«Игра в бисер»

Жизнь, говорят, бесценна, однако мы иногда знаем с точностью до копейки, сколько она стоит. Поднимаясь на борт самолета, мы в курсе, какую сумму получит на руки наша семья, если летчику в полете вдруг захочется передать штурвал своему сынишке. А иногда эту сумму называет седенький врач, сообщая нам, что «таких операций в стране, увы, не делают». Но мы все же не проживаем всю свою жизнь с постоянным ценником на заднице.

В отличие от британского писателя Салмана Рушди, который почти четверть века является ходячим лотерейным билетом для любых искателей приключений. На днях иранский «Фонд 15 июня» (15 Khordad Foundation) увеличил награду за голову Рушди с 2,8 до 3,3 миллиона долларов. Конечно, в мире инфляция, надо ее компенсировать время от времени.

Хотя в данном случае и наблюдатели, и сами иранцы прямо связывают жест Фонда с выходом скандального фильма «Невинность мусульман». Глава Фонда, Хассан Саней заявил об этом со всей возможной откровенностью: «Пока не будет исполнено указание аятоллы Хомейни убить отступника Рушди, атаки на ислам, такие, как вышедший недавно фильм, оскорбляющий пророка, продолжатся. Указ убить Рушди был дан для того, чтобы искоренить антиисламскую конспирацию, и было бы целесообразно убить его сейчас».

Впрочем, Хассан Саней зря переживает. Да, пусть Рушди до сих пор и не умер физически, но метафизически он давно уничтожен. И дело тут даже не в том, что человек, на которого влиятельнейшие люди объявили всемирную охоту, неминуемо деформируется изнутри. А в том, что из серьезного писателя, который мог бы, вероятно, рано или поздно претендовать на Нобеля, Рушди моментально превратился в объект, в дичь, в персонажа светских сплетен. «Жив, курилка? Не грохнули еще? Надо же».

И, что обиднее всего, писателя сразу же после фетвы Хомейни предала и отторгла собственная культурная среда, близкая и родная – среда европейских интеллектуалов (левых, как правило). Пораженный этим фактом, Милан Кундера писал в эссе «Нарушенные завещания»: «Никогда не забуду добродетельную беспристрастность, которую они тогда афишировали: «Мы осуждаем приговор Хомейни. Свобода слова для нас священна. Но в не меньшей степени мы осуждаем нападки на религию. Недостойные, жалкие нападки, оскорбляющие душу народов».

То есть, европейская культурная элита с готовностью подписывала все петиции в защиту Рушди, но сам роман «Сатанинские стихи» (The Satanic Verses), из-за которого весь сыр-бор и разгорелся, стало модным не читать. Зачем? Кому нужно продираться сквозь все эти сложные аллюзии, когда понятно, что автор хотел устроить небольшую провокацию в коммерческих целях, да только вот масштаба реакции не смог предвидеть. Все были уверены, что Салман Рушди, во-первых, нападал на ислам, оскорбляя его святыни и самих верующих, и, во-вторых, делал это нагло и преднамеренно.

Это мнение настолько утвердилось, что переводчица романа на русский (скрытая, понятно, под псевдонимом – ведь переводчиков на итальянский и японский убили), в предисловии поделилась своим недоумением: «Пробежав текст беглым взглядом, я была удивлена <...> Я ожидала обнаружить антиклерикальный памфлет, антиисламистскую публицистику в духе Орианы Фаллачи <...> Но я не нашла в «Стихах» никаких «анти». Напротив, я была поражена религиозностью Салмана Рушди: его подлинной религиозностью – духовностью, не отягченной догматами и обрядностью».

Любопытно, как карикатурно рифмуются – преломляясь именно через памятные карикатуры, от Рушди до Pussy Riot, – времена. Только что все это повторялось в нашей прессе: подлинная духовность, Бог в душе, мертвые догматы против живой веры etc. Однако здесь, в этой точке, можно наблюдать, как Европа окончательно запуталась в своих собственных ценностях новейшего времени.

На деле Рушди не более религиозен, чем весь наш креативный класс. Он, безусловно, выходец из исламского мира, но все-таки выходец, и принадлежит ему не более, чем наши собственные деятели принадлежат православию. Однако разница в культурном уровне между тем же Рушди и нынешними отрицателями догматов – ошеломляющая. От таких перепадов кружится голова.

Ахмед Салман Рушди в литературе – представитель «магического реализма». Он пытался проявить в западной культуре свои корни так, как это сделали для родного континента латиноамериканские авторы. Правда, тех было много. Начиная от «большой тройки» – Борхес, Маркес, Кортасар, – заканчивая их многочисленными коллегами: Льосой, Амаду, Касаресом, Сабато и проч., и проч. У Рушди такого окружения не существовало – не было ни поддержки, ни культурного поля, но не было и конкуренции. В 1981 году его роман «Дети полуночи» с триумфом получил Букера, а в 2008 эта книга по опросам читателей вообще была признана лучшей за сорок лет существования Букеровской премии. Ну а после романа «Стыд» (1983) Рушди окончательно вошел в пул обязательных к прочтению элитных авторов того времени. Обласканный критикой, именитый, респектабельный британский подданный – зачем такому человеку понадобилось взрывать информационную бомбу, превращаясь в изгоя, покинутого супругой, вынужденного то и дело менять конспиративные квартиры и вздрагивать от каждого шороха? Вероятно, Рушди в голову не могло прийти, что его сложнейший роман, битком набитый цитатами, метафорами, реминисценциями, который не всякий ценитель постмодерна дочитает до десятой страницы, приведет к безумным кровавым побоищам и трупам на улицах.

Рушди не плясал на солее, не врывался в мечети, а куриц употреблял, надо полагать, исключительно по прямому назначению. Это его не спасло. Он всего лишь хотел играть в бисер, приняв новую европейскую религию, религию относительности, пользуясь именами и понятиями ислама, точно кубиками в своей игре, однако то, что мирно терпели христиане в бывших христианских странах, мусульмане отчего-то терпеть не стали. Вряд ли кто-нибудь из толпы, устроившей погром в Исламабаде 12 февраля 1989 года (шестеро погибших, сотня раненых), прочел хотя бы строчку из «Сатанинских стихов», но их духовные лидеры, само собой, прочли и выводы сделали. В Европе же тогда потребовалось не только цитировать крамольные места романа, выдирая их из контекста, но и специально комментировать их для публики, не разбирающейся в исламских тонкостях – иначе никто бы и не понял, почему мусульмане оскорбились до такой степени.

За 20 минувших лет механизм упростили донельзя. От высокой литературы перешли сначала к карикатурам, а затем и к откровенной похабщине. «Невинность мусульман» – зрелище вульгарное и бездарное. И оно на самом деле создано, чтобы оскорбить. То, чего явно не желал Рушди, страстно желали создатели фильма. Теперь нет необходимости в комментариях, все и без них понятно.

Но в итоге Рушди стоит рядышком с режиссером «Невинности». Нет разницы. Тот оскорбил ислам, этот оскорбил. Тогда жгли и громили, сейчас жгут и громят. Дружно защищаем свободу слова, дружно проклинаем авторов провокаций. К чему сложность, когда есть простота?

И сегодня Европа устами представителя Еврокомиссии Оливье Бейли объясняет, почему фильм «Невинность мусульман» – это отвратительно и непростительно, а выступление Pussy Riot в храме Христа Спасителя – «совсем другое дело».

Да понятно, чего уж там. «Глупый пингвин робко прячет, умный – смело достает». Если бы православных было полтора миллиарда, если бы в православных странах после каждого такого заявления пылали посольства стран-заявителей, если бы на концерте Мадонны зрители, увидев надпись на ее спине, не аплодировали бы, а стащили певицу со сцены и проделали над ней такие манипуляции, какие проделывали в Египте с американскими журналистками – моментально бы все изменилось.

Потому что в возгласе «Ах, какое варварство!» так часто слышны нотки восхищения.

И многослойный роман Рушди, созданный в типичном ключе постмодернизма (сколько мы видели подобных книг о христианстве), для нынешней Европы много хуже, чем вызывающее хулиганство в храме. Потому что в одном случае – христианство (да еще и восточное), а в другом – ислам. И там, где ислам – стоп.

Выходит, чужие чувства надо уважать не всегда, потому что это правильно и цивилизованно, а лишь тогда, когда за неуважение тебе так наподдадут, что ты кубарем покатишься.

Изнеженная Европа вновь кланяется грубой силе. В который уже раз. Федор Михайлович, незабвенный, говорил: «Наш русский либерал прежде всего лакей и только и смотрит, как бы кому-нибудь сапоги вычистить». Но «наш» и «русский» давно можно вынести за скобки. В Европе тоже любят чистить сапоги – надо только, чтобы это были настоящие сапоги. Окончательные. Броня.

Факт в том, что Европа нынче не готова умирать за свои ценности. И в финальном лобовом столкновении проиграет каждому, кто готов. Свобода слова? Здорово. Очень важно. Но получать ножом в бок за какую-то дурацкую карикатуру? Ох, нет, увольте. Мало разве тем? Вот, кстати, есть христиане. Чего бы их не пнуть, они с ножиками ходят редко. Ну, пошумят. Это пиар. А мертвому пиар бесполезен.

Поэтому YouTube в одних странах будет блокировать контент по запросу властей, а в других – будет насмерть отстаивать принципы свободы. Потому что здесь вам не тут, а ФБР не в силах постоянно охранять сотрудников сервиса.

Так и погибает Рим. Всякий раз. Вновь и вновь. Запутывается в собственных манипуляциях, задыхается от собственной пресыщенности, блуждая в своих свободах без границ. Погибает, когда в сочетании «двойные стандарты» стирается уже и само слово «стандарты».

И ошеломляюще прекрасная игра в бисер всегда заканчивается тем, что к игре вдруг подключаются бездари с пошляками, а потом в игровую входит матрос с бычьей шеей и говорит: «Караул устал». И летят бисерные игроки, кувыркаясь, из башен слоновьей кости туда, вниз, на штыки тех, для кого все происходит всерьез.

Ольга Туханина, провинциальная домохозяйка

"Взгляд"

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе