Все-таки есть что-то замечательно величественное во времени Великого поста (сейчас как раз заканчивается первая неделя). Знаю нескольких декларативных безбожников, которые всякий год прежде выспрашивают, когда именно наступает Великий пост, а затем приурочивают к этому времени всякие, в своем понимании, подвиги — перестают, допустим, пьянствовать, или курить, или охотиться за противоположным полом, или еще что столь же сложное на себя берут. Иной раз срываются, как всякий нормальный постящийся, и горько об этом потом сожалеют, типа каются. Выдержав же, бывают очень довольны собою и снова погружаются в прежние занятия.
Дальше интересный вопрос: прекратив, положим, строить куры, чем такой человек занимает освободившееся время? И что еще важней: чем наполняет голову, которая в обычной ситуации работает над захватом очередной жертвы? Ну-у-у, мычит как бы постящийся, пью больше, работаю больше, чего еще… Думаю много и поэтому все время хожу мрачный… хороший поступок совершил вот, но не хочу рассказывать, неловко.
Другой, временно непьющий, рассказывает, как, когда впервые «постился», не пил то есть сорок два дня, страшно напугал престарелую мать: стал являться к ней два раза в неделю с продуктами, починил дверцу шкафа, подолгу сидел разговаривал. Мать решила, что его выгнала жена, позвонила той — разбираться, да тут правда и открылась.
Если потом спросить такого, чего это вдруг он взялся «поститься», объяснение будет примерно таким: надо же что-то делать с собой! Как ни странно, говорят такое сплошь да рядом люди отнюдь не маргинальные (хотя и маргинальные тоже говорят), а состоятельные и состоявшиеся, внешне вполне успешные. Выражают ли они таким образом банальное неудовольствие собой — или это дань традициям?
У меня есть иное объяснение, почему так. Пост для того и установлен, чтобы человек, пересматривая свою жизнь и плача над нею, смог вернуть себе уважение к себе же, перестал чувствовать себя суммой съеденного, выпитого и впитанного через бесчисленные информационные каналы (а в последнее время это, кажется, самое одурманивающее). Человек, вопреки известной максиме, отнюдь не то, что он ест и пьет, и даже не то, что он читает или смотрит, — он куда больше и значительней.
И каждый, конечно, ощущает и осознает эту свою значительность, или ценность — не в смысле количества заработанных денег, или занятой служебной позиции, или даже семейного благополучия, а внутреннюю, подлинную, человеческую ценность. Я считаю эту — безусловно, осознаваемую — человеческую ценность тем самым образом Божиим, по которому мы все и созданы. И это именно она первой безвозвратно тонет в алкоголе, затуманивается разными страстями и впечатлениями, убивается бездумным следованием быстротекущей жизни.
Ну хорошо, спросит проницательный читатель, вернули уважение, осознали ценность — дальше-то что? К чему это? На хлеб мазать? В залог сдавать под кредит?
Можно удовлетвориться ответом поэта Дмитрия Александровича Пригова: «А дальше больше — дальше смерть, а перед тем — преклонный возраст» — и будет вполне достаточно. А можно не удовлетворяться — и попытаться провести Великий пост в стремлении решить почти нерешаемые задачи о ценности и уважении и убедиться в том, что на вопрос, что дальше и зачем это все, становится решительно незачем отвечать.
Кирилл Харатьян
Ведомости