Такое страшное слово – война

22 июня 1941 года фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз. Началась война. Как это было? Рассказы тех, кто пережил те первые дни, сегодня уже история и одновременно это собственная жизнь наших бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек.




фото: Ирина ПИЧУГИНА
Воспоминания, записанные со слов Рони Ионовны Регановой, Нины Елизаровны Кондратьевой и Марии Андреевны Чернышёвой, хранятся в музее истории шинного завода (на снимке) и дают представление о том, как встретили войну шинники.
«Эта весть пришла в Ярославль в тот же воскресный полдень. Что делать? Куда бежать? Конечно же, на свой завод. Уже через полчаса после сообщения по радио на шинном собрались сотни рабочих, тех, кто должен был в этот день отдыхать. Буквально через два-три часа были организованы отряды МПВО (местной противовоздушной обороны) из работников завода. В здании заводоуправления освободили несколько комнат, поставили там кровати, раскладушки – отряды перешли на казарменное положение».
Я разговариваю с Галиной Александровной Волковой. Недавно ей исполнилось 90 лет, а тогда шёл 21-й год, после окончания школы ФЗУ она работала в филиале центральной заводской лаборатории в одном из цехов и тоже всё прекрасно помнит.
– Всё на заводе как-то сразу встало на военную ногу. Дело не только в том, что теперь работали по двенадцать часов, – изменилось внутреннее состояние. Появилось повышенное чувство ответственности, молодёжь стала подтянутой, сосредоточенной. Сказывалась и обстановка в городе в целом, он будто затаился. Возвращаешься после смены в час, в два часа ночи и не боишься. Может быть, молодость брала своё, не знаю.
Нет, страшно всё-таки было. И даже очень, но позже, когда начались налёты на Ярославль. Мы жили за Волгой, на Дачной, рядом с железнодорожным мостом. Рядом поле, на котором стояли зенитки, защищавшие мост. Как только налёт, они начинали стрелять. Сначала появлялся немецкий самолёт-разведчик «рама», за ним летели самолёты, которые сбрасывали бомбы. Взрывы, грохот, пальба, и наш дом в самом центре всего этого ужаса.
Многие шинники, продолжает Галина Александровна, в первые же дни войны написали заявления с просьбой отправить на фронт. Она тоже чувствовала себя подготовленной, так как была спортсменкой, занималась лёгкой атлетикой, лыжами, участвовала во всех без из исключения соревнованиях. Вместе с несколькими другими девушками пошла на курсы медсестёр с расчётом, что по окончании попадёт в район боевых действий. Но на фронте она с подругами не потребовались. В Ярославль стали поступать раненые, и их направляли в госпиталь на Красной площади (сейчас это здание Демидовского университета).
– Отработаем на заводе смену и идём на дежурство, помогаем на перевязках, ухаживаем за ранеными в палатах и снова на завод.
Лаборатория отслеживала прохождение всех этапов изготовления покрышек. Шины предназначались для самолётов, танков, артиллерии. Вместе с конструкторами девушки из ЦЗЛ проводили многочисленные эксперименты, участвовали в разработке новых рецептур резин, способных выстоять в экстремальных условиях войны. О многом они тогда, конечно, не знали, работали для фронта, для победы, как тогда говорили, вот и всё.
Женщины с первых дней войны стали на заводе решающей силой – об этом говорят все, кто пережил те годы. Вот ещё отрывок из воспоминаний, упомянутых в самом начале.
«Не было в то время ни прогулов, ни нарушений трудовой дисциплины. Если человек заболевал, на его место вставал рабочий, уже отстоявший одну смену. А силы у всех на пределе. Сейчас даже страшно вспомнить про те обеды, которыми кормили в заводской столовой, – суп, в котором плавало три лапшинки, да мучная каша. Картошка или макароны – это уже было роскошью».
Осенью того же 1941 года пришло новое суровое испытание. Поступило распоряжение о частичной эвакуации завода. «Со слезами на глазах, с болью в сердце рабочие демонтировали станки и агрегаты, грузили их на железнодорожные платформы. На каждой детали было написано: Орск, Омск или Киров. И вдруг радостная весть: немцы под Москвой разбиты! А вслед за ней – приказ об отмене эвакуации. С каким подъёмом начали монтировать оборудование на прежнем месте, восстанавливать завод!»
Тем временем война продолжалась, потери городов, потери родных, близких – всё было впереди. И тот страшный налёт на «резинку», о котором до сих пор помнят едва ли не в каждой семье нынешних или бывших шинников, ещё был впереди. Не обошла его в своём рассказе и Галина Александровна Волкова. Хоть я и расспрашивала её о начале войны, но не могла она не вспомнить июньское лето 1943 года, и я не могу не привести её живое свидетельст­во.
– Вам, наверное, трудно представить, но кроме работы, дежурства в госпитале мы ещё бегали в пересменку на танцульки. Молодость есть молодость! Сад шинного завода был на месте нынешней Октябрьской площади. В тот раз на танцах почему-то собралось особенно много народу. Играла музыка. И тут началось... Гул самолётов, грохот взрывов, стрельба зениток – всё слилось вместе и всё рядом, там, где завод. Мы бросились туда. Машины «скорой помощи», развалины, раненые... Особенно досталось кордной фабрике и баракам для рабочих, стоявшим на месте гостиницы «Турист». Кишки, головы, руки, ноги – зрелище ужасное. Мы расчищали завалы, помогали медикам и военным. Я пришла домой только в пять часов утра вся в грязи и крови. Мама встретила со слезами: «Галинка, а я тебя уже и не ждала...» Нет ничего страшнее войны.
Северный край
Поделиться
Комментировать