Данила Мисюль, пятиклассник ярославской школы № 9, новость о том, что Россия стала чемпионом мира по хоккею, услышал в раздевалке после тренировки.
— Я еще в школу опаздывал, а тут дядя Дима Юшкевич по телевизору сказал, что наши посвятили победу «Локомотиву», — светится от радости Данила.
Замечание о том, что вроде бы такого хоккеиста в сборной нет, а о победе, посвященной погибшим ярославцам, сказал главный тренер сборной России Зинэтула Белялетдинов, Данила воспринимает с запальчивостью заядлого спорщика.
— Юшкевич — крутой хоккеист! — возмущается моей неосведомленностью мальчишка. — Он второй тренер сборной, а со следующего сезона станет тренером нашего «Локомотива». Это все знают.
С дотошностью эксперта Данила перечисляет порядок, в котором «все говорили» о посвящении победы на чемпионате мира — 2012 «Локомотиву»: сначала Белялетдинов, потом Малкин, потом Овечкин… Тут парнишка строчит как из пулемета:
— Между прочим, Овечкин нашему Галимову иногда уступал по числу забитых шайб — сначала в молодежной сборной, потом когда Галимов был лучшим игроком и лучшим бомбардиром у взрослых, — на секунду запинается, потерял от волнения мысль, но тут же спохватывается: — Вот. А утром уже об этом говорил дядя Дима. Потом главный тренер сборной Словакии Владимир Вуйтек…
На всякий случай, измерив меня изучающим взглядом, Данила уточняет:
— Вы же, наверное, знаете, что словаки сначала канадцев обломали, а потом нам в финале проиграли, а их тренер Вуйтек раньше «Локомотив» тренировал?
Я безропотно киваю. Чуть не весь Ярославль, включая дежурную по этажу в гостинице, где я жил, как молитву, цитирует Вуйтека: «В финале я пару раз ловил себя на том, что ребята оттуда, с небес, за нами наблюдают…»
Кредит судьбы
— Я не сомневаюсь в этом, — еле сдерживая слезы, куда-то в пустоту смотрит Елена Галимова, мать Александра Галимова, единственного выжившего во время катастрофы хоккеиста, умершего потом от ожогов в больнице. — Они там точно рады. А у нас тут нет сил. Мы с мужем у Саши в долгу, а ответить, почему так с ним и его ребятами случилось, не можем.
Галимовы живут за городом в доме, точнее, на бывшей бабушкиной даче, которую им перестроил в коттедж единственный сын. Став топовым игроком, он решил содержать родню: отцу купил «Лексус», мужу его сестры оплатил операцию — у него была глаукома, бабушку лечил в Москве, все родные на его средства не раз побывали за границей.
О том, что Александр и незнакомым людям помогал, его родители узнали случайно. Через месяц после катастрофы к Галимовым приехали местные егеря. «Вот, — выложили они полсотни тысяч рублей, — Саша в долг на новую технику давал». Оказалось, что еще пятьдесят тысяч он подарил на озеленительные программы, а еще пятьдесят дал в долг под бюджетные деньги, выделение которых, как всегда, запаздывало.
— В тот год его включили в сборную, — говорит Елена, — он ждал чемпионата мира, Олимпиаду. А теперь… Конечно, он там рад. Но что мне ему сказать? Почему без него и ребят? Почему вообще случилась эта трагедия?
Саидгерей Галимов сначала молчит, потом нехотя признает, что победа на чемпионате мира отодвигает этот больной вопрос и даже сглаживает его остроту. Это сразу после катастрофы около сотни разъяренных хоккейных болельщиков осадили отель «Святой Георгий», где проходил Мировой политический форум, и несколько ночей возмущенно скандировали: «Позор!», «Сукины дети!», «Губернатор, убирайся из области!». Болельщики требовали «пустить кровь» виновникам трагедии, в которой они подозревали местную власть, не менявшую парк самолетов и сокращавшую летный состав.
В стартовавшем следом большом избирательном сезоне глухое сопротивление продолжилось: «Единая Россия» с треском провалила выборы в парламент, а кресло мэра после реальной политической борьбы занял кандидат от оппозиции. Александр Овчинников, железнодорожный рабочий и активист фан-движения «Локомотива», стоявший под окнами «Святого Георгия», категорически настаивает:
— Такое голосование — ответ народа на то, что виновниками аварии сразу назначили стрелочников — летчиков. Это издевка и трусость. Я своими глазами видел: когда из обломков вытаскивали Сашку Галимова, на нем плавилась кожа. Он орал нечеловечески. В чем он виноват?
Однако после публичных дотошных объяснений специальной комиссии, почему в трагедии все же повинен «человеческий фактор» и ошибки пилотов, страсти постепенно утихли. Хоккеистам негласно запретили летать на Як-42Д — той самой модели, что потерпела крушение под аэропортом Туношна. Губернатора вскоре сняли. А от протестных настроений в Ярославле осталось разве что гигантское граффити на соседнем со «Святым Георгием» здании: «Скорбим!» Корявые, едва читаемые закорючки наплывают на герб хоккейного клуба железнодорожников как предупреждение.
— О чем говорить? — чуть раздраженно бросает нападающий «Локомотива» Максим Зюзякин, едва ли не единственный из взрослой команды, кто еще не уехал на летние каникулы. Парень паковал чемоданы — собирался к родным в Новокузнецк. И явно был недоволен распоряжением руководства пообщаться с журналистом. Максим — тот самый единственный нападающий, который 7 сентября 2011 года не полетел в Минск: тренер сделал его резервным игроком на следующую игру. И тем самым спас.
— Это был кредит судьбы, — сражает меня своей мудростью и фатализмом Максим. — Я не против расплачиваться за него всю жизнь. Лишь бы в хоккее.
«Я тебе дам хоккей!»
Не только ему — ни одному ярославскому мальчишке, играющему в хоккей, в голову не пришло после того, что случилось со звездами «Локомотива», осмотреться или подготовить резервные пути.
— Я таких не знаю, — явно не чувствуя себя героем или подвижником, говорит Зюзякин. — Наоборот. Все же понимают: так получилось, что разом высвободились вакансии. Много. Не факт, конечно, что возьмут тех, кто рассчитывает попасть в клуб, но это стимул. И еще какой. Любой это понимает.
Говорит Зюзякин об этом просто, без эмоций, не допуская иного сценария развития событий. Хотя, казалось бы, ему, сначала ребенку, с десяти лет кочующему по интернатам, а потом вечному легионеру, как никому другому очевидно, что до элитного хоккея, несмотря на все жертвы, доберутся единицы. Из двух знаменитых в Ярославле детско-юношеских школ олимпийского резерва, набирающих до пятисот учеников в год, а также еще примерно тысячи юных хоккеистов из дворовых команд до клубного уровня, по данным менеджмента ХК «Локомотив», обычно добираются шесть, а в лучшие годы — до девяти процентов мальчишек и их родителей. Но на следующий год после гибели игроков «Локомотива» каждая из СДЮШОР приняла почти на сотню мальчишек больше. Плюс Сергей Ткаченко, брат погибшего нападающего «Локомотива» Ивана Ткаченко, создает теперь хоккейную школу имени своего брата. Туда уже тоже выстроилась очередь.
— А как же? — ничуть не удивляется Саидгерей Галимов. — У нас хоккей уже давно не игра. Пацаны с четырнадцати лет колесят по свету. Все видят, как они одеваются, на каких машинах ездят, как содержат родителей и близких. А тут такая возможность. Люди набрались ума-разума. Если сын больших денег не заработает, то хоть от улицы оторвется и характер закалит.
Саидгерей вспоминает, как его, начинающего хоккеиста, на региональных соревнованиях в Угличе заметили тренеры-селекционеры из Нижнего Новгорода и пригласили в спортивную школу, которых в Ярославле в его детские годы не было. «Мой сын будет жить в интернате? — возмутился его отец. — Тебе дома есть нечего? В интернат? Я тебе дам хоккей!»
Ноу-хау Закурина
Спустя два десятилетия психология родителей поменялась кардинально. Они сами приводят мальчишек в хоккейные секции и школы. Сами дополнительно их тренируют. Все понимают: в эпоху постоянно растущей платы за образование и захлопывания социальных лифтов хоккей, по определению не требующий блата и протекции, остается одним из немногих доступных шансов подняться наверх. Кстати, Галимов-старший, не став хоккеистом, стал первым тренером своего знаменитого сына: он поставил Александра на лед в три с половиной года. В четыре рослого Сашу приняли в спортивную школу. Тренер Валентин Лепихов, увидев фигурные коньки начинающего хоккеиста, строго приказал: «Носы срочно спилить».
Тогда мало кто понимал, что хоккеисту кататься на фигурных коньках — все равно что с танка пересесть на мерседес. Это потом, когда Галимовы возили сына на тренировку к шести утра (младшим всегда лед дают в самое неудобное время), Саша увидел настоящие канадские коньки. И пропал. Родители попросили его нового тренера Николая Казакевича привезти сыну такие же. Но когда услышали, сколько они стоят, пришлось на полгода вперед отказаться от всех покупок.
Сына с этими новыми коньками тренер выгнал с первой же тренировки: мальчишка, вместо того чтобы выполнять тренерские указания, как зеницу ока берег дорогущий подарок. Дома, объясняя, почему его выгнали, сказал: «Ну, мам, они такие классные!»
Александра Галимова, кстати, за неудачи отлучали от хоккея не раз. В таких случаях его выручал отец. На даче он ворота гаража превращал в хоккейные ворота, расстилал перед ними картонку, и маленький голкипер отрабатывал бросок, пока тот не получится.
По той же схеме, но уже по иным инновационным технологиям родители тренируют своих детей и сегодня. О «подвале» Закуриных знают многие юные хоккеисты. Его оборудовал отец Евгения Закурина, 17-летнего нападающего молодежной сборной «Локомотива», выигравшей в этом году Мировой кубок вызова в Канаде. Что не освобождает сына-чемпиона от дополнительных домашних тренировок. Подвал Александр оборудовал в загородном коттедже, превратив его в мини-каток, где-то около 30 квадратных метров. Выложенный плиткой, он скользит почти как лед. По краям — ворота, сделанные из трубок от старых клюшек, и вратари из фанеры. Перед тренировкой отец и сын смотрят компьютерные программы с комбинационными розыгрышами или пересматривают записи самых ярких игр НХЛ и КХЛ, а потом фрагменты игр переносят на «каток».
— Отец дает передачу, а я перед сном делаю двести бросков. — Улыбчивый Женя поясняет, что считает броски и оценивает их качество отец. — Если что-то не так, наказание — тысяча бросков. С отцом у меня так.
Однажды Александр приговорил сына и двух его коллег по команде к тысяче бросков по воротам: старшему Закурину они сказали, что втроем будут отрабатывать новую канадскую компьютерную технологию контактного хоккея, которую еще даже он не видел, а сами зазвали трех одноклассниц, наслышанных о «катке», и рисовались перед ними, как тореадоры перед трибунами.
— Подумаешь, спрайт пролили, — вспоминает Женя. — Мы же девчонок угостить хотели.
Юноша извиняется и берет трубку мобильного.
— Это отец, — нажимает Женя на кнопку. — Да, пап. Жду. Когда?
Выясняется, что родители звонили из Турции и летят домой.
— Отдыхали, — Женя приосанивается. — Я пока, как чемпионы мира, машины не дарю, но поездку в Турцию родителям купил. Это все с зарплаты и призовых за Канаду.
Минное поле конкуренции
Товарищ Жени Закурина 15-летний Паша Красковский, член юношеской сборной «Локомотива», решает другие задачи. Красковский стоит перед выбором: идти в 9-й класс или поступить в спортивный техникум олимпийского резерва? Новое учебное заведение впервые в России объявляет набор на 2012–2013 учебный год. Инициатором его создания выступил ХК «Локомотив», рассматривающий создание техникума как звено в цепи формирования индустрии хоккея.
— Техникум олимпийского резерва нужен для подготовки тренерских и педагогических кадров среднего звена, — говорит Виктор Михайлов, директор СДЮШОР «Локомотив». — В хоккейных странах они составляют костяк специалистов, а у нас исчезают как вид. Еще и по этой причине отечественный хоккей, как бы мы ни гордились победой на чемпионате мира, от мировых трендов развития отстал как минимум на десять лет. Хоккей давно превратился в конгломерат бизнеса, шоу, гонки технологий в медицине и спортивном строительстве. А нам еще предстоит понять, что для этой уже отрасли экономики нужны не только тренеры, но и массажисты, юрисконсульты, комментаторы и даже строители. Их подготовку и начнет техникум.
Первым шагом на этом пути стало создание семнадцать лет назад спортивных классов при общеобразовательных школах Ярославля. Менеджеры «Локомотива» пошли по простому пути: школам, расположенным поблизости от хоккейных стадионов, они предложили с 5-го класса создавать спортивные классы. Тренеры клуба приходят на педсоветы, помогают отстающим и регулируют неизбежные пропуски занятий спортсменами.
— Я по субботам почти не учусь, — говорит Данила Мисюль, перешедший из 4-го обычного в 5-й спортивный класс. — За четвертый класс во второй четверти пропустил 64 урока, а в третьей — 95. У нас были соревнования в Екатеринбурге, Магнитогорске, Москве. А теперь я учусь по индивидуальным программам, когда в отъезде.
Родители Данилы Ольга и Дмитрий Мисюль, сами в прошлом спортсмены, занимавшиеся академической греблей, ради Данилы и старшего сына, 19-летнего Олега, нападающего ВХЛ ХК «Локомотив» и взрослой сборной Белоруссии, переехали из Минска в Ярославль.
— Нам тренеры в Минске посоветовали, — рассказывает Ольга. — Просто здесь школа подготовки такая, что старший только набирает, а младший за ним тянется.
Олег Мисюль уже поступил на факультет физвоспитания Ярославского педагогического университета, а у младшего брата появляется больший выбор.
— Спортивный техникум — это еще и страховка для тех мальчишек, кто сделал ставку на хоккей, но не достиг высоких результатов или вынужден прервать карьеру из-за травм, — говорит Сергей Шевченко, директор общеобразовательной школы № 9, на базе которой создается техникум олимпийского резерва. — Благодаря приобретенной профессии они останутся при хоккее — тренерами, менеджерами, селекционерами, методистами.
— Идею спортивных классов и техникума мы планируем закольцевать созданием детско-юношеской академии хоккея на базе факультета физвоспитания ЯрГПУ, — говорит Юрий Яковлев, президент ХК «Локомотив». — Тут мы ничего нового не изобретаем. Например, Шведская хоккейная академия на собственном примере показывает эффективность подготовки детско-юношеского резерва. А у нас отсутствуют квалифицированные детские тренеры и педагоги, утеряны методики подготовки, традиции. Пока этот непростой вопрос решается на федеральном уровне, наш клуб самостоятельно начал создавать академию хоккея.
В хоккейных кулуарах инициатива Ярославля насторожила его прямых конкурентов. Идею создания академии на федеральном уровне лоббируют хоккейные Омск, Казань, Москва, Уфа.
— Мы не боимся конкуренции, — говорит Яковлев, — нам к ней не привыкать.
Впрочем, похоже, президент «Локомотива» многого недоговаривает. Идея создания академии хоккея одобрена федеральным правительством, техникум олимпийского резерва получил лицензию. Но, как всегда, финансирования нет — пока деньги в проект вкладывает лишь сам «Локо». Минное поле хоккейной конкуренции всегда таит риск несправедливости: спортивные технологии — коньки, форма, компьютерные программы тренировок, способы заливки льда — постоянно обновляются, и в этой гонке — и среди людей, и среди регионов — иногда выигрывает не самый талантливый, а тот, у кого богаче папа с мамой, спонсоры, местные власти.
Тем не менее Паша Красковский, посоветовавшись с родителями, написал заявление на поступление в техникум олимпийского резерва.
— Мы рассудили, — делится он планами, — что лишний диплом мне не помешает. Я все равно буду поступать на факультет физвоспитания ЯрГПУ, а диплом техникума мне даст и профессию, и право зачисления сразу на второй курс университета.
Человеческий фактор против человеческого капитала
Сразу после нашего разговора цветущий здоровяк Паша Красковский спешит в больницу.
— Зачем? — удивляюсь я.
— А, — отмахивается он, — пустяк. Врачи хотят руку посмотреть.
Оказывается, еще в тринадцать лет парнишка во время выездной игры получил рядовую для хоккея травму руки. Ему сделали операцию, установили в кость металлический штырь, а когда его нужно было вынуть, забыли. Теперь уже поздно, остается лишь наблюдать и надеяться, что последствия будут несерьезными.
— Да мне он совсем не мешает, — смеется Паша, — я его вообще не чувствую. Просто надо отметиться, а то тренер… сами понимаете, — и он, счастливый, что с утренней тренировки успел на зачет, а после сданного зачета дал интервью, убегает по делам, которые в спорте имеют обыкновение только накапливаться. Настолько, что даже ребенок привыкает не иметь свободного времени. Оно ему не нужно. Это обычный человек, повзрослев, может сказать, что детство — это и есть счастье. Но не спортсмен. У него это самые тяжелые годы. Когда сборы, травмы и дисциплина заменяют все: семью, друзей, книги, а главное — свободу. Потом, закончив карьеру, спортсмен не знает, как ею распорядиться. И даже ее ненавидит. Она многим хоккеистам переломала жизнь.
Недавно в Общественной палате прошли слушания, подводившие итоги расследования авиакатастрофы под Ярославлем. Прозвучало экспертное мнение: 80% авиапроисшествий связано с человеческим фактором, а не с неполадками техники. Наверное, действительно «потеряны профессионализм, преемственность поколений, инструкторский состав».
Но человеческий фактор — это не только летчики, но и система управления, в которую они встроены. Почему за ошибки облеченных полномочиями дилетантов ответили профессионалы, лучшие из лучших, те, кто составляет гордость и славу нации? Может, потому, что все-таки любая ошибка имеет свою цену и рано или поздно требует расплаты?
Могут ошибаться чиновники, могут ошибаться врачи, могут ошибаться менеджеры авиакомпаний. Но врач не может не знать, что даже хирургическая сталь в штыре хоккеиста Паши Красковского подвержена коррозии. И чиновник с менеджером не могут не понимать, что неправильное решение будет стоить многих поломанных судеб и загубленных жизней. И любая трагедия, которая не была осмыслена предельно смело и честно, обречена повторяться до бесконечности. А трусливое общество будет постоянно жить в той агрессивной атмосфере, из которой и возникает беда.
Похоже, Ярославль этот урок усвоил. Трус не играет в хоккей и не живет по-настоящему.
Погибший в авиакатастрофе Александр Галимов мог бы и не родиться — человеческий фактор поджидал его еще в утробе матери. Она поступила в роддом в ночь на 1 мая, акушерки строго-настрого ей наказали: «Лежи тихо, если не хочешь ребенка потерять», и неопытная 19-летняя роженица всю ночь кусала губы и молча стонала. Если бы 2 мая утром не пришел на дежурство врач, она бы потеряла ребенка. Когда доктор спросил у акушерок, как дела, они доложили: «Там лежит дура какая-то. Говорит, рожать пришла, а не тужится». Врач сразу перешел в наступление: «Почему не кричите?» — «Не хочу».
За жизнь будущей спортивной звезды пришлось побороться. Доктор и хлопал его, и водой брызгал, но младенец тоже не хотел кричать. Только когда мама расплакалась, малыш подал голос. Врач на радостях провозгласил: «Ну, теперь ты должен стать настоящим мужиком!» Как в воду глядел. Галимов вырос и пополнил человеческий капитал нации. Но, к сожалению, у нации есть еще и человеческий фактор.
Владимир Емельяненко