Вместить роман, который читается более тридцати часов в трёхчасовое действие – довольно непростая задача.
Так, за пределами постановки остались отношения Алёши со старцем Зосимой, Ивана – с Катериной Ивановной. Не увидели зрители и одного из важных образов – маленького Ильюши, своей смертью подтверждающего абсурд бытия.
На вторую половину спектакля остались не все. Он был создан в большей степени для тех, кто уже знаком с Достоевским и его произведением. Размышления и метания братьев Карамазовых – Ивана, Дмитрия и Алексея – довольно трудны для чистого восприятия – свободного от литературного первоисточника. Поначалу усложнила все и «многоликость» героев – роли Ивана, Алексея, Дмитрия, Лизы, Катерины Ивановны играют сразу по несколько артистов. То и дело слышался шепот – «А это кто? Это Алексей? А это тоже он?»  В общем, понять режиссерский замысел удалось не всем. Тем не менее, постановка концентрированно вобрала в себя действительность романа. Был и эмоциональный надрыв (не всегда ощущаемый читателем), который подразумевают строки Достоевского.
«Многолики» именно те персонажи, которые мечутся, страдают, сомневаются. На страницах романа и в спектакле они живут в вечной страсти, напряжении, необходимости выбора: они действительно предстают в разных амплуа. Вот Алёша-воспитанник старца Зосимы, а через несколько минут он уже «типичный Карамазов», на коленях которого сидит Грушенька. И здесь же Грушенька, переживающая стремительные внутренние изменения.
В то же время это «многоликость» играет на руку занимательности спектакля – будь на сцене только один герой – она была бы порой настолько пустой, что восприятие этико-философских рассуждений (составляющих стержень произведения) становилось бы ещё труднее для сиюминутного осмысления.
Скорей всего, в полной мере осмыслить постановку могли только читавшие первоисточник. Остальные – лишь уловить основные идеи и пунктир сюжетных линий.
В постановке эпизоды плавно перетекают друг в друга, антураж меняется прямо на глазах зрителей. Актёры редко покидают пространство видимой зрителю сцены. Так, разговор двух братьев в трактире прерывается сценой объяснения Алёши с Лизой, а после возвращается к своему продолжению.
Финальная речь Алеши – она завершает и роман – приобретает иной смысл, поскольку смерть Ильюши (да и он сам) не упомянуты в постановке. Эта речь обращена уже не к собравшимся вокруг Алёши школьным товарищам мальчика, а к зрителю, который увидел и понял (или не понял) то, что воплотили на сцене режиссер и актёры.
источник
фоторепортаж