Меняющееся общество в поисках политического порядка

Течение российской, да, пожалуй, что и всякой иной, политики очень часто задают привлекательные и, казалось бы, вполне бесспорные слова или лозунги. Каждый из них апеллирует к де- факто уже сложившемуся в обществе консенсусу и потому практически исключает вероятность серьезной критики в свой адрес. У таких слов или лозунгов нет и не может быть оппонентов. Кто бы возразил в конце 1980-х против слова «обновление», кто мог сомневаться в необходимости «перестройки», кто всерьез возражал уже в начале 1990-х против «реформ»? Между тем, самим продвижением таких не вызывающих возражений и потому политически вроде бы неопасного дискурса и осуществляется наиболее эффективная политика. Поскольку всякий раз вслед за «консенсусно принимаемыми» словами скрывается далеко не тривиальная их интерпретация, скрывающая ценностные предпочтения, а также те или иные политические мотивы определенных социальных групп. 


Модернизация… И все же кризис 

Думаю, именно такая судьба ожидает выдвинутый еще в «Концепции долгосрочного развития МЭРТа» (2007–2008) термин «модернизация». «Модернизация» была призвана выражать собой то позитивное будущее, к которому надлежит стремиться России, ей противопоставлялась в том же документе не столь привлекательная «мобилизация» с резким усилением участия государства в экономике и совсем уж несимпатичная «стагнация» - продолжительное зависание России в сырьевой фазе. «Модернизация» означала ни то, ни другое – ни авторитарный «рывок» по модели СССР 1930-х или азиатских тигров 1960-70-х, ни внутреннее согласие со статусом «сырьевого придатка». Авторы Концепции разумно допустили, что в обществе имеется некий «средний класс», не желающий ни тоталитарных рывков, ни застоя, и на увеличение этого класса и следует ориентироваться. 

Между тем, в конце 2008 мир вступил в эпоху финансовой турбулентности, который принято обозначать термином «кризис», и повестка дня, если не на официальном, то на экспертном уровне началась явно изменяться. Прежде всего, начала распадаться своего рода экспертная «коалиция за модернизацию», стихийно сложившаяся к началу президентства Дмитрия Медведева. Один из наиболее ярких представителей этой коалиции, один из руководителей РИО-центра (на базе которого впоследствии был создан ИНСОР) социолог Александр Аузан заявил уже в 2008 году о том, что «Россия миновала развилку, на которой была возможна модернизация. И сейчас мы от нее удаляемся». 

Не согласившаяся с констатациями Аузана другая группа экспертов попыталась, напротив, заострить тему «модернизации», подчеркнув ее значение для нынешней «кризисной» эпохи. Иосиф Дискин выпустил в 2009 году в издательстве «Европа» книгу с недвусмысленным заголовком «Кризис… и все же модернизация», в которой содержится требование проведения «национально-демократической модернизации». Дискина фактически поддержал руководитель Центра постиндустриальных исследований Владислав Иноземцев, который на круглом столе «Модернизация России: условия, предпосылки, шансы», состоявшемся 18 февраля 2009 года призвал Россию вновь встать на путь индустриализации и «догоняющего развития». 

Обозначившиеся на той же конференции оппоненты этой новой «модернизационной» линии, представленные различными экспертными кругами, в частности, сотрудниками Независимого института социальной политики, разумеется, не отбрасывали слово «модернизация», но сопровождали его различными уточняющими эпитетами, которые позволяли снять неприятный для них «мобилизационный привкус». Они говорили о «потребительской модернизации», о «модернизации» в плане улучшения человеческой жизни. Некоторые, как директор региональных программ вышеупомянутого Института, Наталья Зубаревич, или известный демограф Анатолий Вишневский, даже видели нечто «модернизационное» в закрытии крупных и экологических вредных заводов, сохранившихся с советских времен, а также в снижении рождаемости с помощью распространения контрацепции. Один из ораторов, уверенно стоявший на убеждении, что «о необходимости модернизации двух мнений быть не может», вместе с тем, выразил сомнение в необходимости для России искать альтернативу сырьевому пути развития, изыскивая средства для каких-то «малопонятных индустриальных проектов». 

Почему «демократизация»? 

Однако у дискуссии о «модернизации» имеется не только экономическая, но и политическая составляющая. И последняя, вероятно, даже более существенна. Какой политический строй будет способствовать стабильности России в период кризиса? Какой – позволит реализовать «модернизацию» в том или ином ее понимании вопреки давлению неблагоприятных обстоятельств? 

Известный политолог Андрей Быстрицкий в интервью нашему изданию сказал, что полемика между двумя крыльями экспертной общественности в общем воспроизводит старый спор между теми, кто считает, что необходимо полагаться на процессы общественной самоорганизации и теми, кто все же видит необходимость в модерировании со стороны государства. Можно предположить, что сторонники государственного вмешательства в первую очередь сосредоточены вокруг правящей партии «Единая Россия», а «самоорганизаторы» связаны с либеральными кругами, передовым флангом которых в настоящий момент может считаться руководимый Игорем Юргенсом Институт современного развития. 

Все, кто выступает за «модернизацию», разумеется, понимают, что этот процесс означает на социологическом языке распад традиционных со времен аграрного общества форм социальности и большее участие людей в политической жизни общества. Однако из этой констатации могут быть два разных политических следствия: и ослабление, и укрепление центральной власти. Либеральная общественность ратует за «ослабление», их оппоненты из числа «модернизаторов» за сохранение вертикали, централизацию, и, наверное, главное – за гегемонию в политическом поле правящей партии. При этом, в версии Иосифа Дискина, эта линия, как мы помним, получает название «национально-демократической». В каком смысле укрепление положения «Единой России» может считаться чем-то «демократическим»? 

Следует признать, что сегодня целостность страны удерживается уже не столько «президентской вертикалью», сколько всеохватностью партийной структуры с ее жестким управлением из одного центра. Поэтому в нынешней сложной политической системе положение партии имеет приоритетное значение. В своей знаменитой книге 1968 года «Политический порядок в меняющихся обществах» покойный американский политолог Сэмюэль Хантингтон высказал точку зрения, что на определенном отрезке времени однопартийные системы играют позитивную роль в процессе модернизации. 

Подавляя сопротивление аграрной элиты, они дают возможность модернизаторской элите более менее безболезненно провести земельную реформу. И, наконец, именно однопартийные системы – наиболее эффективны для постепенного удаления из политики групп и кланов, обладающих финансовыми или силовыми ресурсами для прямого (не опосредованного политическими институтами) участия в политике. 

Партия против кланов 

Разумеется, рецепты Хантингтона, выработанные на основе изучения модернизации так называемых развивающихся стран, не стоит автоматически распространять на Россию. Перед нами не стоит задача преодоления остатков сословного общества. Военные в России не имеют особого желания участвовать в политической жизни в качестве отдельной корпорации. Тем не менее, кое какие аспекты жизни «третьего мира», обрисованные покойным ученым, увы, приложимы и к нашему Отечеству. 

Клановая структура в России до сих пор господствует над политической. Взорвав изнутри КПСС, кланы захватили в свои руки собственность и, использовав ситуацию хаоса и растерянности 1990-х, пробили себе путь к региональной власти. Построение вертикали в этом смысле не способствовало полному избавлению от влияния кланов, для которых власть часто оказывалась инструментом перераспределения собственности, а прибыль — орудием перераспределения власти. Многопартийная система могла бы покончить с этой ситуацией только в случае некоего гипотетического союза партий под руководством главы исполнительной власти — однако при том уровне политической коррупции, который имеет место в России, подобное межпартийное сплочение против сил, обладающих деньгами и влиянием, едва ли представимо. Следовательно, имеется один путь – путь укрепления политических институтов правящей партии в центре и на местах. 

Но для выполнения этой, назовем ее «модернизационной», задачи партия должна, конечно, резко расширить свое влияние в системе исполнительной власти. Эта организация из «проводника силы» должна стать «самостоятельной силой». В ином случае сила кланов и их доступ в политику в своекорыстных интересах будет только увеличиваться. Сыграет или не сыграет партия эту роль, станет ли она в собственном смысле партией, покажет время. Однако ясно, что если она все же попытается это сделать, первые ее самостоятельные шаги вызовут протестные выступления со стороны всех тех, кто непрерывно борясь за прогресс, постоянно мостит дорогу реакции.

Борис Межуев

Russian Journal
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе