Учитель, с которым можно спорить

8 марта исполнилось 80 лет прославленному педагогу-новатору Шалве Александровичу Амонашвили, и тут, господа, передо мной встает задача почти неразрешимая.

С одной стороны - Амонашвили безусловный классик мировой педагогики, уже стоящий в одном ряду с Сухомлинским и Соловейчиком, а может, и Ушинским. Его собственные педагогические результаты - как почти у всех основоположников собственных образовательных систем - неизменно блестящи, хотя в чужих руках эта система демонстрирует собственную неуниверсальность, поскольку каждая педагогическая методика есть прежде всего описание неповторимого авторского опыта; гениальный учитель, как и гениальный исполнитель, может надавать тьму практических советов, но научить гениальности нельзя. Систем Станиславского или Чехова, увы, это касается в той же степени.

А с другой стороны - никто, пожалуй, из крупных современных педагогов в диапазоне от Ильина до Шаталова не вызывает у меня столько вопросов, претензий, а то и личных, страшно сказать, несогласий. И на естественное "А ты кто такой?!" - почти неизбежное в устах безоглядных адептов Шалвы Александровича - я смею лишь представиться: потомственный учитель, преподающий и ныне. А кроме того, разве только учителям дозволено иметь личное мнение о гуманно-личностной системе образования?

Амонашвили может и должен раздражать, с ним можно и нужно спорить. Кого-то не устраивает его чрезмерное внимание к учению Рерихов - этим особенно недовольны православные, но дело ведь не в конфессиональной ревности, а в том, что на понятии "духовность" кто только не паразитировал, особенно во второй половине восьмидесятых. Кого-то (например, меня) буквально бесит то, что Амонашвили, доктор психологических наук, членкор, автор сотен публикаций, всерьез воспринимает "детей индиго" и утверждает в интервью, что сегодня явилось новое поколение акселератов, только уже в духовной сфере.

Сколько практикующие педагоги натерпелись от этих индиго! Является к тебе родитель и требует поставить его юному гению "пять", а то и вовсе не ставить оценок - мальчик особенный, он индиго, и если он среди урока принимается ходить по классу, шепча непонятное, или доказывать учителю, что тот ничего не понимает, а физические законы отменяются, - надо смиренно преклониться; это нам у них учиться, а не им у нас.

Вообще у всех гениев бывали завиральные педагогические идеи - еще Лев Толстой на полном серьезе сочинил статью "Кому у кого учиться писать - крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят", и в ней много здравого, но запальчивости больше.

Скажу вовсе уж крамольное: уважать-то ребенка, конечно, надо, и любить, и беречь, и все такое, но я как-то больше за Честертона, утверждавшего: "Запретив себе приказывать детям, мы отнимаем у них право на детство". И видеть в ребенке, по совету Амонашвили, великую миссию, с которой он призван, и любить его таким, каков он есть, я совершенно не готов, потому что в очень многих детях с ранних лет различимы такие пороки и наклонности, что некритично обожать и уважительно развивать все это кажется мне прямой капитуляцией перед злом; и бесконечные разговоры о том, что ребенка надо прежде всего любить, а все остальное потом, кажутся мне попросту вредными для педагогического процесса.

Наше дело - научить ребенка чтению, письму и счету, знанию источников, поиску фактов, выбору профессии, самоотверженной работе, потому что все это гораздо трудней верифицируется; а вот духовность, индиговость и даже, простите, гуманность имитируются крайне легко. Ребенок может притвориться духовным и научиться с умным видом изрекать пафосные банальности, и в классах новаторов мы этого навидались; а вот имитировать знание источников он не может и систему уравнений с помощью гуманности не решит.

Мне, грешным делом, всю жизнь кажется, что гуманен тот, кто умеет задумываться и сомневаться, а это свойственно прежде всего тем, у кого хорошо развита соображалка; вот с нею и надо работать, поменьше разговаривая о любви. И когда другой замечательный педагог и теоретик, главный редактор журнала "Директор школы" Константин Ушаков говорит, что слишком-то любить ребенка учителю, пожалуй, и не надо, ибо это ведет к опасным профессиональным деформациям, я почему-то охотнее верю ему, ибо сектантских классов, где учитель становится для школьника полубогом, тоже видел достаточно.

Мне скажут, что излагать все эти претензии в юбилейной статье как минимум бестактно. А я отвечу, что какое же это счастье, коллеги, если у нас есть учитель, с которым можно спорить! Если у нас есть живая и динамичная, субъективная и полемическая педагогическая система, которая в 60-70-е была глотком кислорода, адекватнейшим и остроумнейшим ответом на казарменность советской школы, на беспрерывное унижение и унификацию...

Амонашвили вместе с единомышленниками, опираясь на идеи Выготского и выдающихся тбилисских психологов (где сейчас эта великая школа?!), запретил видеть в школьниках безликих, изначально виноватых "учащихся" и научил воспринимать их как людей, имеющих право на собственное мнение.

Одновременно с Соловейчиком, не менее спорным, азартным, заблуждающимся и все-таки великим, он настаивал на педагогике сотрудничества, отрицая педагогику насилия; перегибая палку, увлекаясь и споря, он требовал для детей права на личное мнение, на индивидуальную программу, побеждал пресловутую уравниловку, стандартизацию и муштру; защищал изгоев, которых класс травил и гнобил - часто во главе с учителем... И не увидеть в педагогике Амонашвили этого страстного желания прежде всего защитить личность (которую, заметим, все в России и особенно в СССР традиционно стремились затоптать) может только безнадежно зашоренный тупица либо Угрюм-Бурчеев от педагогики.

Учение Амонашвили - который настаивал на обучении ребенка с шести лет и первым научился мягко и осторожно адаптировать ребенка к современной школе - самой сутью своей противостоит стандарту, и в этом его особенная актуальность сегодня, когда советское образование разрушено и поругано, а новое не создано.

Да здравствует умный, мыслящий, спорный, заблуждающийся, великий учитель. Да здравствует учитель, воспитывающий такого же умного и нестандартного ученика. Да здравствует добрый и веселый Амонашвили, дай Бог ему долгих лет, мравалжамиер.

Дмитрий Быков

Известия
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе