, что посещаемость ресурса и охват аудитории позволял желать лучшего, все равно мы смогли кое-что изменить в представлении общества.

Ю.П. Что-то изменилось с тех пор в медиа пространстве? Сейчас понятно, что ты, по сути, опередил события, то есть необходимость религиоведов и такого СМИ.

И.М. Я не уверен, что эта необходимость уже возникла. Я думаю, мы опередили события лет так на 10. Потому что за последний год все события, как часы патриарха, квартира патриарха, Pussy Riot, кафедра теологии в МИФИ, связаны с позицией РПЦ в российском обществе и политике. Реальная потребность в религиоведческом ресурсе возникнет у широкой аудитории тогда, когда будет реальная конкуренция религиозных агентов, то есть представителей религиозных организаций. Сегодня такой конкуренции нет. На самом деле, даже если смотреть статистику Religo, то он был в Украине популярнее, потому что там, в отличие от России, при всех трудностях есть реальная конкуренция между множеством религиозных организаций. И эта конкуренция порождает живой интерес в общественной дискуссии, а в России такой интерес возникает в первую очередь в связи с каким-то событием или скандалом в Русской Православной Церкви, либо в связи с террористическими актами или обострением фундаменталистких или экстремистских групп. И второе возникает гораздо реже, чем первое, хотя на самом деле фундаментализм в России, как православный, так и исламский набирает обороты, и к нему внимание должно быть приковано более пристальное. Но пока, я боюсь, что этот проснувшийся интерес не тот, который позволит Religo стать достаточно популярным ресурсом, хотя аналогов у него в России нет, то есть нет ни одного издания, которое освещало бы тему религии и делало бы это с помощью религиоведов. Есть отдельные нишевые издания, которые ориентированы на очень специальную аудиторию, на православные сообщества, или есть журналы «Вокруг света» и Geo, которые могут делать время от времени интересные статьи о религии. Дилетантские, но хорошие.

И ситуация за три года изменилась некоторым образом, тема религии стала выходить в топы. Но требуется аналитика, требуются эксперты, а экспертов-религиоведов нет, тем более медийных. В результате оказывается, что экспертами выступают представители религиозных организаций, потому что передача на радио или ТВ с популярным священником понятнее, чем передача с религиоведом. До тех пор, пока не будет достаточная свобода деятельности религиозных организаций, до тех пор, пока они не будут конкурировать на рынке религиозных идей как равноправные агенты, интереса к религиозной теме в медиа не будет.

Ю.П. Так в России же это невозможно.

И.М. Почему? Это возможно, причем это возможно даже в условиях авторитарной политической системы. По всей видимости, просто пока не созрела почва. Этот тренд, который мы угадали три года назад, по всей видимости, будет нарастать. И чем сильнее будет конкуренция между религиозными традициями, тем больше интерес будет в медиа. Понятно, что специалисты и люди, ультимативно озабоченные темой, будут и так читать, но если говорить о том, чтобы, грубо говоря, читатель журнала «Афиша» захотел все-таки разобраться в специфики деятельности Братьев мусульман или в специфике богословского образования в России, эта тема должна выплыть на поверхность.

Ю.П. Но ведь все равно останется проблема в доверии к этим экспертам, потому что религия — слишком сложная штука, каждый считает себя экспертом, имея свою веру.

И.М. Ну, от этого не избавиться, но это ведь не мешает философам, политологам или социологам. Вообще большая часть гуманитарных тем – это, так или иначе, темы, в которых каждый считает себя экспертом. Это как знаменитая фраза, что все мы обладаем сознанием, и регулярно им пользуемся, поэтому если нам какой-то философ пытается рассказать, как устроено наше сознание, то это непременно наталкивается на череду конфликтов.

Ю.П. Что нужно сделать религиоведам, чтобы они стали понятными и начали играть какую-то роль в медиа пространстве, чтобы к ним обращались за комментариями?

И.М. Обычно есть три проблемы, которые нужно изменить. Во-первых, религиоведы должны как-то объединиться. В идеале конечно, хорошо бы религиоведам в России иметь профессиональную ассоциацию, или хотя бы иметь какую-то площадку общую, какой-то ресурс, где они могли бы объединяться. Потому что когда существует множество маленьких группок, то очень сложно налаживать диалог. Здесь как раз нужна максимально широкая палитра, и онлайн площадка типа Religo вполне может быть таким консолидирующим органом. Вторая вещь, что сами эксперты и ученые должны понимать, что им необходимо учиться работать в медиа помимо того, что они занимаются научной работой. Их задача, в том числе и как ученых, популяризировать собственное научное знание. Они должны учиться выходить в медиа, должны понимать, что медиа — это форма шоу, игры, где-то упрощения сознательного. Что это разговор с аудиторией на равных, потому что медиа — это разговор на равных, и у читателя есть возможность кинуть в тебя помидор или тухлое яйцо. А к этому многие не готовы, особенно люди, облеченные регалиями, те, кто нацепили на себя мантию ученого и считают, что их разговор с аудиторией выстраивается в лекционным формате. Где я пришел, царь и бог, и вот студенты, которые должны внимать, а их еще можно наказать на экзамене, зачете, еще каким-то образом. В данном случае это не так. Это трудно, но это необходимо. В противном случае религиоведение останется таким же незаметным, невидимым явлением. И третье, большая часть религиоведов, так или иначе, занимается историей, темами далекими от повседневности, а для публичной презентации важно уметь реагировать на общественно-политический процесс. И на самом деле любой исследователь, не кривя душой, может комментировать события, которые лежит в близкой ему области. Если он занимается буддизмом, есть темы, которые сегодня происходят в буддийском мире, если он занимается историей протестантизма, есть темы, которые перекликаются с современностью. И эта перестройка, которая некоторым кажется профанацией, на самом деле нужная и важная даже для исследовательской работы.

Ю.П. А в чем проблема, амбициозности не хватает у ученых, что бы выйти на другой уровень, почему они остаются в кабинетах и лекционных аудиториях?

И.М. Это сложно. Во-первых, это такой эзотерический синдром научного сообщества. Есть представление, что научное знание живет только в среде посвященных, получивших специальную подготовку и прошедших инициацию, которая впускает тебя в некий клуб избранных. И если ты выносишь эти знания за пределы этого эзотерического клуба, то ты тем самым его профанируешь. Нарушение этих эзотерических границ, воспринимается как преступление, подобное святотатству, подобное Прометею, который украл огонь и дал его людям. Академическое сообщество, особенно в России, реагирует на это крайне негативно. И разрушение этого эзотерического синдрома очень важно, потому что в противном случае наука останется в башне из слоновой кости, а за науку будут говорить шарлатаны, которые будут по-настоящему профанировать научное знание и религиоведам это нужно понять.

Это важно и для университета, в котором работает ученый и для позиционирования собственной дисциплины. Это в конечном счете отразиться и на количество поступающих студентов, на отношение со стороны общества и государства, просто это не даст результатов в краткосрочной перспективе. Но это фундамент здания, который необходимо выстраивать, чтобы потом на нем что-то серьезное могло вырасти.

Ю.П. А нет здесь еще такой штуки, что находясь в жестких рамках того, что традиционно считалось религиозным и религией, ученые не могут смотреть шире? Когда, например, говорят, что театр не входит в рамки религиоведческого дискурса, и что есть четкие рамки, которые мы должны соблюдать?

И.М. Я думаю, что это частная проблема отдельных исследователей, отчасти это пересекается с эзотерическим синдромом. Хотя безусловно существует трудность, что как только ты двигаешься в современность, то попадаешь в пространство, где религиозное сложнее определить. Ведь не очевидно, почему выступление патриарха или папы римского религиозно и может изучаться религиоведом, а выступление какого-нибудь президента или художника не может считаться религиозным. Есть еще проблема, что многие исследователи, занимаясь историей религии, не ставят перед собой вопросы о сути явления религии. Сути не в метафизическом смысле. Они не поднимают вопрос об определении религии, об определении религиозного.

Ю.П. Каким должен быть Religo, чтобы занять достойное место в медиа пространстве?

И.М. Я не знаю на самом деле, каким он должен быть. Если отталкиваться от тех причин, которые я так или иначе озвучил, мне кажется, что Religo должен стать таким ресурсом, который не реагирует на текущую повестку, а эту повестку создает. То есть определяет явления исходя не из того, какая новость вышла в топ Яндекса, а в первую очередь исходя из тех событий, которые действительно важны, и о которых новостные сайты чаще всего не знают, и общество соответственно не знает. А это значит, что говорить должны эксперты. И вот если бы Religo собрал пул авторов, специалистов в самых разных областях, и сделал бы возможным дискуссию между этими специалистами по темам, которые являются наиболее острыми, то он мог бы состояться в другом качестве.

И тут одновременно нужно решать проблемы религиоведческие, сугубо специальные и научные, и с другой стороны реагировать на те процессы, которые происходят в мире религии, которая очень активно меняется. Тот же пресловутый вопрос о границах религиозного, насколько применимо это понятие, насколько оно может быть использовано. Какие явления относить к религиозным, а какие нет – это в конечном счете и основной вопрос религиоведения. Что такое религия, как выработать универсальный инструмент определения религиозного, не религиозного, квазирелигиозного, секулярного или постсекулярного. Я так вижу, а ты?

Ю.П. Я согласна. Мне тоже кажется, что это может быть как Colta или OpenSpace в его прежнем виде, когда плеяда конкретных людей, являющихся специалистами в своей области, анализируют контекст и события. И таким образом они и создают эту повестку, по которой общество начинает мерить все происходящее.

И.М. Понятно, но если ты комментируешь на любые темы, то неизбежно превращаешься в публициста, который готов писать и рассказывать о чем угодно, а здесь должна быть представлена палитра авторов. Хотя избежать при этом присутствия собственно религиозных экспертов очень трудно.

Ю.П. Но если на их фоне будут противоположные точки зрения, то это нормально.

И.М. Ну, тут вопрос на их фоне или они на чужом фоне. Нужна ли такая градация. Потому что когда в медиа речь заходит о религиозной проблеме, зовут религиозных экспертов, то есть людей, которые представляют религиозные традиции. Которые являются экспертами внутри, а не снаружи. А на Religo должна идти речь об ученых, которые могли бы говорить об этой теме с позиции академической.

Ю.П. Но, мне кажется, что еще важная и скрытая сверхзадача Religo – это показать, что религия не опасная тема, не истерическая, потому что о религии все время говорят на повышенных тонах. И кроме того есть определенная образовательная функция. Если что-то случилось, какой-то теракт, то людям нужно рассказать, что не стоит спускать собак на всех мусульман. Потому что это стереотип. То есть развенчивание стереотипов и разрушение привычных догм, которые на самом деле не являются догмами.

И.М. Я бы сказал не догмы, а мифы. Развенчивание? Где-то да. А насчет опасности: религия, несомненно, тема опасная. Другое дело, что разговор о ней идет очень часто в контексте страха, то есть теракт, убийство, преступление. Если посмотреть на глобальные темы, которые были в сфере религии за последний год или даже 10 лет, то в основном это какие-то ужасы: исламофобия, война, апокалиптические настроения, Pussy Riot. Так или иначе нет позитивных тем, нет тем, где добро побеждает зло. Вряд ли нужно говорить о том, какая та или иная религия прекрасная и замечательная. Эту задачу выполняют религиозные СМИ, которые рассказывают, как тот или иной священник приютил множество детей или о каком-то прекрасном фильме, который раскрывает религиозную проблему.

Ю.П. Я имею в виду, что религия не должна быть табуированной темой, какой она сейчас является. Почему она стала табу – это уже другая история, того же страха.

И.М. Это история страха, история секуляризации в Европе, когда религия стала частным делом. Это такая тема, о которой публично говорить не принято. Даже в открытых обществах и в тех странах, на которых нужно равняться в уровнях демократии и прозрачности, разговор на религиозную тему крайне тонкий и болезненный. Потому что в значительной степени отсутствуют понятные правила игры. Мир изменился, позиция религии изменилась, вообще религия изменилась, и в этой ситуации отсутствие правил этикета, как говорить о религии, навязывает и определенную логику медиа. Некоторые религиоведы регулярно замечают, что религия — это темное пятно в восприятии медиа, потому что, как о ней говорить не понятно, многие люди, которые пишут о религии, о ней не знают или знают только о своей традиции. Понятно, что нет специальной подготовки, и религиозная повестка деформируется под действием масс медиа и какая-то альтернатива здесь нужна. Но я бы не видел задачу только лишь в демонстрации не опасности темы религии, потому что она действительно опасна. Особенно на волне роста фундаменталистских настроений, когда неправильное освещение темы может прямо угрожать твоей жизни.

Ю.П. Я говорю, что сложилось впечатление, что и говорить о ней в стране тоже опасно.

И.М. Да.

Ю.П. Я только это имею в виду. Чем больше ты о ней замалчиваешь, тем более она становится опасной.

И.М. В общем да, это тоже оборотная сторона, которую можно было бы попробовать переломить.

Юлия Полевая

Религо.РУ

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе