Судьба изгнанников из рая

В утопическом стремлении избавиться от социальных оков современный человек дошел до предела индивидуализма.


Но, как и после всякой утопии, ему приходится возвращаться к самоорганизации, а там и к государственной тирании.


Почему нашу земную юдоль приходится называть юдолью скорби, можно узнать из третьей главы Книги Бытия. При изгнании Адама из рая Господь сказал ему: «За то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься».

Последствия грехопадения — «Для веселия планета наша мало оборудована» — испытывает на себе весь Адамов род даже и до сего дня. Но однако, если сравнивать библейские времена с временами последующими, мы видим отчаянную борьбу человеков за то, чтобы если вовсе отменить проклятие — болезнь и смерть как отменишь? — то хотя бы его смягчить.

И в общем и целом потомки Адама кое-чего достигли. Повальные болезни (хотя имеют место случаи типа COVID-19) более не выкашивают целые страны. Прогресс по сравнению с 1348 г. очевиден. То же и с неинфекционными болезнями. Они никуда не делись, но продолжительность жизни выросла не только в богатых, но даже и беднейших странах. Также и голод более не является всеобщей угрозой, какой он был еще в Средние века. Смерть от неурожая перестала нависать над Францией и Германией к началу XVIII в. В иных странах дело обстояло хуже — Царь-Голод свирепствовал в России-СССР вплоть до половины XX века, а про страны Востока и Юга и говорить нечего. Но все же и здесь прогресс немалый.

Да и вообще зависимость сынов человеческих от равнодушной природы настолько уменьшилась, что требуется известное усилие, чтобы осознать, до какой степени мы сегодня эмансипированы. Начиная с простейшего «Кнопки коснешься рукой — сам зажигается свет», — еще двести лет назад с освещением помещений все было куда сложнее.

И далее: водопровод с холодной и горячей водой, унитаз вместо несовершенного нужника, паровое отопление и кондиционер (еще в 30-е гг. президент Рузвельт получал письмо от друга — «Если вашингтонская жара еще не превратила тебя в тушенку»), телефон, сперва обычный проводной, теперь сотовый, железные дороги, а потом авиация, автомобили, чрезвычайно усовершенствовавшаяся гигиена и санитария — перечислять можно до бесконечности. Когда-то, когда чудеса техники еще сохраняли прелесть новизны, про них радостно писали в школьных учебниках, потом перестали, поскольку невиданные чудеса стали восприниматься как нечто само собой разумеющееся.

Хотя, впрочем, говоря о годинах лихолетья, употребляли выражение «пещерно бедствовавшие». Что означало изъятие из быта достижений последних полутора веков и возврат к предшествующему некомфортабельному образу жизни.

Отсюда термин «покорение природы». Он мог быть проникнут пафосом индустриализма —

Здесь взрывы закудахтают
В разгон медвежьих банд
И взроет недра шахтами
Стоугольный гигант, —

но смысл покорения шире. Паровая машина, сотовый телефон, унитаз, рентгеновский аппарат и УЗИ — все это воспринималось, как ослабление проклятия, наложенного на потомков Адама. Узы природного царства необходимости не то, чтобы вовсе спадали — об их исчезновении говорят разве что энтузиасты перемены пола и практического бессмертия (для зажиточных людей), но все-таки это уже менее весомые, грубые, зримые оковы, которыми они были во времена древности. «Эмансипации шаги по всей земле (или хотя бы по странам ОЭСР) протопали».

Конечно же, освобождение от природного царства необходимости не беспроблемно. Задолго до Греты Тунберг Фридрих Энгельс писал в «Диалектике природы»: «Не будем, однако, слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те последствия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем другие последствия, которые очень часто уничтожают значение первых. Людям, которые в Месопотамии, Греции, Малой Азии и в других местах выкорчевывали леса, чтобы получить таким путем пахотную землю, и не снилось, что они этим положили начало нынешнему запустению этих стран. На каждом шагу факты напоминают нам о том, что мы отнюдь не властвуем над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри нее».

Но это не умаляло некоторых очевидных успехов покорения природы. И более того: склоняло к мысли, что хорошо бы также эмансипироваться не только от природных, но и от социальных оков.

Которые исходно были не менее жестки и жестоки. Не будем даже говорить о временах первобытных, когда изгнание из племени (да, всего лишь изгнание) —

Оставь нас, гордый человек!
Мы дики; нет у нас законов,
Мы не терзаем, не казним —
Не нужно крови нам и стонов —

с практически стопроцентной вероятностью означало физическую смерть. Такова была участь изгоя.

Но и обращение уже к гораздо более цивилизованным временам ставит перед вопросом. Зачем знатные люди (о рабах речи нет) жили в Риме в правление обезумевших от золота и крови Юлиев–Клавдиев? Не лучше ли было оставить Рим и мирно жить на вилле?

Тот же вопрос можно задать и про царствование Иоанна IV. А если бояре не могли удалиться от зла по причине рабского сознания, то ведь такое же тяготение к Парижу и королевскому двору было у французской знати, вроде бы лишенной рабской психологии.

Историк может разъяснить, что права сенаторов, бояр, нотаблей были достаточно условны, и без постоянного присутствия около власти легко могли обратиться в ничто. А присутствуя, приходится нести риски и немалые. Царство необходимости.

И эмансипация — сперва высших сословий, потом и других — началась лишь в XVIII веке, а где и позже. Термин «непоротое поколение» — это про тогдашних первопроходцев царства свободы. И, конечно, не без эксцессов в виде войн и революций, но все шло в общем и целом поступательно. Принцип «Коль они исправно платят подать, то этого довольно королю (тем более республике)» все более укоренялся — государство отрекалось от своего былого права лезть не только в карманы (это святое), но и в душу, а также и в постель своих подданных.

Условной датой окончательной эмансипации можно считать 1968 год, когда лозунг «Запрещено запрещать» пошел в массы. Люди золотого миллиарда оказались свободны (ну, почти свободны) как от природы, так и от государства. Настало вожделение, или, как замечал Мефистофель в лейпцигском погребке Ауэрбаха, «Народ свободен стал, любуйтесь на него». Это замечание касалось хора гуляк, которые, вкусив вина, радостно запели:

«По-каннибальски любо нам,
Как будто пятистам свиньям».

Без свинства в самом деле не обошлось, да и не могло обойтись. С падением государственной цензуры (в древнеримском смысле слова) с поведением людей начало происходить всякое, и не только хорошее, а в области культуры, так и вообще черт знает что. При прежних оковах такого не было.

Но чем далее, тем более получалось почти по Энгельсу — «Не будем, однако, слишком обольщаться нашими победами над государством».

Эмансипация личности быстро привела к тому, что цензуру вместо государства стала осуществлять космополитическая тусовка, она же всемирный гей-парад (не только в сексуальном смысле). И стало выясняться, что новые господа ничуть не более милостивые, чем старые, но скорее куда более немилостивые. Все-таки прежние господа были связаны с почвой и как-то знали известные пределы, а новые были вовсе лишены таких ограничений.

Прежнее насилие над личностью по большей частью основывалось на необходимости. Мир во зле лежит, иногда и без секуции нельзя. Это не всегда было приятно, но хотя бы рационально. Отдав власть над собой гей-параду (институции такового парада сегодня богато представлены в Брюсселе — Европарламент, Еврокомиссия и пр.), люди оказались игрушками злых клоунов.

Что привело к усилению реставрационных настроений —

Прямые были страсти,
Порядка ж ни на грош,
Известно, что без власти
Далеко не уйдешь.

Так всегда бывает с утопиями. Привлекая людей обличением привычного зла и суля небывалые свободы, сами утописты являют зло неизмеримо горшее. После чего люди возвращаются к самоорганизации, а там и к государственной тирании. Как во времена гражданина Минина и князя Пожарского, которые разогнали гей-парад в Кремле, после чего благодарная Россия склонилась перед консерватизмом первых Романовых.

Хоть и на новом материально-техническом уровне нашу цивилизацию — если она хочет далее существовать — ждет примерно то же самое. Как поет Кубанский казачий хор,

Где Илья твой и где твой Добрыня,
Сыновей кличет Родина-мать.

К Европе это тоже относится.

Автор
Максим СОКОЛОВ, публицист
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе