УЕДИНЕННЫЙ ПОШЕХОНЕЦ. Литературно-краеведческое приложение

МЫ ХОДИМ ВДОЛЬ ЧУЖИХ ДОМОВ 24 февраля 2012 года в ярославской библиотеке N 13 имени Ф. М. Достоевского прошла творческая встреча с ярославским поэтом, членом Союза российских писателей отцом Александром Авде-евым, священником нового храма Ярославской иконы Божией Матери. Поэтический вечер состоялся по благословению отца Алексея (Кириллова), настоятеля строящегося храмового комплекса в честь святого благоверного великого князя Ярослава Мудрого.
Вечер мы посвятили начинающимся в Ярославле дням памяти основателя города Ярослава Мудрого, 110-летию библиотечного обслуживания Дядькова,  выходу в свет поэтического сборника «Долгожданный день» о. Александра Авдеева. В зале чтения и общения библиотеки собрались читатели разного возраста, среди них ветераны ЯСЗ, участники творческих коллективов ДК «Судостроитель», любители поэтического слова. Музыкальным подарком стало выступление участницы ансамбля русской песни  «Потешки» Ксюши Кочиной и руководителя, аккомпаниатора Юрия Владимировича Ефимова. 

В непростое время, в начале 90-х годов, Александр Авдеев учился в  Литературном  институте имени М. А. Горького вместе с поэтами Артуром Вороненко, Владимиром Вороновым, Емельяном Марковым.

В новый сборник вошли стихи и тех лет. О. Александр честно признался, что «уже сейчас, в священническом сане, не написал бы некоторые стихи, но что есть»… Иногда казалось, что звучит исповедь…

Мы узнали, что любит

о. Александр поэзию Алексея Кольцова, Ивана Никитина, Николая Рубцова, Владимира Соколова и многих тех, кто творил в годы цензуры. Пусть много отсеивали и не пропускали в печать, но эта поэзия помогала полюбить Родину, Бога, ближнего, этим и нравилась.

О. Александр начал читать свои стихи, посвященные отцу и матери, заметив, что друзья-однокурсники хвалили его именно за это: «Пишет о дорогих людях, а не о непонятных образах». Когда о. Александр говорит о матери, то вспоминает запах хлеба, пирогов - это родное, любимое, что защищает нас, отгоняя все нечистое.

«Женился, когда за сорок было, - признается автор. - «Сын родился в час зарплаты на последний день зимы» (28 февраля) - эти стихи написал сразу, верится, что и будущие мои родственники, если мир будет, прочтут их и улыбнутся. Сыну Антоше и жене Юле посвящено стихотворение «В мае раннем кусты садов»:

Здесь баюкала сына мать,

И в ограде ожившего сада

Длилась яблонная услада,

И сынок не хотел засыпать…

В родительской семье

о. Александра два брата и пять сестер от одной матери и отца. «Ожидание»:

Мать утомила вздохами

 окно.

Тревожно занавески

колыханье.

А сына нет. На улице темно.

Спят без улыбок вымокшие

 зданья.

Не поле боя - метры

площадей.

Трамвайный шум - не рокот

 автомата.

Но как же так - живя среди

 людей,

Боится мать за сына,

я - за брата.

Очень тепло отец Александр вспоминает своих учителей. Евгений Аронович Долматовский, известный песенник, мастер, как называли его, вел курс всего полтора  года. Юрий Кузнецов, Евгений Рейн еще живы. Вспоминается  работа на семинарах: выступления защиты, оппонентов и последнее слово оставалось всегда за мастером. Это маленькое емкое стихотворение хвалил. Запомнилось дружеское обращение и совет всего лишь об одном слове, которое позже автор и заменил.

Стихотворение Александра Авдеева с посвящением девушке, про безответную любовь, очень нравилось однокурсникам, и они часто просили исполнить его, говоря, что про них написано. И это стихотворение вызвало аплодисменты в зале чтения и общения наших слушателей. «Это «Песня о любви!» - сказал Николай Николаевич Матвеичев, руководитель хора ветеранов.

Мы ходим вдоль чужих

домов.

О чем-то пристально

мечтаем.

Глаза в глаза глядим

без слов

И вновь друг друга

покидаем.

Стихотворение «Опускались ветвистые тени» написано о городе:

На причалы речного вокзала

Вел асфальт, пролегающий

 вниз.

Там река, потемнев,

отражала

Рыжий свет фонарей

верениц.

Вспоминая учебу в семинарии, о. Александр рассказал, как  ежегодно 21 декабря они торжественно отмечали день памяти святителя Филарета - современника Александра Сергеевича Пушкина. Он был митрополитом, вел переписку с Гоголем, Пушкиным. «Когда  праздник в сердце  войдет, тогда и сердце откликнется», - рассказал автор об истории создания стихо-творения «Святитель».

И чудится - иссякли силы

Слагать слова про темный

 свет.

Лишь молит, молит

за Россию,

За всех святитель Филарет.

«Каждое стихотворение приходилось долго вынашивать в душе, думать о том, что полюбилось, искать для своих чувств более точные формы. Старался не лукавить», - написал о своем творчестве автор.

Александр Авдеев вспомнил случай. В Радонеж к отцу Нектарию шли матери, и он всегда говорил, что молитва матери, молитва отца сильнее молитвы монаха.

В заключение отец Александр поделился с нами сокровенным разговором с иеромонахом Макарием в Яковлевско-Благовещенском храме, где служил диаконом, что нужно поминать имя Ярослава Мудрого во время службы.

И во время недавней встречи отец Макарий напомнил об этом, сказав о неслучайности современного служения о. Александра.

Всем участникам встречи отец Александр подарил сборник стихов «Долгожданный день». Почти пятьдесят человек терпеливо дожидались своей очереди за автографом полюбившегося поэта, нашего батюшки.

Ирина БЛОХИНА.
В СВИНЦОВОМ ОГНЕ
В его петербургскую квартиру приглашали одного за другим лучших врачей, но они не могли определить болезнь. По характеру поэт был ипохондриком, он подозревал, что врачи обманывают, и его начали осаждать мысли о близкой смерти. Пока он не болел, старался не думать о ней, потому что такие мысли помимо отчаяния вызывали в уме образ бесконечного моря золы, в котором сознанию его предстоит раствориться.

Он старался убедить себя, что смерть - это как сон, серый успокоительный сон вещества. Страшны лишь мысли о ней, а на самом деле просто заснешь и не проснешься. Ухватившись за эту веревочку, он, чтобы отбиться от нахлынувших волн страха, жадно принялся за поэму. В этой поэме в зимнем лесу замерзала молодая крестьянка, вдова. Не осознавая гибели, забывая горе, она сладко засыпала, и в последних снах ей виделось, что она в избе, в тепле, у печки, или работает с покойным мужем на солнечном поле.

Но врачи к тому времени определили болезнь и вылечили. А через несколько лет пришла другая, уже неизлечимая. Сделали операцию, лишь продлившую мучения. Боль утихала только от морфия. В предсмертном томлении ему стало казаться, что он засыпает, но едва томление устаивается в объеме сна, как взволнованная вода в сосуде, оказывается, что этот сон еще жизнь. И душа из него попадает в другой сон, умирает другой смертью… Но и там жизнь! И третий, и пятый, и дальше, глубже - сны свирепеют, проваливают его в себя до бесконечности.

И вдруг он увидел там, на горизонте этой темной рыхлой пустыни, тень милого женского лица. Зовущая, уходящая в бездонные сны тень. Как будто его душа, его муза, красивая, застывающая, уходящая в бездонность. И поэт с плачем и болью проваливается за ней все глубже. «Сейчас умрешь, сейчас заснешь!» - точно поет она, и он делает рывок на зов, но сладостный зов и женский лик отдаляются. До них не добраться. Невыразимое томление разливается вокруг в мглистой пустыне. И он понял, что он уже умер, а сам на неутихающий сладостный зов проваливался во все новые и новые соты тьмы и никак не мог достичь образа милой девы.

Поэма же его, как поняли сто лет спустя, оказалась пророческой. Замерзающая, засыпающая вечным сном его крестьянка - Россия, которая умерла, так и не узнав об этом, и тление ее - наша жизнь, и мы в этой жизни тлеем, погружаемся все глубже и глубже в смертные сны и вспоминаем, вспоминаем и николаевский режим, и старинные балы, и шейку нежную, лилейную, и тепло в избе у печки, и работу на солнечном поле.

Эти сравнения пришли давно, однажды, когда жена читала книгу Юрия Кублановского «С последним солнцем». Я сидел за столом и что-то писал.

- Ты знаешь, - сказала она, - какое я стихотворение нашла?

Я, увлеченный писанием, слушал вполуха.

- Вот мы сидим, радуемся, лето, все цветет, яблоки мешками. А где-то в это время в глубине - топ-топ-топ! Это Антихрист уже прыгнул на нашу землю, приближается. И теперь все равно - что бежать, что в глубокой могиле лежать!

- Не может быть, чтобы у Кублановского было такое стихотворение! - обернулся я, так меня поразил этот пересказ. Я считал, что такое восприятие жизни 70-х годов минувшего века было только у меня. Сверху - речи, привычные «теплые слова», снизу море интересной, но запретной литературы, вялость, лень, но и какое-то затишье, таившее в себе что-то грозное, различаемое уже многими. Но ведь стихи нельзя пересказывать. Может, жена приукрасила? Я бросился и перечитал своими глазами - впечатление от этого только усилилось:

Помнишь - гусениц чуткий

пушок,

Шорох осени, яблок мешок.

Как пасхальные свечи, красны

И смолисты огарки сосны…

Слышишь - Зверя тяжелый

галоп.

То Антихрист на сытом коне

Прыгнул наземь

в свинцовом огне.

…И дальше про глубокую могилу жизни. (Цитирую по тому же изданию «С последним солнцем», Париж, 1983. Потому что в недавней книге Кублановского «Посвящается Волге», вышедшей в Рыбинске, это стихотворение опубликовано в иной редакции). С такой оглушающей силой передан свинцовый огонь времени, ставшего мостом к сегодняшнему, когда царство дьявола на земле стало еще виднее. Пророческое стихотворение. Написано оно в 1976 году.

Я в то время как раз задумывал сочинение о нашествии силы нездешней, пододонной, которую предсказывает народная эсхатология. Былина на эту тему была записана в прошлом веке на Русском Севере.

О том, что сила эта уже воцарилась, но управляет невидимо - из глубины времени. Потому что время, в котором мы живем, как сказал Солженицын, имеет бездонную глубину. Современность только пленка на времени. Волчья суть силы нездешней будет проявляться постепенно. Полумертвая Родина трогательно воспета Кублановским и в стихотворении об Оптиной пустыни «В край Киреевских, серых зарниц»… Сюда поэт приехал «посидеть наподобье калеки у руин… Все я думаю: «Братья! За что изувечили нашу Россию?»

В последние годы вышли две яркие книги. Это дневники и воспоминания философского характера. Одна - Бориса Кузина, нашего земляка, ученого из некоузского Борка, а вторая - известного религиозного деятеля протоиерея Шмемана. Он жил на Западе. Внешне люди очень разные. Но и в той и в другой книге глубинным духом сквозит тревога: с какой быстротой строится все то же «царство дьявола на Земле» (определение Владимира Максимова). Не зря о Кузине так много и заинтересованно сказано и в дневнике Кублановского, опубликованном во втором номере «Нового мира» за нынешний год.

До начала восьмидесятых годов мы жили в Ярославле. Я допоздна тогда писал в нашей кухоньке сочинение о нашествии силы нездешней. Работал в музее, читал журналы пушкинской поры, романтические повести, стихи и поэмы эпохи императора Николая Павловича. Иногда в глухой час странное одиночество заставляло оторваться от стола. Я вставал к черному холодному окну, за которым не было уже ни одного огонька, и думал: «Я больше живу с мертвыми, чем с живыми. С Владимиром Соколовским, Бенедиктовым, Тимофеевым, Сенковским, Владимиром Одоевским. Образы их из иного мира меня окружают. Видят ли они меня так же, как я их, в этот ночной час?»

Иногда становилось так тоскливо, хотелось изменить жизнь, сойтись с живыми, но чтобы эти живые были… такими же как бы вечными, завершенными, как мысленные изваяния пушкинской поры. Но при этом и дышали, смеялись неповторимо, как сиюминутные, ничем не заменимые, временные люди. Как вырваться из этого околдовывающего, вроде бы вечного круга умерших?

Когда же позднее, уже в зрелом возрасте, я замешался в современную толпу, ложные пустые назойливые речи так сдавили душу, что я снова затосковал по тем ночным часам из молодости, когда все вокруг спят, а ты окружен хороводом вечных, мысленных людей. Хороводом душ. Это уже не одиночество. Но понимать это я стал только теперь.

Вроде бы я уже совсем хорошо представлял поэта Бенедиктова, его зеленый вицмундир, обыденное выражение лица и ра-зительно контрастные сему облику звучные его строки:

Кудри девы-чародейки,

Кудри блеск и аромат,

Кудри-кольца, кудри-змейки,

Кудри - шелковый каскад!

И вдруг, прочитав стихи Кублановского о нем, поразился. В них Владимир Григорьевич вообще, как говорится, ожил, вокруг него вспыхнул желтый свет петербургского полдня. Фрегат дрейфует в невской проруби… снежок, бекеш, все обязаны служить… Таких живых стихов о родных своих мертвецах я еще не читал… И Блок у него дан так же ярко, и Фофанов, Некрасов. Может, и мы уже умерли? Кто бежит еще за прибылью, а кто лежит в своих глубоких могилах. Но это ведь «все равно». Поэтому и близки нам так эти тени?

И Россия умирает, застывает, как Дарья в поэме «Мороз, Красный нос». И тем ярче в смертном сне обступают ее образы жизни:

Вытечет, вытечет за ночь

Вся наша матушка-рожь…

Где же ты, Прокл Севастьяныч?

Что пособлять не идешь?..

Мы умерли и так живем в своей мертвой жизни, свинцовом времени. Именно этим заканчивается и стихотворение Кублановского про «наважденца Бенедиктова»:

Живем, а будто в землю

жалкую

Легли и, тлеючи, лежим,

Припоминая дружбу с чаркою,

Перчатку, розу, шейку жаркую

И николаевский режим.

В стихотворении «Когда роковая блестит на дневном небосклоне звезда...», написанном уже в 1990 году, обобщено воспоминание о времени и людях семидесятых годов. Все-таки это было время ярко духовной эпохи, тихой лирики и громкой прозы. Оно еще не осознано полностью:

Туземцы при этом режиме,

Мы сделали все, что могли:

На ощупь в отеческом дыме

Навстречу погибели шли

И слабые силы копили

Для мести какой,

может быть,

Но вдруг обреченно открыли,

Что нечем и некому мстить.

Почему же некому? Может, потому, что неуязвима правящая из глубин свинцового огня сила нездешняя, пододонная? С ее мертвой ратью, как сказано в той же былине, даже богатыри не справились. Рубили беса надвое, а из каждой его половинки два новых встают.

Николай СМИРНОВ, Мышкин.

СТРОЧКИ, ПО КОТОРЫМ ЗОЛУШКА БОСИКОМ БЕЖИТ

 Имя поэта Людмилы Николаевой хорошо известно любителям поэзии в Ярославской области и за ее пределами. Долгие годы прикованная к постели тяжелым недугом, Людмила Алексеевна жила стихами, дышала ими, писала их до последних дней своей жизни. Она умерла 1 июня прошлого года, немного не дожив до 70 лет. Ее первые стихи появились в молодежной областной газете «Юность» в 1966 году и сразу нашли своего читателя. Первая книга ее стихов «Нежность», изданная в Верхне-Волжском книжном издательстве в 1977 году, получила признание на Всероссийском уровне - она была названа лучшей первой книгой молодого автора. И полетели в маленький провинциальный городок Гаврилов-Ям письма со всех концов России. Иногда на конвертах так и значилось: «Гаврилов-Ям, Людмиле Николаевой». И письма находили своего адресата. Людмила хранила их всю жизнь, с некоторыми из авторов писем переписывалась. Надежда Алексеевна, ставшая для своей сестры сиделкой, медсестрой, музой, принесла в редакцию нашей газеты, которую Николаевы выписывали с момента выхода «Золотого кольца» в свет, некоторые из этих писем. Предлагаем вам отрывки из них.

1966 год. Вероника КАЗАКОВА, журналист областной молодежной газеты «Юность»:

«Люда! Ужасно рада за тебя! Знаешь, что я сделала? Только ты не ругайся! Я послала Богучарову «Ромашку» и несколько твоих стихов...

А мне ты что-то ничего не присылаешь. Пиши, пиши больше! И отбрось раз и навсегда всяческие стеснения. Договорились?»

16 декабря 1966 года. Александр БОГУЧАРОВ, литконсультант областной молодежной газеты «Юность»:

«Дорогая Люда! Письмо ваше тронуло меня взыскательным отношением к поэзии, стремлением разобраться по-настоящему в написанном. Вы многого добились, Люда. У вас в стихах заржавелые листья, точно стайки потревоженных ежат. Хорошо, с доброй улыбкой сказано! У вас Золушка сидит у мутного окошка. И это хорошо, как-то проникновенно. Видишь все сразу. Тут секрет не в словах - в чистых и трепетных ощущениях, переданных искренне... Мне захотелось еще и еще читать стихи Людмилы Николаевой. Мне хочется еще раз вглядеться в строчки, по которым Золушка босиком бежит. Присылайте нам стихи, Люда! Не два-три, а побольше!»

28 августа 1967 года. Иван СМИРНОВ, поэт, ответственный секретарь ярославского отделения Союза писателей СССР:

«Здравствуйте, Люда! Обком ВЛКСМ, наше отделение Союза писателей и редакция газеты «Юность» объявили конкурс на лучшее литературное произведение о молодом современнике... Пришлите мне подборку стихов. С вашего разрешения я отберу то, что больше всего подходит к теме конкурса».

1 апреля 1974 года. Павел Павлович КУДРЯВЦЕВ, поэт, Москва:

«Здравствуйте, милая моя девочка! Что с вами? Почему от вас нет ни слуху ни духу?

Что примолкла моя ярославна?

Зажила, значит, весело, славно

И забыла, должно быть, поэта.

Ну а разве порядочно это?

Прошу простить за дружеские шутки и нескладные хвастливые экспромты.

Моей младшей сестричке по оружию Людочке Николаевой:

Есть в мире град Гаврилов-Ям,

И в нем живет... Омар Хайям!

Живет он, скрываясь от доброго люда.

Его псевдоним - Николаева Люда.

И шлет этой Люде

Свой стих замечательный -

Поэт задушевный,

Поэт проницательный, -

В нем только один

Элемент отрицательный,

Что этот поэт

Далеко... не влиятельный».

29 июля 1977 года:

«...Вы умница, что избрали себе любимого героя в пожизненные идеологические руководители - Павку Корчагина... Что еще немаловажно для такого великого, высокого и тонкого искусства, как поэзия, и какое еще обстоятельство счастливо выводит вас из круга поэтесс, тихо занимающихся так называемым поэтическим рукоделием. Это то, что ваша поэзия - не сюсюкающая, а по-настоящему нежная, жизнелюбивая, серьезная, подчас наводящая на весьма глубокие, даже философские размышления... Сейчас я рекомендую вам вот что сделать: подать заявление с приложением вашей книжечки («Нежность») в Литфонд. Вас должны принять в его члены. Для вас это будет великое благо. Вы тогда приобретете некоторые литературно-профессиональные права и привилегии, к примеру, могут дать денежные ссуды, как и вообще оказывать всяческую материальную помощь... А когда вый-дет в свет ваша вторая книжечка, вы можете смело подавать заявление и на предмет вашего вступления в действительные члены Союза советских писателей СССР!

Хочу вам сказать, что ваша книжечка «Нежность» уже стоит на полочке моей личной, весьма солидной библиотеки. И если бы вы видели, в какой классической компании находится она: в непосредственном соседстве с Пушкиным, Лермонтовым, Буниным, Цветаевой... Вот теперь и ваша приютилась к ним и скромненько, но с достоинством поглядывает на окружающих ее великих соседей».

1979 год. А. В. ЯШИН, художник, с. Великое:

«Все публикации ваших стихотворений в газетах я вырезаю и собираю. Накопилось их около десятка. Из сборника «Любитель природы» мне особенно понравилось стихотворение «Вечер».

18 апреля 1986 года. Евгения РАППОПОРТ, сотрудник музея Н. А. Островского, г. Люберцы Московской области:

«Здравствуйте, моя любимая Людочка! Не думайте только, что я уже совсем обнаглела, называя вас так. Это чистосердечно... Спасибо огромное за ваше поэтическое пушкинское письмо!.. Сейчас приступаем к подготовке выставки «Люди корчагинской судьбы». Людочка, очень вас прошу: напишите на листочке свою биографию, но не только о том, когда родились и где учились, а и о своих любимых писателях, книгах, людях, которые встречались вам в жизни и взволновали вас каким-то образом. Это необходимо для экскурсии. Ведь экскурсоводу надо рассказать о том, какой вы человек».

А какой поток писем обрушился на Людмилу Николаеву, когда спустя 40 лет после выхода в свет первой книги вышла ее вторая книга - «Надежда»!

2011 год. Светлана ШАНАЕВА,

г. Шацк Рязанской области:

«Здравствуйте, уважаемая Людмила! Это такое счастье - иметь у себя вашу книгу!.. Я учитель литературы и классный руководитель в 11-м классе. В октябре мой класс готовил осенний бал. Девчонки мои - творческие личности, сами сценарии составляют. Вот и на этот раз взяли стихи об осени у Пушкина, Бунина, Рубцова. Пока они копались в классике, я листала сборник ваших стихов «Надежда».

И - о чудо! - нашла такие осенние зарисовки, свежие, новые, что не могла не включить два стихотворения в сценарий... Какие чарующие строчки! Прекрасная метафора: «Осень - рыжая плутовка» - и моя ведущая под эти слова подбрасывает букет кленовых листьев... В зале - всплеск аплодисментов. Я стояла за кулисами, но чувствовала, что до зрителей, старшеклассников, дошла энергетика вашего слова».

2011 год. Ирина СВИСТУНОВА,

г. Новосибирск:

«Ваши стихи остановили меня на бегу в один из осенних воскресных вечеров. Некоторые просто пронзительно совпали с душевным состоянием, некоторые удивили точными сравнениями и образами. Я не очень восторженный и творческий человек, но светлеет на душе и очищается душа от скептицизма, недоверия и даже злости. Спасибо вам за это!»

2010 год. Анна ЖУРАВЛЕВА, сотрудник Ярославской областной библиотеки имени Некрасова:

«Уважаемая Людмила Алексеевна! Мы рады, что ваши стихи станут чудесным открытием для наших читателей, а они, в свою очередь, передадут их своим родным, близким, потому что ваша поэзия явилась связующей нитью добра и света в нашем сложном суетном мире. Здесь ты остановишься полюбоваться красотой природы, ощутишь гордость за свою родину, вспомнишь о близких людях, задумаешься о своем предназначении. Огромное вам спасибо за ваше творчество, за любовь к жизни, которой наполнен ваш поэтический мир, за добро, которое вы дарите нам!»

3 апреля 2010 года. Заведующая библиотекой имени Достоевского Ирина БЛОХИНА, заведующая читальным залом библиотеки Елена КАЛИНИНА:

«Уважаемая Людмила Алексеевна! Дорогой замечательный человек! Спасибо вам огромное от сотрудников и читателей нашей библиотеки за вашу книгу «Надежда»! От вашей улыбки, взгляда идет такая добрая энергия, как и от ваших проникновенных строк. У многих из нас любимое время года - осень. Это время итогов, постоянства, тихой грусти. На сердце трепетно легли ваши строки:

Я слышу птичьей стаи горький зов,

Той, что над рощей облаком нависла.

И сердцу тесно от горячих слов,

И жизнь полна значения и смысла.

Читая вашу книгу, мы вспомнили слова Бориса Кривлина: «Человек должен занимать место не собою, а своим светом. Тогда и места всем хватит, и солнца... И не будет того, что часто встречается среди акул».

Ко Всемирному дню доброты мы оформляли книжную выставку, взяв в качестве заголовка к ней ваши строки:

Если я согрею чью-то душу,

Значит, на земле жила не зря».
Золотое кольцо

Поделиться
Комментировать