Я ничего этого не слышал, потому что ничего этого нет. Шебутной майор сидит в СИЗО, и вспомнят о нем лишь в тот день, когда его приговорят к реальному сроку. Вспомнят, чтобы денек пошуметь, посветиться на фоне этого события, а на следующий - снова о нем забыть.

"А вот куда делся майор Дымовский?" - это мой вопрос не к правоохранительным органам. К ним все вопросы и без меня уже заданы. Это мой вопрос к тем, кто именует себя правозащитниками, диссидентами, а иногда даже не сильно сопротивляется, если в их адрес обронят словосочетание "совесть нации".

Был человек - и нет человека. Использовали и выкинули, как половую тряпку. Потому что "мент поганый". Потому что "не наш человек". Вот Лимонов - "наш". И Ходорковский - "наш". И еще два-три десятка персон. И их права мы будем защищать упорно, методично, до последней капли картриджа в наших ксероксах.

Я, конечно, понимаю, что майор Дымовский - человек мутный и скользкий. Я даже нисколько не удивлюсь, если на суде обвинение выставит неопровержимые доказательства того, что бывший старший оперуполномоченный новороссийского ОБНОНа действительно был замешан в наркоторговле. Я как-то делал целый цикл расследований о наркомании в России и знаю, как этот бизнес работает и в каких симбиотических отношениях находятся между собой торговля наркотиками и борьба с ними. Мне не за что уважать Дымовского. Но вместе с тем я не понимаю, чем он хуже, например, Ходорковского, которого мне тоже не за что уважать, но который - знамя для российского правозащитного движения. Я был в выжатом, как лимон, городе Нефтеюганске времен "ЮКОСа" - этого достаточно, чтобы на всю жизнь получить иммунитет от воззваний в поддержку этого человека. Новороссийский майор, успевший достаточно нагрешить, будучи частью милицейской системы, в конце концов все-таки смог выступить против этой системы. Что это было: пьяный кураж, сведение счетов с начальством - уже не важно. Главное - смог. Ходорковский, будучи частью системы олигархической, никогда не шел против своего брата-олигарха. Он выступил против внешних, против чужих. А это несколько проще.

По какому признаку рыцари прав человека делят человеков на наших или ненаших - мне не совсем понятно. Версии бытуют разные. Одни считают, что по принципу сословному. Например, бизнесмен или интеллектуал - наши, а мент, военный офицер, чиновник - чужаки. Другие считают, что по принципу национальному. Вроде как нацмену легче добиться внимания диспетчеров гражданского общества, нежели представителю коренной версии. Если честно, мне все равно, где проходит эта граница между своими и чужими, для меня главное - что она есть.

Мне тоже очень хотелось бы видеть врагов "прав человека" только за условной Кремлевской стеной. Но, к сожалению, все не так просто, как в голливудских фильмах про демократию. Если мы и профукали демократию в России, то в первую очередь не из-за тех, кто на нее так успешно нападал, а из-за тех, кто ее так хреново защищал. Кто мешал еще недавно очень уважаемым правозащитникам распорядиться полученным ими кредитом доверия на благо страны, а не ради сиюминутных побед в чужой политической игре? Кто заставлял превращать права человека в "права нашего человека"? И стоит ли теперь удивляться, что "ненаших людей" в нашей стране оказалось гораздо больше? И что они теперь ни в какую не хотят идти со своими "защитниками" на всевозможные акции протеста, навлекая на себя очередные оскорбительные обвинения в гражданском быдлячестве.

И если я не прав, то почему все-таки забыты майор Дымовский и тысячи других смельчаков или чудиков, которые свое дело сделали, но рожей не вышли? А если все-таки прав, то чем тогда фарисеи гражданского общества отличаются от пособников "кровавого режима"? Те же самые привилегии, тот же блат, та же специндустрия, только лицензируемая в другой конторе. 

Вот я сейчас опубликую этот текст - и уже к вечеру с сотен сайтов и блогов мне доходчиво объяснят: я - кремлевский прихлебатель, продажный лизоблюд, а еще ксенофоб и, возможно, даже мракобес. Почему? Потому что опубликовать такое просто так невозможно. Потому что это явный удар по демократическим силам и ценностям. А то, что у человека есть право на собственное мнение, что он может его высказывать и что это называется демократией, - такая слишком простая мысль им в голову не приходит. Потому что я - не их человек. А значит, нет у меня такого права. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Дмитрий Соколов-Митрич

Известия