Сталинская легенда
8 марта 2019 ● RT на русском
66-я годовщина со дня смерти Сталина довольно активно отмечалась в России.
Гозманы (обобщённое имя пламенных либералов), возможно, избравшие для подражания праздник Пурим, сами ликовали и призывали других к ликованию.
Гозманы (обобщённое имя пламенных либералов), возможно, избравшие для подражания праздник Пурим, сами ликовали и призывали других к ликованию.
душераздирающее полотно: Николай Копейкин «Стычка на куличках. Елоховские против рощинских»
Разве что не напились до такой степени, чтобы не отличать Амана от Мордехая. Но, может быть, и напились.
Максим Соколов
Родился в 1959 году. Известный российский публицист, писатель и телеведущий, автор книг «Поэтические воззрения россиян на историю», «Чуден Рейн при тихой погоде», «Удовольствие быть сиротой».
Видящие в Сталине не архизлодея, но великого гения и лучшего друга физкультурников также вдохновлялись персидскими мотивами. Подобно эсхиловским персам, собравшимся у могилы царя Дария, чтобы узнать, «как народу Персии благополучней выйти из такой беды», они возлагали к надгробию Сталина у кремлёвской стены красные гвоздики, восклицая:
«Вождь дорогой, гроб дорогой,
Прах дорогой в земле почиет,
Вожаком будь, Айдоней!».
Это вызвало негодование радикального молодого человека, бросившего к надгробию надломленный цветок со словами «Гори в аду, палач народа!». Гозманы заранее стали оплакивать мученика за правду, но мученик Евгений Сучков написал в полицейском участке объяснительную и был отпущен.
Возможно, предвидевший что-нибудь в этом роде журналист С.Л. Доренко в эфире обратился к Федеральному собранию, правительству и АП РФ с призывом убрать могилу с Красной площади, поскольку «Сталин — это наш позор. У нас должно достать мужества признаться себе в этом позоре и очиститься».
Правда, он не указал, что делать с останками, притом что возможны два варианта: или перезахоронить на некотором известном кладбище (как сделали болгары с Димитровым и монголы с Чойбалсаном) — но тогда паломничество просто переместится туда, или «рассеять прах проклятый за заставами по ветру, чтобы след простыл навеки etc.» — но нету ли в таком мероприятии чего-то совсем языческого? Впрочем, главный принцип таких громких воззваний — «Прокукарекал, а там хоть не рассветай».
И, конечно, не осталось в стороне телевидение. Участники ток-шоу на время забыли о дежурных украинцах и усиленно гавкались по поводу корифея.
Всё это очень живо и драматично, но имеет мало отношения к охлаждённому историческому знанию, то есть «добру и злу внимая равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева». Или даже ведая, но всё же стремясь произнести объективный приговор. Вместо этого получилось состязание хоров. Один полухор возглашает: «Анафема!», другой — «Осанна!», ну и кто кого перекричит.
Гозманы — оно понятно, это есть и будет ежегодный Пуримшпиль.
Со славословящей стороной тоже понятно. Это «Воздушный корабль», а равно «Во Францию два гренадера». Ибо то, что мы сейчас видим, это стереотипное повторение наполеоновской легенды.
Там тоже было всякое. И двадцать лет Европа поливалась давно уже к той поре невиданными реками крови:
«Сей корсиканец целый век
Гремит кровавыми делами.
Жрёт по сту тысяч человек
И с...т королями».
И Франция сделалась бесспорным центром Европы, и государственное творчество Наполеона было столь основательно, что и посейчас, два века с лишним, в основе республики лежат его установления. А также и то, что по итогам его правления французы сделались на десять сантиметров ниже. Как сказали бы нынче либералы, антропологическая катастрофа.
Но кому в расцвет наполеоновской легенды, во второй четверти XIX века, было до этого дело? Было дело до великого вождя, овеявшего Францию бессмертной славой (и даже не только Францию — «Хвала! Он русскому народу / Высокий жребий указал / И миру вечную свободу / Из мрака ссылки завещал»), до великого и вместе с тем простого вождя в серой солдатской шинели, ничего не желавшего, кроме мира, свободы и благополучия всей Европы, до «маленького капрала», беззаветно любящего свою Францию. А народ отвечал ему любовью, которая сильнее смерти: «Тут встанет к тебе, император, из гроба твой верный солдат».
И как Наполеон говорил в 1816 году на острове Святой Елены: «Даже когда я уйду, я останусь жить в умах людей, как путеводная звезда их борьбы за свои права. Моё имя станет их военным кличем, девизом их надежд», так и Сталин, согласно учению его сторонников (в тексте слишком много анахронизмов, чтобы быть подлинным), говорил ещё в 1939 году: «Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплёваны. Моё имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний. Но пройдёт время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна». Шла в наступление сталинская легенда, как когда-то шла наполеоновская.
Такая народно-утопическая легенда о невидимом граде Китеже, о сталинском СССР, об Опоньском царстве не имеет отношения к истории, она есть выражение современных людских чаяний о славе, о справедливости, о праведной власти etc. Ненаучная фантастика, но исполненная горячей веры. Взыскующие праведного царства.
Можно по примеру Доренки, Сучкова и гозманов не на жизнь, а на смерть бороться с такой фантастикой. А можно, памятуя, что все легенды преходящи (Кто сейчас грезит о «маленьком капрале»? А ведь как захватывало когда-то!), — прейдёт и эта, заняться чем-нибудь более насущным.
Разве что не напились до такой степени, чтобы не отличать Амана от Мордехая. Но, может быть, и напились.
Максим Соколов
Родился в 1959 году. Известный российский публицист, писатель и телеведущий, автор книг «Поэтические воззрения россиян на историю», «Чуден Рейн при тихой погоде», «Удовольствие быть сиротой».
Видящие в Сталине не архизлодея, но великого гения и лучшего друга физкультурников также вдохновлялись персидскими мотивами. Подобно эсхиловским персам, собравшимся у могилы царя Дария, чтобы узнать, «как народу Персии благополучней выйти из такой беды», они возлагали к надгробию Сталина у кремлёвской стены красные гвоздики, восклицая:
«Вождь дорогой, гроб дорогой,
Прах дорогой в земле почиет,
Вожаком будь, Айдоней!».
Это вызвало негодование радикального молодого человека, бросившего к надгробию надломленный цветок со словами «Гори в аду, палач народа!». Гозманы заранее стали оплакивать мученика за правду, но мученик Евгений Сучков написал в полицейском участке объяснительную и был отпущен.
Возможно, предвидевший что-нибудь в этом роде журналист С.Л. Доренко в эфире обратился к Федеральному собранию, правительству и АП РФ с призывом убрать могилу с Красной площади, поскольку «Сталин — это наш позор. У нас должно достать мужества признаться себе в этом позоре и очиститься».
Правда, он не указал, что делать с останками, притом что возможны два варианта: или перезахоронить на некотором известном кладбище (как сделали болгары с Димитровым и монголы с Чойбалсаном) — но тогда паломничество просто переместится туда, или «рассеять прах проклятый за заставами по ветру, чтобы след простыл навеки etc.» — но нету ли в таком мероприятии чего-то совсем языческого? Впрочем, главный принцип таких громких воззваний — «Прокукарекал, а там хоть не рассветай».
И, конечно, не осталось в стороне телевидение. Участники ток-шоу на время забыли о дежурных украинцах и усиленно гавкались по поводу корифея.
Всё это очень живо и драматично, но имеет мало отношения к охлаждённому историческому знанию, то есть «добру и злу внимая равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева». Или даже ведая, но всё же стремясь произнести объективный приговор. Вместо этого получилось состязание хоров. Один полухор возглашает: «Анафема!», другой — «Осанна!», ну и кто кого перекричит.
Гозманы — оно понятно, это есть и будет ежегодный Пуримшпиль.
Со славословящей стороной тоже понятно. Это «Воздушный корабль», а равно «Во Францию два гренадера». Ибо то, что мы сейчас видим, это стереотипное повторение наполеоновской легенды.
Там тоже было всякое. И двадцать лет Европа поливалась давно уже к той поре невиданными реками крови:
«Сей корсиканец целый век
Гремит кровавыми делами.
Жрёт по сту тысяч человек
И с...т королями».
И Франция сделалась бесспорным центром Европы, и государственное творчество Наполеона было столь основательно, что и посейчас, два века с лишним, в основе республики лежат его установления. А также и то, что по итогам его правления французы сделались на десять сантиметров ниже. Как сказали бы нынче либералы, антропологическая катастрофа.
Но кому в расцвет наполеоновской легенды, во второй четверти XIX века, было до этого дело? Было дело до великого вождя, овеявшего Францию бессмертной славой (и даже не только Францию — «Хвала! Он русскому народу / Высокий жребий указал / И миру вечную свободу / Из мрака ссылки завещал»), до великого и вместе с тем простого вождя в серой солдатской шинели, ничего не желавшего, кроме мира, свободы и благополучия всей Европы, до «маленького капрала», беззаветно любящего свою Францию. А народ отвечал ему любовью, которая сильнее смерти: «Тут встанет к тебе, император, из гроба твой верный солдат».
И как Наполеон говорил в 1816 году на острове Святой Елены: «Даже когда я уйду, я останусь жить в умах людей, как путеводная звезда их борьбы за свои права. Моё имя станет их военным кличем, девизом их надежд», так и Сталин, согласно учению его сторонников (в тексте слишком много анахронизмов, чтобы быть подлинным), говорил ещё в 1939 году: «Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплёваны. Моё имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний. Но пройдёт время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна». Шла в наступление сталинская легенда, как когда-то шла наполеоновская.
Такая народно-утопическая легенда о невидимом граде Китеже, о сталинском СССР, об Опоньском царстве не имеет отношения к истории, она есть выражение современных людских чаяний о славе, о справедливости, о праведной власти etc. Ненаучная фантастика, но исполненная горячей веры. Взыскующие праведного царства.
Можно по примеру Доренки, Сучкова и гозманов не на жизнь, а на смерть бороться с такой фантастикой. А можно, памятуя, что все легенды преходящи (Кто сейчас грезит о «маленьком капрале»? А ведь как захватывало когда-то!), — прейдёт и эта, заняться чем-нибудь более насущным.