Прежде чем пригласить меня на уроки, репетитор Зураб подстраховался и обзвонил родителей своих учеников. Вдруг они будут против освещения частных занятий на страницах СМИ? Но ничего подобного: те не возражали.
Ему 26, выпускник мехмата МГУ. Коллеги-репетиторы отправляют к нему «на смотрины» свою абитуру: что, интересно, он им подскажет? А заказчики (родители) советуются по проблемам воспитания. В общем, работай он в школе, сделал бы блестящую карьеру. Но не идет принципиально (дважды звали). Там производство, а ему, как художнику, мастерская нужна, свобода творчества. Кроме того, в госсекторе детей не видно за отчетами.
Схожая ситуация и у многих его бывших сокурсников, ныне живущих репетиторством. «Для них это лучше, чем сгибаться в три дуги перед чиновником или торчать по 40 часов в неделю в офисе. Сам себе голова», – делится независимый преподаватель.
Спальный район Москвы: иду смотреть уроки. «Причал» недоученных школьников располагается под самой крышей офисного здания, на 11-м этаже. Рабочее место оборудовано без излишеств: стол, компьютер, стулья, Интернет. Здесь он снимает помещение: «Личным жильем не обзавелся, а дома не хочу теснить близких людей. Аренда смех – 5 тыс. в месяц».
Пока они с 14-летней Алиной колдуют над суммой углов треугольника, наблюдаю чуть поодаль. Участники взаимовыгодной сделки общаются легко и даже весело, прямо друзья-ровесники. Учитель: «Догоняешь?» Ученица: «Типа да». Учитель: «И это радует. Командуй – что делаем дальше?» И вдруг…
– Доброе утро, дорогая! – явно недоволен педагог. (В школе сказали бы: «Садись, двойка»). – Забыла формулу? Немедленно решаем 10 подобных задач, чтоб навсегда запомнила…
И обернувшись ко мне: «Не могли бы вы пересесть на тот дальний пуф?»
Ухожу на пуф. Но на течении занятия это, по-моему, никак не отражается. Прощаемся без cлов, на несколько невнятной ноте. И только вечером, «листая» телефон, вижу среди непринятых отправленное им еще с урока SMS, похожее то ли на SOS, то ли на способ извиниться за педагогическое своеволие: «Черт, ребенок напрягся».
Догадываюсь: чужой человек вызвал у девочки дискомфорт, а педагог это почувствовал, сделал оргвыводы. И молодец. Но удивительно – сколько живу, не помню таких сообщений от работников образования. О том, что кто-то там напрягся. Тысячи детей чуть ли не ежедневно слышат в классах, внутренне сжимаясь: «Закрой рот», «Оставь это при себе», «Ты никому не интересен». И ничего. А тут – один. Ну, напряглась ученица, подумаешь.
«Нелепое занятие, пустая трата сил – пытаться воспитывать детей без контакта с ними», – утверждал писатель Симон Соловейчик, тоже познавший цену репетиторства. «Я заметил, что только глубоко расслабленный, открытый ребенок трудится с полной отдачей», – объяснит мне позднее Зураб свой поступок.
Истина актуальна. Особенно если учесть, кем произносится: изготовителем услуг из серии «любой каприз за ваши деньги». Но как же тогда понимать проникновение таких, как этот поборник мягкой «Педагогики для всех», на территорию опасных искушений и заблуждений? В том ли, возможно, смысле, что достойные моральные примеры выживают иногда и в мутных водах? И что деньги, убежавшие от фининспектора, не только губят нравы, но и порой облагораживают их? Или мораль и рынок, сколько ни ворожи, всегда антагонисты?
Несколько лет назад два академика Российской академии образования, не сговариваясь, выдвинули теорию о несовместимости двух культур – культуры достоинства и культуры пользы: «Образование – это институт социализации, его нельзя сводить к прагматике... Бесконечное стремление все свести к пользе, а школу сделать сферой обслуживания приводит к цинизму...»
Так на словах. А по факту? Культура достоинства, приписанная академиками школе, на самом деле обжилась совсем в других местах. В школьных коробках – катастрофа логики, бумажный беспредел, террор контрольных ритуалов. А в зоне теней – образцовый уклад, прозрачные этические правила, отточенные технологии и много пользы.
Это – великий парадокс, фундаментальный: почему-то категории «достоинство» и «польза» не воюют, а сотрудничают между собой. Оказывается, вместе с образованием-пользой в школе мы обретаем и чувство своего достоинства – понятие о самих себе, а не только об окружающем нас мире. В этом и заключается двоякая культура пользы-достоинства – она слагается в равных пропорциях из наших знаний о себе (достоинство) и из знаний конкретных наук (польза). Иначе говоря, достоинство и польза не живут поодиночке, они слиты воедино. Представляете?!
Осталось понять, почему эта культура в разных руках – репетитора и школьного учителя – дает такие разные всходы. Вот одна из гипотез. Может быть, первый занимается детьми, а второй при помощи детей обслуживает интересы государства.
У Зураба дети уроков не прогуливают: для родителей он ввел систему предоплаты за месяц вперед. Если отмена занятия по их вине случилась менее чем за сутки – деньги не возвращаются. Аналогично с домашними заданиями: не выполнил – иди домой, деньги пропали.
Рынок. Его экономика, этика, юриспруденция, педагогика – да вот же они. На рынке все можно купить, кроме достоинства ученика, надежно охраняемого правом подыскать себе другого педагога. Но в данном случае такое трудно себе даже и вообразить.
Об авторе: Антон Олегович Зверев – кандидат педагогических наук.