Когда будем выбирать архиереев?
21 ноября 2021 ● Медиапроект «Стол»
В эти дни должен был пройти Архиерейский собор Русской православной церкви, который собирают для решения важнейших вопросов не реже раза в 4 года.
Торжественное заседание Архиерейского собора Русской православной церкви.
Фото: Сергей Пятаков / РИА Новости
Вот как могла бы выглядеть, по версии «Стола», повестка собора, отложенного из-за пандемии на конец мая 2022 года
1. Итоги разукрупнения епархий
Несомненно, самый заметный из внутрицерковных процессов – разукрупнение епархий, начавшееся в 2011 году. Прежние большие епархии стали митрополиями, включающими 3 и более епархий. Например, наша Екатеринбургская вообще поделилась на пять: Екатеринбургская, Нижнетагильская, Каменская, Серовская и Алапаевская.
Подобная реформа была запланирована в Русской церкви ещё на Великом Московском соборе 1917–1918 годов, и уже при патриархе Тихоне начали создаваться новые епархии. Причём сам патриарх видел их более самостоятельными, чем это было до революции, понимая, что антицерковной власти труднее будет уничтожить менее централизованную церковь.
Главное, чего ждали от разукрупнения как в начале XX века, так и в начале XXI, – что архиереи смогут уделять больше внимания пастве, точнее – что катастрофический разрыв между иерархией, клиром и мирянами станет сокращаться. Сто с лишним лет назад епископы, которых перебрасывали с кафедры на кафедру каждые три года, не успевали даже навестить все приходы своей епархии. В 1914 году епархий было 68, архиереев – 160, приходов – более 54 тысяч. Теперь архиереев у нас в 2,5 раза больше – около четырёхсот, епархий – более трёхсот, а приходов… на 30 % меньше – около 40 тысяч.
Недостатки разукрупнения понятны: увеличение в разы числа церковных чиновников, разрастание епархиального аппарата и собственно кадровый голод. За десять лет число правящих архиереев удвоилось. Если и раньше мы видели недостатки богословского и просто культурного уровня епископов, откуда взять сразу столько подготовленных к служению архипастырей теперь?
На самом закрытом из форумов – архиерейском соборе, к сожалению, никогда не услышишь не только критики, но и просто трезвой оценки происходящего в церкви. Во-первых, это считается не комильфо – выносить свои немощи на общий суд; а во-вторых, чаще всего епископы даже в разукрупнённых епархиях (это, конечно, страшный секрет!) плохо знают и понимают, что происходит на их канонической территории. Это касается и самых важных вопросов (сколько реальных христиан в епархии, какова ситуация на приходах, как пастыри несут своё служение), так и чисто экономических показателей. Надо помножить это на триста с лишним епархий, чтобы понять степень осведомленности Архиерейского собора о происходящем во всей церкви.
Заседание Поместного собора Русской православной церкви, 1917 год.
Фото: Wikipedia
Проект разукрупнения в перспективе мог бы и впрямь сделать наши епархии более самостоятельными, менее зависящими от патриархии. А если бы епископы избирались из местных опытных христиан, ну и вообще избирались в соответствии с ещё одним решением собора 1917–1918 годов, а избранные оставались бы до конца жизни служить на своей земле, где им пропели «Аксиос – достоин»… Меня очень тронуло в этом году слово митрополита Кирилла (Наконечного) своему преемнику на Екатеринбургской кафедре, нынешнему митрополиту Евгению (Кульбергу): «Желаю тебе служить на этой земле до конца жизни и быть здесь похороненным».
К слову, собор 1917–1918 годов предложил избирать не только епископов, но и пресвитеров. К этому готовы, конечно, далеко не все приходы. Главных причин здесь две: самим избирателям не хватает просвещённой веры и знания жизни друг друга, чтобы определить достойного из своей среды – и на приходах, и в епархии. Но там, где к этому готовы, нужно начинать. Откладывая этот вопрос на неопределённое время, мы отдаём старшинство в церкви людям случайным, не имеющим даров пастырства, управления, учительства, поставленным на служение безличностно и формально, не заботящимся о вверенных им епархиях, приходах, а главное – людях.
2. Уроки пандемии для РПЦ
Хотелось бы услышать о новом опыте евхаристического служения, которое было затруднено в связи с пандемией. Известны, например, случаи в разных епархиях, когда священники передавали преждеосвящённые дары для самопричащения ответственным благочестивым прихожанам. Это, скажете вы, вспоминая епископа Феофана Затворника, традиционный опыт для нашей церкви и в XIX веке, и тем более в XX, когда дары передавали в места заключения. Но сегодня эта практика редка, и наверное, стоит присмотреться к ней внимательнее, возможно, издать какие-то рекомендации: как готовиться, как причащаться, как хранить Святые Дары.
Известен опыт служения священников и волонтёров разных епархий в ковидных больницах, в красной зоне, но вот о миссии, свидетельстве о своей вере слышно мало. Тут я знаю протестантский опыт, и он мне кажется достойным подражания. Мой знакомый пастор-пятидесятник вместе со своей небольшой общиной во время летнего локдауна 4 месяца собирал всех детей и подростков из соседних дворов – они играли в футбол и волейбол и общались.
– Ты не представляешь, как это трудно, – говорит мне пастор Владимир, – сто человек детей каждый день с утра до вечера. А у нас ведь простые люди в церкви, у них и работа, и семья. Но когда вчера ко мне подошла пятнадцатилетняя Настя, протянула электронную сигарету и сказала, что хочет жить как верующий человек, мы все ещё раз поняли, что не зря провели с ними время. Кроме Насти ещё человек десять-пятнадцать молодёжи к нам пришли.
Нам бы, православным, тоже подвести простые итоги: как мы соблюдали меры безопасности, берегли своих ближних. Епископы, чтобы не заболеть, не стали проводить Архиерейский собор, в то время как богослужения, собирающие десятки и сотни людей безо всяких мер безопасности, продолжаются в подавляющем большинстве известных мне храмов. Я и сам бывал на службах с участием разных архиереев, где не соблюдалось никаких антиковидных мер.
3. Уврачевание ситуации с бывшим схиигуменом Сергием (Романовым)
Не говорю уж о том, что главный церковный ковид-диссидент бывший схиигумен Сергий (Романов) открыто в храме и через соцсети обвинял в неверии всех, кто причащается так, как было предписано в утверждённой Синодом «Инструкции» о мерах предосторожности в храмах «ради пастырской заботы о людях». Конечно, многие ждали официального церковного ответа на позицию Романова относительно ковида, но еще больше людей волнует судьба насельниц Среднеуральского монастыря и многочисленной романовской паствы. Многих из них, кажется, отлучили от церкви. И что дальше? Удалось поговорить с ними, восстановили они свою веру? Оказались в расколе? Что сделано и делается, чтобы этот раскол уврачевать? Как получилось, что в двадцати километрах от епархиального управления назрел раскол и что сделать, чтобы этого не повторялось?
Cхиигумен Сергий во время крестного хода у стен Среднеуральского женского монастыря.
Фото: Павел Лисицын / РИА Новости
Тут же и ещё несколько вопросов, напрямую связанных с этим монастырем и бывшим отцом Сергием. Известно, что монастырь много лет был источником больших доходов для епархии, что он был центром псевдоправославного культа царебожников, связан с представителями власти, спецслужб, крупными бизнесменами. Как сегодня церкви обретать свободу от силовых структур и крупного бизнеса?
4. Раскол в Украинской церкви
После появления в 2018 году Православной церкви Украины (ПЦУ) мы часто слышим новости о распрях в расколовшемся украинском православии. Соцопросы показывают, что численность ПЦУ растёт и более половины украинских православных уже ассоциируют себя с относящейся к Константинополю ПЦУ, оппоненты из Московского патриархата эти данные опровергают. Информационная война сопровождается судами, захватами храмов, взаимными обвинениями. Из-за этого, по слову апостола, «имя Божие в поношении между язычниками». Хочется узнать не о политических, юридических усилиях и PR-акциях, а о том, как мы можем достигать примирения в этой войне. Есть ли отдельные общины или приходы разных юрисдикций, которые стараются общаться или что-то делать вместе? Я уже писал как-то, что в этой распре верность православию будет доказана не юридически: кто был более прав в 2018 году – Московский патриархат или Константинопольский. Но «победит» та церковь, в которой смогут родиться общины христиан, встречающихся не только во время церковных служб, но вместе стремящихся жить и служить Богу, кто сможет быть миротворцем в этой смуте, кто будет рассказывать людям о Христе и научать вере, кто вернёт смысл в богослужение, начав служить на народном языке – украинском, а не славянском. Есть такие в нашей церкви? Можем мы мириться с соперником до суда, как учит Евангелие?
Епифаний и Филарет.
Фото: facebook.com/epifaniy
5. Итоги включения Западноевропейского экзархата в РПЦ МП
Значительным событием после прошлого Архиерейского собора стало возвращение в 2018 году в Русскую православную церковь Западноевропейского экзархата, или Архиепископии западноевропейских приходов русской традиции. Случилось это, как и на Украине, с подачи Константинополя, распустившего Архиепископию с целью прямого подчинения себе всех западноевропейских приходов русской традиции. Событие это также породило разделение христиан Архиепископии на тех, кто согласился присоединиться к Московскому патриархату, и тех, кто по разным причинам не согласился.
Что же сейчас? Какова динамика этого присоединения? Есть ли какое-то движение не на высшем уровне, а на уровне приходов, общин, монастырей, простых верующих? Удается ли проводить какие-то встречи, посвященные воссоединению трех ветвей русского православия: РПЦ, РПЦЗ и Архиепископии? Удается ли собирать воедино распавшуюся после революции русскую церковную традицию: богослужебную, богословскую, церковно-историческую и др. Очень важно, например, трём соединившимся вновь ветвям Русской церкви признать канонизированных святых, таких как священномученик Анатолий Жураковский, чья святость была признана РПЦЗ, канонизированные в Архиепископии парижские мученики: отец Дмитрий Клепинин, мать Мария (Скобцова), Георгий Скобцов, Илья Фондаминский и другие.
Александро-Невский собор в Париже.
Фото: Zairon / Wikipedia
6. Как прошел день поминовения пострадавших в годы советских гонений?
Прекрасным поводом для диалога между этими ветвями могло стать, но, кажется, не стало в этому году, 30 октября – теперь уже признанный Синодом день поминовения пострадавших в годы советских гонений. Наверное, стоит учесть более чем десятилетний опыт проводимой в разных странах Преображенским братством «Молитвы памяти» и того, что получилось и не получилось в этом году. Общецерковное обращение к этой памяти как минимум должно положить конец оправданию дел советской власти через открытия памятников Сталину и такие массовые проекты, как музеи «Россия – моя история», оправдывающие захватнический коммунистический режим на нашей земле.
Дни скорби и покаяния в Преображенском братстве.
Фото: psmb.ru
7. Какой может быть реакция членов Русской церкви на репрессии в разных общественных сферах – религиозной, научной, образовательной, политической, экологической, национальной и других?
Как реагировать на гонения на православную веру или на дискредитирующую христиан статью об оскорблении чувств верующих? Должна ли церковь заступаться за заключенных в тюрьмы не за преступления, а за веру иеговистов, последователей Виссариона, протестантов? Может быть, громче коллективных петиций и митингов было бы, например, молиться в храмах о вразумлении и умилостивлении властей?
8, 9, 10, 11. Хорошо бы посмотреть на провалившиеся проекты по возрождению в Русской церкви миссии, катехизации, общинной жизни и богослужения.
Миссия – свидетельство о своей вере неверующим – наше слабое звено. На русской земле можно встретить проповедников-протестантов, кришнаитов, иеговистов, мормонов, но мы, православные, разучились говорить о своей вере.
Катехизация так и не стала институтом длительной и качественной подготовки людей к свободному и сознательному крещению через покаяние и возрастание в вере. Не слишком ли часто мы крестим неверующих детей и взрослых?
Инициированное несколько лет назад обсуждение общинно-братского опыта – уникального явления в Русской церкви, начавшегося в XIX веке и расцветшего в годы советских гонений – не имело продолжения. Приходы в нашей церкви редко становятся дружествами верующих, готовых служить Богу и Церкви.
Наше богослужение остается непонятным, в нём второстепенные части вышли на главное место, а главные, например анафора, попросту пропали для верных. Когда будет на церковном уровне решен вопрос устроения православного богослужения на языке коренного народа нашей земли – русском?
Есть и ещё немало тем, требующих обсуждения на всех уровнях, в том числе на уровне епископов: служение мирян в церкви, в том числе женщин и возрождение чина диаконисс; возрождение и развитие русской богословской школы; более трезвенное и серьёзное отношение к опыту новомучеников; ответственность церкви за народ, страну и историю…
Скорей бы уже май – посмотреть, что из этого попадёт в повестку Архиерейского собора.
Фото: Сергей Пятаков / РИА Новости
Вот как могла бы выглядеть, по версии «Стола», повестка собора, отложенного из-за пандемии на конец мая 2022 года
1. Итоги разукрупнения епархий
Несомненно, самый заметный из внутрицерковных процессов – разукрупнение епархий, начавшееся в 2011 году. Прежние большие епархии стали митрополиями, включающими 3 и более епархий. Например, наша Екатеринбургская вообще поделилась на пять: Екатеринбургская, Нижнетагильская, Каменская, Серовская и Алапаевская.
Подобная реформа была запланирована в Русской церкви ещё на Великом Московском соборе 1917–1918 годов, и уже при патриархе Тихоне начали создаваться новые епархии. Причём сам патриарх видел их более самостоятельными, чем это было до революции, понимая, что антицерковной власти труднее будет уничтожить менее централизованную церковь.
Главное, чего ждали от разукрупнения как в начале XX века, так и в начале XXI, – что архиереи смогут уделять больше внимания пастве, точнее – что катастрофический разрыв между иерархией, клиром и мирянами станет сокращаться. Сто с лишним лет назад епископы, которых перебрасывали с кафедры на кафедру каждые три года, не успевали даже навестить все приходы своей епархии. В 1914 году епархий было 68, архиереев – 160, приходов – более 54 тысяч. Теперь архиереев у нас в 2,5 раза больше – около четырёхсот, епархий – более трёхсот, а приходов… на 30 % меньше – около 40 тысяч.
Недостатки разукрупнения понятны: увеличение в разы числа церковных чиновников, разрастание епархиального аппарата и собственно кадровый голод. За десять лет число правящих архиереев удвоилось. Если и раньше мы видели недостатки богословского и просто культурного уровня епископов, откуда взять сразу столько подготовленных к служению архипастырей теперь?
На самом закрытом из форумов – архиерейском соборе, к сожалению, никогда не услышишь не только критики, но и просто трезвой оценки происходящего в церкви. Во-первых, это считается не комильфо – выносить свои немощи на общий суд; а во-вторых, чаще всего епископы даже в разукрупнённых епархиях (это, конечно, страшный секрет!) плохо знают и понимают, что происходит на их канонической территории. Это касается и самых важных вопросов (сколько реальных христиан в епархии, какова ситуация на приходах, как пастыри несут своё служение), так и чисто экономических показателей. Надо помножить это на триста с лишним епархий, чтобы понять степень осведомленности Архиерейского собора о происходящем во всей церкви.
Заседание Поместного собора Русской православной церкви, 1917 год.
Фото: Wikipedia
Проект разукрупнения в перспективе мог бы и впрямь сделать наши епархии более самостоятельными, менее зависящими от патриархии. А если бы епископы избирались из местных опытных христиан, ну и вообще избирались в соответствии с ещё одним решением собора 1917–1918 годов, а избранные оставались бы до конца жизни служить на своей земле, где им пропели «Аксиос – достоин»… Меня очень тронуло в этом году слово митрополита Кирилла (Наконечного) своему преемнику на Екатеринбургской кафедре, нынешнему митрополиту Евгению (Кульбергу): «Желаю тебе служить на этой земле до конца жизни и быть здесь похороненным».
К слову, собор 1917–1918 годов предложил избирать не только епископов, но и пресвитеров. К этому готовы, конечно, далеко не все приходы. Главных причин здесь две: самим избирателям не хватает просвещённой веры и знания жизни друг друга, чтобы определить достойного из своей среды – и на приходах, и в епархии. Но там, где к этому готовы, нужно начинать. Откладывая этот вопрос на неопределённое время, мы отдаём старшинство в церкви людям случайным, не имеющим даров пастырства, управления, учительства, поставленным на служение безличностно и формально, не заботящимся о вверенных им епархиях, приходах, а главное – людях.
2. Уроки пандемии для РПЦ
Хотелось бы услышать о новом опыте евхаристического служения, которое было затруднено в связи с пандемией. Известны, например, случаи в разных епархиях, когда священники передавали преждеосвящённые дары для самопричащения ответственным благочестивым прихожанам. Это, скажете вы, вспоминая епископа Феофана Затворника, традиционный опыт для нашей церкви и в XIX веке, и тем более в XX, когда дары передавали в места заключения. Но сегодня эта практика редка, и наверное, стоит присмотреться к ней внимательнее, возможно, издать какие-то рекомендации: как готовиться, как причащаться, как хранить Святые Дары.
Известен опыт служения священников и волонтёров разных епархий в ковидных больницах, в красной зоне, но вот о миссии, свидетельстве о своей вере слышно мало. Тут я знаю протестантский опыт, и он мне кажется достойным подражания. Мой знакомый пастор-пятидесятник вместе со своей небольшой общиной во время летнего локдауна 4 месяца собирал всех детей и подростков из соседних дворов – они играли в футбол и волейбол и общались.
– Ты не представляешь, как это трудно, – говорит мне пастор Владимир, – сто человек детей каждый день с утра до вечера. А у нас ведь простые люди в церкви, у них и работа, и семья. Но когда вчера ко мне подошла пятнадцатилетняя Настя, протянула электронную сигарету и сказала, что хочет жить как верующий человек, мы все ещё раз поняли, что не зря провели с ними время. Кроме Насти ещё человек десять-пятнадцать молодёжи к нам пришли.
Нам бы, православным, тоже подвести простые итоги: как мы соблюдали меры безопасности, берегли своих ближних. Епископы, чтобы не заболеть, не стали проводить Архиерейский собор, в то время как богослужения, собирающие десятки и сотни людей безо всяких мер безопасности, продолжаются в подавляющем большинстве известных мне храмов. Я и сам бывал на службах с участием разных архиереев, где не соблюдалось никаких антиковидных мер.
3. Уврачевание ситуации с бывшим схиигуменом Сергием (Романовым)
Не говорю уж о том, что главный церковный ковид-диссидент бывший схиигумен Сергий (Романов) открыто в храме и через соцсети обвинял в неверии всех, кто причащается так, как было предписано в утверждённой Синодом «Инструкции» о мерах предосторожности в храмах «ради пастырской заботы о людях». Конечно, многие ждали официального церковного ответа на позицию Романова относительно ковида, но еще больше людей волнует судьба насельниц Среднеуральского монастыря и многочисленной романовской паствы. Многих из них, кажется, отлучили от церкви. И что дальше? Удалось поговорить с ними, восстановили они свою веру? Оказались в расколе? Что сделано и делается, чтобы этот раскол уврачевать? Как получилось, что в двадцати километрах от епархиального управления назрел раскол и что сделать, чтобы этого не повторялось?
Cхиигумен Сергий во время крестного хода у стен Среднеуральского женского монастыря.
Фото: Павел Лисицын / РИА Новости
Тут же и ещё несколько вопросов, напрямую связанных с этим монастырем и бывшим отцом Сергием. Известно, что монастырь много лет был источником больших доходов для епархии, что он был центром псевдоправославного культа царебожников, связан с представителями власти, спецслужб, крупными бизнесменами. Как сегодня церкви обретать свободу от силовых структур и крупного бизнеса?
4. Раскол в Украинской церкви
После появления в 2018 году Православной церкви Украины (ПЦУ) мы часто слышим новости о распрях в расколовшемся украинском православии. Соцопросы показывают, что численность ПЦУ растёт и более половины украинских православных уже ассоциируют себя с относящейся к Константинополю ПЦУ, оппоненты из Московского патриархата эти данные опровергают. Информационная война сопровождается судами, захватами храмов, взаимными обвинениями. Из-за этого, по слову апостола, «имя Божие в поношении между язычниками». Хочется узнать не о политических, юридических усилиях и PR-акциях, а о том, как мы можем достигать примирения в этой войне. Есть ли отдельные общины или приходы разных юрисдикций, которые стараются общаться или что-то делать вместе? Я уже писал как-то, что в этой распре верность православию будет доказана не юридически: кто был более прав в 2018 году – Московский патриархат или Константинопольский. Но «победит» та церковь, в которой смогут родиться общины христиан, встречающихся не только во время церковных служб, но вместе стремящихся жить и служить Богу, кто сможет быть миротворцем в этой смуте, кто будет рассказывать людям о Христе и научать вере, кто вернёт смысл в богослужение, начав служить на народном языке – украинском, а не славянском. Есть такие в нашей церкви? Можем мы мириться с соперником до суда, как учит Евангелие?
Епифаний и Филарет.
Фото: facebook.com/epifaniy
5. Итоги включения Западноевропейского экзархата в РПЦ МП
Значительным событием после прошлого Архиерейского собора стало возвращение в 2018 году в Русскую православную церковь Западноевропейского экзархата, или Архиепископии западноевропейских приходов русской традиции. Случилось это, как и на Украине, с подачи Константинополя, распустившего Архиепископию с целью прямого подчинения себе всех западноевропейских приходов русской традиции. Событие это также породило разделение христиан Архиепископии на тех, кто согласился присоединиться к Московскому патриархату, и тех, кто по разным причинам не согласился.
Что же сейчас? Какова динамика этого присоединения? Есть ли какое-то движение не на высшем уровне, а на уровне приходов, общин, монастырей, простых верующих? Удается ли проводить какие-то встречи, посвященные воссоединению трех ветвей русского православия: РПЦ, РПЦЗ и Архиепископии? Удается ли собирать воедино распавшуюся после революции русскую церковную традицию: богослужебную, богословскую, церковно-историческую и др. Очень важно, например, трём соединившимся вновь ветвям Русской церкви признать канонизированных святых, таких как священномученик Анатолий Жураковский, чья святость была признана РПЦЗ, канонизированные в Архиепископии парижские мученики: отец Дмитрий Клепинин, мать Мария (Скобцова), Георгий Скобцов, Илья Фондаминский и другие.
Александро-Невский собор в Париже.
Фото: Zairon / Wikipedia
6. Как прошел день поминовения пострадавших в годы советских гонений?
Прекрасным поводом для диалога между этими ветвями могло стать, но, кажется, не стало в этому году, 30 октября – теперь уже признанный Синодом день поминовения пострадавших в годы советских гонений. Наверное, стоит учесть более чем десятилетний опыт проводимой в разных странах Преображенским братством «Молитвы памяти» и того, что получилось и не получилось в этом году. Общецерковное обращение к этой памяти как минимум должно положить конец оправданию дел советской власти через открытия памятников Сталину и такие массовые проекты, как музеи «Россия – моя история», оправдывающие захватнический коммунистический режим на нашей земле.
Дни скорби и покаяния в Преображенском братстве.
Фото: psmb.ru
7. Какой может быть реакция членов Русской церкви на репрессии в разных общественных сферах – религиозной, научной, образовательной, политической, экологической, национальной и других?
Как реагировать на гонения на православную веру или на дискредитирующую христиан статью об оскорблении чувств верующих? Должна ли церковь заступаться за заключенных в тюрьмы не за преступления, а за веру иеговистов, последователей Виссариона, протестантов? Может быть, громче коллективных петиций и митингов было бы, например, молиться в храмах о вразумлении и умилостивлении властей?
8, 9, 10, 11. Хорошо бы посмотреть на провалившиеся проекты по возрождению в Русской церкви миссии, катехизации, общинной жизни и богослужения.
Миссия – свидетельство о своей вере неверующим – наше слабое звено. На русской земле можно встретить проповедников-протестантов, кришнаитов, иеговистов, мормонов, но мы, православные, разучились говорить о своей вере.
Катехизация так и не стала институтом длительной и качественной подготовки людей к свободному и сознательному крещению через покаяние и возрастание в вере. Не слишком ли часто мы крестим неверующих детей и взрослых?
Инициированное несколько лет назад обсуждение общинно-братского опыта – уникального явления в Русской церкви, начавшегося в XIX веке и расцветшего в годы советских гонений – не имело продолжения. Приходы в нашей церкви редко становятся дружествами верующих, готовых служить Богу и Церкви.
Наше богослужение остается непонятным, в нём второстепенные части вышли на главное место, а главные, например анафора, попросту пропали для верных. Когда будет на церковном уровне решен вопрос устроения православного богослужения на языке коренного народа нашей земли – русском?
Есть и ещё немало тем, требующих обсуждения на всех уровнях, в том числе на уровне епископов: служение мирян в церкви, в том числе женщин и возрождение чина диаконисс; возрождение и развитие русской богословской школы; более трезвенное и серьёзное отношение к опыту новомучеников; ответственность церкви за народ, страну и историю…
Скорей бы уже май – посмотреть, что из этого попадёт в повестку Архиерейского собора.