Дмитрий Захаров: «Мы были идеалистами»

Когда «Взгляд» ворвался на советские телеэкраны, в его ведущих, в общем-то мальчишках, зрители увидели то ли героев, то ли хулиганов, выдававших в прямом эфире такое, что во времена оны именовалось нетелефонными разговорами. Славы «мушкетёрам перестройки» хватало. Как хватало и шишек, щедро раздаваемых партийными бонзами со Старой площади почти после каждой передачи, начиная с первой, вышедшей в эфир 2 октября 1987 года, и до последней, запрещённой 26 декабря 1990 года руководством Гостелерадио СССР. «Взгляд» прошёл вместе с нами драматичные перестроечные годы и ушёл в январе 1991 года вместе с Союзом. Но мы и сегодня помним «взглядовцев» – Влада Листьева, Александра Любимова, Владимира Мукусева, Александра Политковского и, конечно, нашего собеседника – журналиста, режиссёра, продюсера и писателя Дмитрия Захарова.


– Дмитрий Вениаминович, вы ведь были «радийщиком» с 1980 года, сразу после окончания Иняза имени Мориса Тореза, и вряд ли думали о карьере телеведущего. Вот и на истфак МГУ поступили – значит, видели себя в будущем историком?

– В редакцию иновещания на Пятницкой я пришёл после института, готовил программы на США и Великобританию. Проработал там с января 1980 по апрель 1987 года. С английским проблем не было, как-то даже проходил кембриджский тест, и оказалось, что мой английский лучше, чем у среднего англичанина. Мне было шесть лет, когда мы уехали с отцом-дипломатом в Африку.

Я был единственным русским ребёнком в английской школе, и получилось «обучение с погружением». Как водится, общаясь со сверстниками, первым делом в совершенстве освоил английский мат. А дружба с историей сложилась спонтанно. На Пятницкой я занимался вопросами военно-политических отношений с США, это требовало хорошего знания статистики, надо было разбираться в нашем и западном вооружении, а договор ОСВ-2 я знал почти наизусть. Как-то поручили написать статью к 9 Мая. Полез в БСЭ, но там обнаружилось много «нестыковок». Влез в тему, начал анализировать статистику. Как говаривал мой куратор, «научись, Дима, читать статистику, и ты поймёшь, что это страшнее расчленёнки». В общем, пока писал ту «дежурную» статью, история зацепила, и я пошёл на истфак. Вот, казалось бы, мелочь, статья к дате, а какие последствия!

– Александр Любимов говорил, что работа на иновещании была зажата жёсткими рамками цензуры и ничто не ускользало от недремлющего ока товарища Лапина.

– Саша прав, это была жёстко регламентированная система. Но перестройка принесла послабления и сюда. Я последний год на иновещании делал радиоспектакли «чёрного юмора». Скажем, придумал программу «Анатомия милитаризма». Один выпуск был, например, про спортивную игру «Айронгейт», по созвучию с «Ирангейтом», и американцев это прикалывало. Когда позвали во «Взгляд», думал, что буду и там писать для ребят, работающих в эфире. Но Лысенко сразу посадил Гурвинека – так он меня называл – за стол с Владом и Сашей. А они меня за глаза называли Слонёнком…

– Вы сразу освоились на телевидении?

– Не сразу. На радио был вечный аврал, 24-часовое вещание, часовые новости, каждые пятнадцать минут headline. А на телевидении казалось, что время остановилось. Тут надо всё время ждать – когда будет свободный оператор с аппаратурой, когда освободится монтажная…

– «Взгляд» шёл двумя прямыми эфирами – на Дальний Восток и на европейскую часть Союза. Почему московский «Взгляд» выходил так поздно?

– На этом настоял Лысенко. Если бы мы «отстреливались» где-то в середине дня, то к выходу на Москву нас бы шерстили так, что ничего интересного не осталось бы.

– Ага, цензура всё-таки была?

– Скорее, была «постцензура» уже вышедшей в эфир программы. Главный удар принимали Лысенко и Сагалаев. Почти после каждой передачи их вызывали на ковёр в идеологический отдел ЦК вместе с ведущими программы – либо с нашей тройкой Листьев – Любимов – Захаров, либо с двойкой Мукусев – Политковский. Нам повезло с начальниками, они умели держать удар и плохое настроение на нас не вымещали. Лысенко вообще всегда улыбался и говорил, что всё нормально, даже когда цековские начальники доводили его до бешенства. Когда он злился, мог в сердцах что-нибудь пнуть, и однажды так поддал по батарее отопления в останкинском коридоре, что батарея сорвалась и начался потоп. У Лысенко было бесчисленное количество микроинсультов, это всё результаты «бесед» в ЦК. Тогда я и усвоил «формулу Лысенко»: подчинённые не должны страдать от того, что начальник получил нагоняй от своего начальства.

– Он был требовательным руководителем?

– Он был профессионалом и того же требовал от нас. «Мне всё равно, где вы и что делаете, можете хоть всю неделю валять дурака, но сюжеты и тексты к пятничному эфиру должны быть готовы любой ценой», – говорил Анатолий Григорьевич. Во «Взгляде» мы либо делали репортаж на выездных съёмках, либо сидели в 45-й монтажной на шестом этаже. И, конечно, самая ответственная часть – прямой эфир.


1988 год. «Властители дум» – ведущие «Взгляда»:
Александр Любимов, Дмитрий Захаров и Владислав Листьев
(Фото: Птицын / РИА новости)


– Страшно было работать в прямом эфире?

– Ну, в первый раз потряхивало, когда вдруг понял, что на меня смотрят 250 миллионов человек. Но уже на третьей-четвёртой передаче попривыкли. Первый эфир «Взгляда» был полной партизанщиной и пиратством. Мы первыми использовали зарубежные клипы, не считаясь с авторскими правами и прочими «мелочами», – поставили песню группы А-НА «Takeonme», потом она стала негласным гимном нашей команды. Когда до конца песни оставалось секунд тридцать, режиссёр Игорь Иванов скомандовал мне из режиссёрской: «А теперь, Дима, переведи это на русский язык». Ну, я что запомнил, то и перевёл. Такое вот получилось «боевое крещение». В общем-то, мы просто делали, что считали нужным и искали нестандартные темы.

– А как искали темы? Газеты читали?

– Мы читали письма, а их было тысячи. Конечно, всё прочесть не могли, читали «по диагонали» и сразу реагировали на интересные темы. Ещё в студии стояли телефоны, люди дозванивались напрямую. Никаких «постановок», только реальные люди и реальные истории. Так у Влада появился сюжет о парне, спасшем лошадь от отправки «на колбасу», и поселившем эту лошадь на балконе. Темой одного из первых моих сюжетов стали запрещённые тогда байкеры, я ездил к ним на ночные съёмки, познакомился с девушкой, которая потеряла ногу во время аварии на мотоцикле, но продолжала гонять с этой командой. Были и более заземлённые истории. Как-то позвонила женщина и, плача, рассказала, что местный начальник предложил ей переспать с ним «за квартиру». В то время техника была весьма габаритная, но мы нашли маленькую VHS-ку, установили дома у этой дамы и показали квартирного начальника в эфире. Женщине тут же предоставили квартиру, спать с начальником ей для этого не пришлось. Реакция властей на наши передачи была молниеносной. Молниеносной была и реакция на Старой площади. Передача выходила в пятницу, а по субботам нас с Лысенко и Сагалаевым обычно пропесочивали в идеологическом отделе ЦК. На одном из таких «субботников» я впервые увидел близко Лигачёва и с удивлением обнаружил, что он почти карлик. Но тогда было не до смеха. Володя Мукусев как-то пригласил Марка Захарова, и тот сказал, что «Ленина надо похоронить, а мавзолей снести». Ещё и партбилет свой в прямом эфире спалил. Не знаю, как Мукусева не четвертовали, но Лысенко и Сагалаев получили по полной программе, чудо ещё, что нас не закрыли. «Взгляд» хотели закрыть и после сюжета из Тбилиси – о том, как десантники лупят демонстрантов сапёрными лопатками.

– Говорят, «Взгляд» опекал секретарь ЦК по идеологии Александр Яковлев, слывший либералом?

– Думаю, без него нас бы сразу прикрыли. В то время в ЦК шло противоборство между железобетонными коммунистами вроде Лигачёва и либералами вроде Яковлева. Столкновение этих полюсов и привело к ГКЧП. Горбачёв явно не читал книгу Сунь Цзы «Искусство войны». Иначе знал бы, что без поддержки силового аппарата власть не удержишь. Силовики были в контрах с Горбачёвым, и всё закончилось ГКЧП.

– Как «взглядовцы» отнеслись к развалу СССР?

– Возможно, мы были идеалистами, но мы не желали развала и искренне хотели, чтобы Союз стал «белый и пушистый». Черчилль как-то сказал, что власть можно сохранить двумя способами – либо штыками, либо деньгами. Силой в Грузии и Литве получилось плохо, а денег на покупку местных элит не было. Оставался единственный способ – договариваться. Но Ельцин сверг Горбачёва, и договариваться было уже некому. Сотворённое Ельциным – гнуснейшее преступление. После Фороса он должен был, как порядочный человек, сказать Горбачёву: «Возвращайся в Москву и рули дальше». А он поехал в Беловежскую Пущу и договорился с Кравчуком и Шушкевичем о развале СССР.

– Почему Горбачёв так легко отдал власть?

– Не знаю. Но в одном из последних интервью, незадолго до смерти, он сказал, что Ельцин прямо предупредил его: «Если будешь рыпаться, всё закончится твоим физическим устранением». Увы, в нашей истории имя Борис выстреливало дважды, и оба раза это плохо кончалось для России.

– Почему «Взгляд» закончился так же неожиданно, как и начался, да ещё когда коммунисты перешли от каннибализма к вегетарианству?

– К тому времени менялось само телевидение, у «Взгляда» больше не было «монополии на темы». Уже шли прямые трансляции со Съезда народных депутатов, а после того как мы пробили стену запрета на рок-музыку, вышел «Музыкальный ринг». Появились программы по темам, которые мы затрагивали во «Взгляде», – например, питерские «600 секунд». А когда пришёл Ельцин, у меня, прямо по Салтыкову-Щедрину, «щёлкнул органчик». Одна наша сотрудница рассказывала, как увидела Ельцина в совершенно невменяемом состоянии. Стало ясно: начинается «броуновское движение», страну разваливают и растаскивают.

– Это разочарование сказалось и на работе во «Взгляде»?

– Я бы сказал, что тогда впервые появились сомнения в нужности нашей работы. А тут в «Московских новостях» вышла статья о расстреле царской семьи. Я встретился с Гелием Рябовым, обнаружившим докладную записку Юровского Свердлову об обстоятельствах расстрела Николая II и его семьи. Позже я увидел эту записку в ЦГАОР (Центральном госархифе Октябрьской революции). Так получился фильм о расстреле царской семьи. Туда вошло интервью Рябова, было впервые опубликовано много архивных документов. Фильм получил большой резонанс, его покупали на Западе. А «Взгляд» уже сдувался, и как раз тогда Лысенко поручили с нуля создать новый канал – РТР. Лысенко, став генеральным директором, пригласил меня на РТР, и я начал делать ежемесячную программу «Веди». Это была чудовищно тяжёлая работа – по сути, каждая программа была документальным фильмом. Одна программа выходила в эфир, другая монтировалась, и одновременно я писал сценарий третьей программы, копаясь в архивах. В таком изматывающем ритме жил четыре года. Зато удалось запустить на РТР кучу программ – «Река времени», «На пороге века», «Наука и техника», «От винта». Тогда эфир был «пустой», нужны были новые передачи, а значит, нужна была команда. Лысенко всегда умел подбирать профессионалов, но тут новых людей было просто неоткуда брать. И я рискнул: отобрал ребятишек на журфаке и в других вузах. Пришла толпа желающих, но потом осталось десятка полтора ребят, способных выдавать идеи и готовых учиться. С ними мы проработали почти два десятка лет. Это как в кино, где у режиссёра есть своя группа, кочующая с ним из фильма в фильм. Тут не надо ничего долго объяснять, «притёртость» полная – это и есть команда.

– Вы ведь работали над программой «Вокруг света» вместе с Иваном Дыховичным, который был тогда главным режиссёром РТР?

– Первые выпуски назывались «Планета Земля», пока договаривались с обладателем авторских прав на бренд «Вокруг света». Дыховичный, безусловно, талант, но он – «человек кино», привыкший работать в другом ритме и темпе. Как-то Иван поехал на съёмки в Индию с женой, без команды, они снимали там всё подряд, не записывая, что именно наснимали. Поясню: обычно на такие съёмки выезжает корреспондент, оператор, директор группы. Дыховичный не смог работать в условиях телевидения, где нужна колоссальная самодисциплина, где надо работать быстро и ритмично и уметь самому решать все вопросы. В общем, люди, стоявшие за проектом «Вокруг света», распрощались с Иваном, и дальше этот воз тянул уже я с моей командой.


2017 год. Дмитрий Захаров, Эдуард Сагалаев, Анатолий Лысенко 
и Александр Любимов на праздничном приёме по случаю 30-летия «Взгляда»
(Фото: Валерий Шарифулин / ИТАР-ТАСС)


– Как бы вы описали «телевизионного человека»?

– Всё зависит от того, где он работает – в службе информации, на игровой программе или в ток-шоу. Везде своя специфика. Но главное, как говаривал Лысенко, – «дисциплина, фантазия и немного раздолбайства».

– То есть homotelevizicus – это не лишённый фантазии дисциплинированный раздолбай?

– Да, и ещё обязательно – профессионал. Даже если программа – полная «пурга», всегда есть ключевые фигуры, на которых всё держится. Это администраторы, ассистенты режиссёра, гостевые редакторы. В моей программе «Час истины» на канале «365» гостевым редактором была Таня Филиппова, она могла зазвать на передачу даже самого упёртого «отказника». У нас шутили, что Таня, если ей поручить, «вызвонит» и Путина.

– Кто кого воспитывает: телевидение зрителя или зритель телевидение? Или это из серии вопросов о курице и яйце?

– Не помню, кто из коллег пустил крылатую фразу «пипл хавает». Коммерческое ТВ существует только за счёт рекламы. Реклама дороже там, где высокие рейтинги. А высокие рейтинги – у передач про то, кто с кем спит и кого перепутали в роддоме. Сюда и придёт рекламодатель.

– Но вы же смогли в «Их нравах» на НТВ объединить интересное и познавательное?

– Да, на НТВ это получилось. Я благодарен каналу и пригласившему меня Николаю Сенкевичу. На НТВ начальство не лезло в мои дела, никто не учил, как и что надо делать.

– А на РТР учили?

– Там хватало доброжелателей, дававших советы моему начальству, и в какой-то момент я от этого просто устал. Когда пригласили на НТВ, с радостью согласился. В «Их нравах» информация подавалась в развлекательной форме, доступной людям с «клиповым» сознанием. То же происходит и с новостными программами – информация максимально сжата, с приоритетом ярких новостей. А «яркие» новости – это катастрофы, катаклизмы, войны. Да, это цинично и страшно, но люди будут смотреть именно такие сюжеты, это даст рейтинг, а рейтинг даст деньги.

– У вас есть безупречный даже с точки зрения историков документальный фильм «Истребители люфтваффе. Восточный фронт». Это была сложная работа?

– Судите сами, чтобы получился 52-минутный фильм, пришлось отсмотреть 80 часов немецкой кинохроники. Фильм показали на НТВ в июне 2011 года в урезанном варианте, но в Сети есть и полный вариант.

– О политике говорить не хотите?

– Я всегда руководствовался некрасовским принципом – сеять разумное, доброе, вечное и держался подальше и от политики, и от «полоскания белья». Политические решения принимаю не я, и нравится мне что-то или не нравится, это никак не повлияет на развитие событий.

– А как вас, «телевизионного человека», занесло в писательство?

– Так вышло, что я, как и мои друзья-коллеги, оказался не у дел на ТВ. Саша Любимов сейчас занимается в основном ресторанным бизнесом, хотя при его талантах, знаниях и умениях, он мог бы дать очень многое телевидению, как и Саша Политковский и Володя Мукусев. Но нас нет на нынешнем ТВ. Вот я и вспомнил свои опыты с чёрным юмором на иновещании, написал сказку «Как Кощей смерти искал». Кощею надоело делать всякие пакости, и он хочет умереть. Смерть его, как известно, таится в игле, только вот сам Кощей её переломить не может, и другие злодеи не могут. Спасёт – добрый богатырь Елизар. Кощей выкрал невесту Елизара, Марью-искусницу, пришёл богатырь невесту спасать, а Кощей ему – условие: мол, поборешь меня, сломаешь иглу, помру я, а ты забирай свою Искусницу, мучайся с ней в любви и согласии хоть всю жизнь. А Марья смекнула, что Кощей желает напоследок пакость устроить, чтобы Елизара потом привлекли за доведение до суицида. Она и подменила волшебную иглу на обыкновенную. Елизар Кощея победил, иглу сломал – а Кощей не помирает. В общем, затолкал его Елизар в подвал с богатствами всякими, и Кощей до сих пор там над златом чахнет.

– Вижу перо телевизионщика, прямо хоть сейчас фильм снимай…

– А я и пишу, представляя, как это будет выглядеть на экране. Вторая книга – хулиганский детектив «Нулевой элемент». Россия, 90-е годы, силы Добра и Зла ищут некий артефакт: это и абсолютный источник энергии, и оружие, способное уничтожить планету. Найти артефакт силам Добра помогает отставной полковник, частный детектив Евтихий Лоэнгринович Долбенков. В финале, как и полагается, Зло повержено, Добро торжествует.

– Жанр хулиганского детектива заставил посвятить книгу Квентину Тарантино?

– А также Дэну Брауну, Нельсону Манделе, Биллу Гейтсу, изобретателю френч-пресса, собаке Качалова, и, конечно, лампочке Ильича, куда же без неё. Сейчас дописываю сказку об Абсолютном Зле, которое не понимает, что оно – Зло. Это существо высасывает разум из всего живого, от муравьёв до людей, они превращаются в живых мертвецов. И вот это Абсолютное Зло вторгается в немецкое герцогство. Но колдун герцога проведал, что Зло может уничтожить русский богатырь Антон. Хочу дописать эту историю до конца года, а параллельно пишу продолжение похождений полковника Долбенкова – «Свиноболоид инженера Сапрыкина».

– Свиноболоид? Что-то вроде гиперболоида?

– Похоже, но не то. Фрик-инженер Сапрыкин в 90-е годы изобретает прибор, показывающий истинную сущность любого существа. Куратор НИИ, где работал Сапрыкин, решил испытать прибор на себе, и когда прошёл импульс, превратился в огромного хряка. Отсюда и название – «свиноболоид». За Сапрыкиным и его свиноболоидом охотятся иностранные шпионы и наша «братва», им противостоит Долбенков. Конечно, и тут всё закончится победой Добра.

– Если бы вас попросили описать идеального человека, какими качествами он должен обладать?

– Наверное, идеальных людей нет, люди бывают плохие и хорошие. Самое плохое – предательство. Многое могу простить, только не это. Не люблю хитрецов, людей «себе на уме». Как говорил Марк Твен, «хитрый может переиграть умного». А если в человеке есть доброта, преданность и любовь – значит, хороший человек.

Поделиться