Красноречивого бомжа из пьесы Горького «На дне» на эту удочку не поймаешь. «Не жалеть, не унижать его жалостью, а уважать человека надо!» – уверен Сатин. Формула, конечно, красивая. Но она нуждается в пояснениях.
Вот, скажем, обвиняемые по «делу Pussy Riot». Их модно сегодня жалеть. «Бедные девочки», говорят. Потом пишут письма, подписывают, поворачиваются на другой бок и спят дальше. С чувством выполненного долга.
Или крымские страдальцы (хит сезона). Их не жалеть – себя не уважать! Тем более, что для этого созданы все условия – отнёс пакет куда надо, повернулся на другой бок и спишь. С чувством выполненного долга. Дальнейшая судьба пакета значения не имеет. А сложится она по-разному. Например, в городе Ревда (Свердловской обл.) ваш пакет проедет пару километров и упокоится в лесу. Если же он всё-таки доберется до Крымска, то там всё самое ценное из него перекочует в сумки «защитников отечества». А «конечному потребителю» достанутся ношеные трусы, штопаные колготки и застиранные лифчики. Но от чистого сердца. Как маниловские щи.
Сон праведника эта суровая проза жизни не тревожит. Жалеть, вообще, легко. И приятно. Цены на это удовольствие более чем доступные. В конце концов, можно, вообще, ничего никуда не носить. Просто сидеть и жалеть. И с каждой минутой относиться к себе всё лучше и лучше.
Неуклонный рост самооценки – это оборотная сторона того «унижения», о котором говорит горьковский Сатин. Катя, отказавшись жалеть отца, осталась с ним на равных. Елена убила его мимоходом, как насекомое, ни на секунду не переставая жалеть. И Катя для нее такое же насекомое. «Тебе отца не жалко?» – риторический вопрос. Понятное дело, не жалко! Куда ей! Нос не дорос! Рылом не вышла! Привыкла на всём готовеньком! Вертихвостка!
Впрочем, Катю тоже можно жалеть. Еще проще жалеть Надю и Машу. Потому что у них на воле остались маленькие дети. Они ж не виноваты, что у них такие непутёвые мамаши. Ну да, совершили мелкое хулиганство, ради паблисити. Оскорбили чувства верующих. Ведут себя вызывающе. Но на то мы и взрослые ответственные люди, чтобы проявить милосердие к этим дурам. Войти, так сказать, в положение…
Примерно так рассуждают те, кому их жалко. Это очень комфортная позиция. Чувствуешь себя мудрым и добрым. Великодушным и снисходительным. Немножко даже богом. Или солнцем.
Жалеть легко и приятно. Трудно уважать. Кому охота спускаться на грешную землю и признавать своё невежество и беспомощность? Еще труднее признавать себя виноватым. Хоть чуть-чуть.
Елена жалела сына и внука, чтобы не винить себя за их асоциальность. Российские обыватели жалеют крымчан, чтобы не признавать Ткачёва и Путина своим порождением. Интеллигенция жалеет Надежду, Марию и Екатерину, чтобы снять с себя ответственность за сползание России в пучину мракобесия и невежества. Нужны лошадиные дозы «анестезии жалости», чтобы впасть в блаженное забытье – не знать, не помнить, не думать, не рефлексировать…
Среди множества бесцельно слоняющихся по разрушенному Крымску «гостей» местные жители выделяют представителей самой безжалостной профессии на свете – врачей. Врачи руководствуются не эмоциями, а профессиональной этикой («раз есть больные, их должен кто-то лечить»). И просто делают своё дело.
Жалость – вещь, крайне приятная для жалеющего. Пользы от нее никакой. Доброе сердце Айболита – это, конечно, мило. Но главное для бегемотиков – чтобы он ставил и ставил им градусники, и гоголем-моголем потчевал. Так было всегда и везде. Во все времена.
Скажем, японцы в эти дни столкнулись с бедой, не сравнимой по масштабам с крымской трагедией. Дожди и оползни обрушились на остров Кюсю. В зоне катастрофы оказалось 400 тыс. человек. Их спешно эвакуируют. Печальный итог: 22 человека погибло, 8 пропали без вести. Остальных спасли. Сравните с крымскими цифрами. И, заметьте, ни одного застиранного лифчика!
Такого же «самурайского подхода» заслуживают и Надежда, Мария, Екатерина.
То, что они совершили – это очень-очень серьёзно! И для самих девушек, отвергающих любые компромиссы, и для общества, которое уже полгода «стоит на ушах», и для каждого конкретного человека. Ненависть и восхищение – две одинаково адекватные реакции на них. Или надевай балаклаву веселенькой расцветки, или красную остроконечную «балаклаву» палача. Третьего не дано.
В этой непростой ситуации рука сама находит шприц со спасительной дозой жалости – и мучительного выбора как ни бывало.
«Жалко девочек», – кокетливо вздыхает упоротый интеллигент.
Себя пожалей!
Владимир Голышев
Russian Journal