Философ и писатель Андрей Ашкеров — о днях, когда общество осознает себя единым целым
Хотим ли мы того или не хотим, человеческая жизнь устроена по системе координат, определяемых событиями, которые изменили ход истории. Они воздействуют на нас не сами по себе, а через живых свидетелей. Без них любое событие — просто отметка в календаре.
Андрей Ашкеров. Фото: Эмин Калантаров
Исторические события создают социальные общности. Эти события сохраняют влияние не благодаря расписаниям памятных дат, а благодаря тому, что образованные ими общности продолжают жить на Земле. Послевоенная история нашей страны включает в себя множество поворотов и переворотов, однако в любом случае она была историей при участии фронтовиков. Фронтовики не просто были и остаются победителями в войне. Они рекордсмены по тому времени, которое они играли в обществе роль взрослых.
Перестройка и всё, что за ней последовало, была не в последнюю очередь процессом полунасильственного лишения ветеранов этой роли, в результате чего из «отцов» они превратились в «дедов». Мы не восточное общество, поэтому деды в нашем обществе не имеют главенствующего статуса. Скорее, наоборот — их почитают как символ, но не замечают в реальной жизни. Лозунг «Спасибо деду за Победу», распространившийся в последние годы, довершил дело этого превращения.
Выходом была идея «бессмертных полков», которая, несмотря на многолетние усилия (в том числе автора этих строк), только сейчас нашла воплощение. Люди проходят по улицам с портретами умерших родственников, воевавших на фронте. В этом церемониале важно не только то, что в одном строю оказываются мертвые и живые, но и то, что на улицы выходит гражданское общество, возникшее после войны из многочисленной ветеранской общины.
Общность людей, возникшая в результате победы в Великой Отечественной войне, подтверждает, что она жива.
Возникший гражданский культ со всех сторон подвергался критике. Некоторые псевдоправославные, подменяющие смирение панк-молебном, даже усмотрели в нем следы древнеримского поклонения предкам. Однако смысл нового ритуала не в том, чтобы превратить наш родной праздник в реконструкцию ристалища из эпохи гладиаторов. Его смысл в том, чтобы сохранить общность, созданную войной.
Хождение по улицам с портретами предков является светским аналогом крестного хода. Но суть его не в том, чтобы ограничить сферу влияния православной религиозности, а в том, чтобы расширить ее. Потомки не просто проходят с портретами, но приносят молчаливую клятву: «Памяти павших будем достойны».
Портреты фронтовиков могут стать не только элементом шествия, но частью куда более общей традиции, связанной с исповедью предкам. Эта исповедь предполагает возможность посмотреть на происходящее их глазами и соотнести с их взором то, что делается в нашем мире сегодня. То есть не мы, теперешние, несем впереди себя портреты предков, а предки с портретов получают возможность увидеть нас и оценить. Под взором старших младшие могли бы проникнуться особой этикой, связанной с постоянным требованием ставить себя на место воевавшего предка: «А что бы прадед сделал на моем месте? Поступил бы он также? А если да, то — выиграл бы войну?».
9 мая 2015-го года стало особым днем по многим причинам.
Во-первых, потому что с мая 1945-го года прошел отрезок времени длиной в человеческую жизнь. Моя мать воспоминала, как этот день впервые стал праздником в 1965-м: она пришла в Александровский сад, чтобы раздать незнакомым фронтовикам цветы. Тогда было проще: ветераны в основной своей массе только вступали в пору зрелости. Они были живыми, они были в силе, они были взрослыми. Остальные по отношению к ним еще являлись детьми. Это был поклон повзрослевших детей своим еще не старым родителям.
Фронтовики, как и полагается взрослым, определяли, что хорошо, а что плохо. Только от взрослых других поколений их отличало то, что война, как казалось, вложила в их руки самую верную мерку для определения добра и зла. Теперь с самого 1965-го прошло время, за которое человек, родившийся в тот год, достиг состояния зрелости. Как и бойцам на фронте, ему некуда отступать: за ним только старики и дети. Однако вывод, к которому он пришел по достижению взрослости, противоположен опыту фронта: никакого эталона добра и зле у него нет, и он твердо уверен, что его не существует вообще.
Во-вторых, 9 Мая из праздника превращается в поминальный день. Поколение фронтовиков уходит. До следующего юбилея Победы доживут только немногие ветераны. Скорее всего, 9 мая 2020 года будет днем последнего фронтовика. Праздник «со слезами на глазах» из праздника превращается в поминальную молитву.
Однако на фоне общего горя общество вдруг осознало себя живым целым, которое объединяют боль и скорбь. Оно не просто избавилось от «атрофии чувств», но — пусть на несколько дней — преодолело некроз человеческих связей. Даже самые большие апологеты столичности впервые за чуть ли не десятилетия перестали относиться к майским праздникам как ко времени весенних каникул, которые нужно обязательно провести где-нибудь за морем. Теперь майские воспринимаются как пролог к коллективной литургии.
Впервые со времен старых старосоветских демонстраций литургия вышла за пределы церковного пространства. Она вновь нашла себе место в миру, среди улиц и площадей (откуда, казалось, была навсегда вытеснена безблагодатной бюргерской толчеей наживы ради). Надолго ли это произошло, никто не знает.
Пока можно сказать, что это была литургия слез. Когда уйдут последние фронтовики, слез будет еще больше. Однако слезы не единственный субстрат, из которого состоят социальные связи. Нужна еще и коллективная радость. Умные люди ценят исправленную версию поговорки: «Друг познается не в беде, на которую реагируют все, а в радости». Радость понимается сегодня как проявление индивидуального успеха.
В отличие от мая 1945 года сегодня радость связана скорее с личными, а не «общенародными» завоеваниями. Под воздействием этой перемены меняется суть самого заветного праздника. Его превращение в коллективное действо неотделимо теперь от коммерциализации: главной духовной скрепой при капитализме является прилавок.
Нет оснований думать, что внеэкономические ценности существуют. Однако никто не возьмется описывать их вне системы продакт-плейсмента.
Некогда самый любимый праздник — Новый год — стал сегодня самым коммерческим. Применительно к Новому году уже невозможно сказать, что первично: продвижение товаров как «подарков» или «подарков» как товаров. В любом случае Новый год превратился в сезонный зонтичный бренд, объединяющий вместе даже самые несовместимые формы рыночного предложения.
То же самое произошло с другими праздниками. «Зонтичные» функции новогоднего праздника стремятся перенять и другие торжества: например, спортивные — как Олимпиада в Сочи или чемпионат по футболу 2018 года.
Победоносное шествие «Бессмертного полка» заставляет задуматься о реформе всей системы праздников в России. Главным в этой реформе является вопрос о соотношении также ценностей, во имя которых затевается торжество, и продакт-плейсмента, без механизмов которого невозможно его осуществление. Не меньшей проблемой является и соотношение праздника и ивента.
Стоит исходить из того, что праздник сегодня — это продакт-плейсмент, который всегда с тобой. Однако в отличие от обычной коммерческой практики объектом этого продакт-плейсмента может быть каждый. Не впадая в иллюзии «антикапиталистической» пропаганды, это нужно, не стесняясь, показывать. Одновременно нужно помнить, что любой праздник доводит до состояния ритуала событие, послужившее фактором общегражданской жизни.
Общегражданский праздник не может считаться состоявшимся, если в нем не смог принять участие любой желающий. При этом насильственное вовлечение в праздник через повышение градуса его коммерциализации способно обернуться Ходынкой, имеющей фатальной значение для отечественной истории. Баланс между всеобщим участием и добровольным вовлечением достигается через пропаганду роли участника как свидетеля собственной истории.
Главных праздников, чтобы выступить в роли таких свидетелей, у нас три: День России, День воссоединения с Крымом и День народного единства. День России следовало бы связать с воздушной стихией, в которой реализуется наше национальное стремление к космическому кочевью. Воссоединение с Крымом соотносится со стихией воды, форпостом которой является вернувшийся полуостров. Наконец, День народного единства олицетворяет стихию земли, плоти народной.
Благодаря этой связи со стихиями легко открываются три традиции, которые можно было бы положить в основу праздников. День России ассоциируется с массовым выпуском в небо рукотворных «искусственных спутников» Земли, например, фонариков или воздушных змеев в форме космических кораблей. День Крыма — с не менее массовым спуском на воду рукотворной флотилии макетов кораблей. День народного единства стоило бы отмечать акциями адресной благотворительности по принципу: «От дома к дому, от сердца к сердцу».