Россию надо слышать

Гендиректор Госфильмофонда Николай Бородачев - о том, почему история с «Тангейзером» гораздо больше, чем просто конфликт вокруг одной оперы.
Ну, вот, и отгремели, кажется, раскаты грома, отсверкали молнии вокруг оперы «Тангейзер» Новосибирского государственного академического театра оперы и балета. 
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Владимир Суворов

Только вряд ли замена прежнего директора театра Бориса Мездрича на петербуржца Владимира Кехмана примирит сторонников и противников спектакля, вызвавшего столь масштабную эмоциональную бурю. Сценическая постановка оказалась, на мой взгляд, всего лишь бикфордовым шнуром к тугому узлу проблем и взаимных претензий, скопившихся за последние годы в треугольнике государство-общество-искусство. Причём, без равноправного участия всех трёх сторон узел этот ни развязать, ни разрубить.

Как ни трудно это сделать, но я рассматривал бы случившуюся историю в двух ракурсах: что всё-таки произошло в Новосибирске и что из этого следует.

Итак, на третьей, по общему признанию, сцене страны ставится опера композитора Рихарда Вагнера «Тангейзер». Причём, по его собственному либретто, написанному на основе средневековых мифов и легенд. Сложнейшую постановку осуществляет 29-летний местный  режиссёр Тимофей Кулябин, имеющий опыт работы лишь в драматическом театре. Ясное дело, при таких обстоятельствах всё внимание руководства театра должно было бы сосредоточиться на работе именно над этим спектаклем.

Так, видимо, оно и было, если директор Мездрич воспринял своё увольнение с должности, как заслуженное. Защитники постановки, в том числе и те, кто не видел самого спектакля, вполне справедливо и дружно говорят о праве художника на своё видение либо прочтение материала, на эксперимент.

А что - до  «Тангейзера» в новосибирском оперном не было творческих поисков и экспериментов? Конечно, были. Но, вероятно, занимались этим личности зрелые и терпеливые, уважающие не только свою профессию, но и своих зрителей, их внутренний мир, вкусы и достоинство. Иначе, откуда взялись бы сегодняшнее признание и слава театра? 

На мой взгляд, вообще каждая театральная постановка – это обязательно эксперимент, причём, творческий процесс, продолжающийся от спектакля к спектаклю. Каждая новая встреча со зрителем и для актёров, и режиссёра неповторима. 

Что же касается молодого постановщика скандального спектакля, то предположу, что его больше занимало, видимо, не  освоение материала великого композитора, а тщеславное намерение улучшить, осовременить, одним словом, интерпретировать классика. Хотя на деле вмешательство молодого человека в произведение Вагнера больше похоже на претензию соавторства – в спектакле появляется совершенно новый персонаж и не какой-нибудь там второстепенный, а сам Иисус Христос. 

Постановщику, вероятно, показалось мало того, что его имя на афишах станет рядом с именем великого композитора. Бери выше: он пишет роль для САМОГО! Именно эта честолюбивая «находка» постановщика и стала, похоже, отправной точкой для его остальных своеволий, приведших к неприятию спектакля верующими людьми. Причём, как отмечал сам режиссёр, это было его осознанным выбором. Гнусный эпатаж зрителя – не лучшая характеристика творческим воззрениям любого творца.

Всё, что произошло в новосибирском оперном со спектаклем «Тангейзер», трудно назвать событием, из ряда вон выходящим для нашей современной культуры. Мы давно привыкли к тому, что в театре и кино произвольно переписываются и наши отечественные классики литературы, и зарубежные. Благо, если этим занимаются люди грамотные и небесталанные, но, к сожалению, часто на этом паратизируют безжалостные и амбициозные ремесленники, никак не отвечающие за последствия своего «творчества». Увещевать их либо стыдить – занятие, конечно, неблагодарное, но, как показала ситуация с новосибирским спектаклем, и небезнадёжное. 

Что же произошло?

Гражданское общество, выражаясь современным языком, то есть люди с активной гражданской позицией заявили резкий протест против очевидного оскорбления христианских чувств верующих людей. Выразили нежелание мириться с поруганием и очернением религиозных образов и символов. На мой взгляд, тем самым впервые обозначена та самая «красная линия», дальше которой одни уже не отступят, а другим, за которую лучше не ходить. 

Своевременную принципиальность и решительность неожиданно проявила и третья сторона раздутого конфликта – Министерство культуры России. Не дожидаясь окончания судебных разбирательств министр принял волевое решение и перевёл судьбу спектакля  с федерального на местный уровень. Тем самым подчеркнув не только творческую самостоятельность театра, но и его полную ответственность за результаты работы.

По-моему, не совсем логичной для данной ситуации была реакция столичной театрально-кинематографической элиты. Само по себе желание не дать в обиду своего собрата по профессии, конечно, похвально. Но часто аргументы и доводы звучали далеко не корректные. То называли произошедшее «бойкотом Конституции», то говорили «мы же не вмешиваемся в дела церкви», то пугали худсоветами и цензурой. 

Кстати, особенно забавно звучит последнее предостережение в устах наших великих мастеров экрана и сцены, которые на собственном опыте познали истинную цену этим «замшелым» пугалкам. Разве не они на этих самых худсоветах проходили филигранную огранку своих талантов и получали там товарищескую поддержку личным творческим новациям? А сколько провальных работ было спасено, благодаря дружеским советам и помощи коллег?! Профессиональное одиночество сегодняшних творцов обедняет не только их самих, но и нас, их зрителей.

В кинематографе это уже поняли, и об интересах публики начинают заботиться не накануне премьеры фильма, а задолго до начала его производства. И называется этот процесс не как в далёкие суровые времена – защита постановочного проекта, а по-голливудски таинственно – питчинг. Но суть его от этого не страдает: продюсер и режиссёр выкладывают все свои творческие и деловые аргументы в пользу замысла, а коллеги - то бишь экспертный совет – определяют, насколько фантазии и творческие способности соискателей государственных финансовых средств соответствуют не только их возможностям, но и потребностям зрителей. И, поверьте, ничьё самолюбие и достоинство от этого не страдает. И дебютанты, и признанные мастера не отвергают такой принцип открытой конкуренции творческих проектов и при обсуждении внимательно фиксируют все профессиональные советы и соображения коллег.   

Конечно, история «Тангейзера» не даст ответов на все вопросы, возникшие в связи со спектаклем. Тем более на те, что не во всём ограничены интересами театра. Совершенно очевидно, что не слышать и дальше друг друга внутри треугольника - власть, общество и творцы - становится опасно. Как показывает неожиданная общероссийская дискуссия, есть в этом и потребность, и необходимость. Нравственная спячка в России закончилась. Жизнь вокруг нас тоже поменялась. Чтобы выстоять в этом ожесточающемся мире, мы должны слышать друг друга, слышать Россию.  Все ли готовы к этому?

Николай Бородачев
Автор
Николай Бородачев
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе