УЕДИНЕННЫЙ ПОШЕХОНЕЦ. Литературно-краеведческое приложение

О ТАКИХ ЖЕНЩИНАХ МОЛЧАТЬ НЕ СЛЕДУЕТ В своих предыдущих материалах мне удалось, насколько позволили возможности, проследить жизненные пути старшего поколения Карновичей. К сожалению, в тени прошлого остаются женские судьбы старинного дворянского рода, жизнь которого тесно связана с Ярославским краем. СЕМЬЯЕсть предположение, что жена Степана Ефимовича Карновича иноземка Елена Шванвич была дочерью поляка Мартина Шванвича, ректора немецких классов в гимназии при Академии наук России.


После смерти матери  Елену  в раннем  возрасте усыновил Константин Дмитриевич Кантемир (1703 - 1747), один из сыновей Дмитрия Константиновича Кантемира (1673 - 1723), господаря Молдавского. 31 января 1748 года она и вышла замуж за камердинера Петра III Степана Ефимовича Карновича. Венчание происходило в дворцовой церкви, и благословила их сама императрица Елизавета Петровна.


Учитывая все изложенные обстоятельства, можно было бы говорить и о том, что брат Елены, Александр Шванвич, участвовал вместе с Орловыми в убийстве Петра III. Кажется, об этом преступлении известно все. Но тайна до конца не раскрыта и по сей день. Можно  рассказать и о старшем сыне Александра Шванви-ча - Михаиле, атамане в вой-ске Пугачева. Но речь пойдет о другом.


Пять девушек - Варвара, Елена, Федосья, Елизавета и Авдотья - выросли в знатной семье и составили неплохие семейные партии.


ИЗ ГРЯЗИ ДА В КНЯЗИ


Одна из них, средняя дочь Федосья Степановна, родилась в 1767 году, уже от второго брака Степана Ефимовича с Софьей Нероновой, которая приходилась родной сестрой Елизавете Васильевне Херасковой (Нероновой), одной из первых популярных  писательниц России. Мужем ее был известный драматург Михаил Михайлович Херасков, директор Московского университета.


О семье Федосьи Степановны Посниковой, урожденной Карнович, вспоминала Елизавета Петровна Янькова.


Говаривали, что в молодости Федосья отличалась красотой и слыла большой щеголихой. С годами она не утратила привлекательности: была худенькой, стройной, небольшого роста, миловидной женщиной. Замуж она вышла за корнета лейб-гвардии конного полка Николая Васильевича Посникова. Он был так хорош собой, что Екатерина II обратила на него особое внимание. Многие предрекали Посникову блестящее будущее, но далеко он не пошел. Был в близких отношениях с президентом Академии наук Екатериной Романовной Дашковой (Воронцовой), состоял при ней секретарем и пользовался ее неограниченным доверием. В 1826 году Посникову было под шестьдесят, но он был еще свеж и хорош собой.


Посников с Федосьей Степановной жили хорошо и имели достаточное состояние. Кстати, у Федосьи в Ярославской губернии еще остались унаследованные от матери, Софьи Нероновой, деревня Поповка и часть села Горе-Грязь, которым она владела совместно с сестрой Авдотьей Степановной, бывшей замужем за Яковом Александровичем Шереметьевым.  Вряд ли они приезжали в свои имения, документы утверждают, что господского дома там не было. Не было ни фабрик, ни заводов, ни рыбных ловлей. По Поповке числилось 29 крепостных крестьян, которые занимались на 79 гектарах хлебопашеством, а по селу Горе-Грязь (Архангельское) насчитывалось 73 мужчины. В селе находилась еще каменная церковь святого архиепископа Михаила, построенная в 1809 году, с двумя приделами - во имя Грузинской иконы Божией Матери и Всех Святых.


Однако дела свои, как и многие дворяне, Посниковы вели неумело. Они доверили денежные средства, размещенные в винных откупах Ярославской губернии, Ленивцеву и Послуживцеву и потерпели в результате их махинаций значительные убытки. Впоследствии, хотя и не испытывали большой нужды, жили экономно.


МОСКВА ЗЛАТОГЛАВАЯ


Проживали Посниковы в Москве, около Донского монастыря, на Средней улице, в небольшом, но довольно просторном доме, построенном известным архитектором Витбергом, автором проекта храма Христа Спасителя. По соседству, через площадь, в местечке, получившем название от  имения князей Трубецких - Нескучное, жил Алексей Орлов со своей дочерью Анной и воспитанницей Марией Бахметьевой. В 1802 году она выстроила поблизости небольшой уютный домик с оранжереей и жильем для гостей. Домашние графа относились к ней с большой дружбой, для дочки Орлова Анны она была близкой подругой. К сожалению, двойственное положение Марии Семеновны вызывало много разговоров и пересудов.


Но - поздно было менять  сложившиеся отношения, все понемногу утряслось.


Анна Орлова от природы была проста в общении, искренна и богобоязненна. Добродетели она получила от своей матери Авдотьи Николаевны Лопухиной, которая славилась добродушием, приветливостью, набожностью. Мать не любила нарядов и никогда не надевала бриллиантов. Алексей Орлов тоже считал, что человек красуется душевными свойствами и никакие драгоценности не украсят  греховной души и не закроют порока.


Орловы дружили с Посниковыми и часто к ним ездили.  Старшая дочь Софья была высокого роста, плотно сложена, с очень резкими чертами лица и походила на отца, но не отличалась родительской красотой. Меньшая, Авдотья, немного помеченная оспой, была очень интересна, ростом меньше сестры, немного худощавая. Прекрасно воспитанные, девушки хорошо говорили по-французски, с окружающими вели себя приветливо, как девицы самого лучшего круга.


Многое объединяло девушек. Они не принадлежали к типу исключительно светских девиц. Посниковы были благочестивы и богомольны, посты строго соблюдали, в церкви бывали чуть не у всех служб. Они знали всех игумений, настоятелей, архиереев, читали духовные и нравственные книги. Словом, были мирянками только по платью, а жили как настоящие монахини.


ПРАЗДНИКИ, ГОРЕ И ГРЯЗЬ СТОЛИЧНОЙ ЖИЗНИ


В последние годы своей жизни Алексей Орлов не играл никакой роли при дворе, но был по-прежнему очень богат и влиятелен. В царствование Павла I он пережил немало тревожных дней, ожидая мести за убийство Петра III. На время он уезжает с семьей и Марией Семеновной Бахметьевой за границу. Но вскоре получает радостное для себя известие о воцарении на престоле Александра I.


Алексей Григорьевич развлекал Бахметьеву и свою дочь Анну роскошными праздниками, на которые съезжалась вся московская знать. Девичьей беззаботной жизни не было конца, а заведенные правила, казалось, будут незыблемы и прочны.


Смерть Алексея Орлова в 1807 году потрясла Анну. Религиозность Орловой теперь шла и от понимания греховности ее отца, виновного в тяжком преступлении - убийстве Петра III. С этого момента у каждой девушки наметилась своя жизненная дорога, но их объединял главный выбор - участь Христовых невест. В старинный Яковлевский монастырь Анна не раз уезжала на несколько недель во время Великого поста и на Пасху в царской свите или в компании родственниц и подруг, среди которых находились Посниковы. Сестер она познакомила со своим духовным отцом старцем Амфилохием и архимандритом Иннокентием.     


Здесь не лишним  будет, сохраняя хронологию,  упомянуть о дальнейшей судьбе Бахметьевой. В 1826 году она приютит в своем доме в Москве иеромонаха Зосиму с верными старцу монахинями. По причине раскола все они оставили основанный Зосимой Туринский Николаевский монастырь. Бахметьева пожертвовала им свои земли в Верейском уезде Московской губернии, где была создана Троице-Одигитриева пустынь. Там Мария безвыездно находилась до самой смерти в 1839 году.


ДОБРЫЕ ДЕЛА ТАИЛИ ОТ ПОСТОРОННЕГО ВЗГЛЯДА


Анна, не знавшая ранее печали и горя, продолжает замаливать отцовы и свои грехи. Она все больше и больше жертвует монастырям и нуждающимся. Имея до 65 миллионов рублей, отдает на 340 монастырей и 48 кафедральных соборов более 25 миллионов. Но делала она все так, как учит Священное Писание, стараясь скрывать свои добрые дела от постороннего взгляда.


В 1831 году она освободит своих крепостных крестьян, последует за Фотием в Юрьевский монастырь Новгородской губернии, купит там небольшую мызу и будет жить как монахиня, жертвуя на восстановление монастыря огромные деньги. Анна исполнит давно задуманное желание - пострижется в монахини под именем Агния и будет похоронена в 1848 году в Юрьевском монастыре вместе с Фотием. На все обвинения завистников, не понимавших поступков  Анны, она могла сказать одно: «На Бога уповаю, не убоюсь, что сотворит мне человек».


Освобожденные Анной крестьяне чтили память умершей многие годы. Ежегодно 5 октября совершалась заупокойная панихида. В этот день учащимся детям раздавали булки  и гостинцы, а взрослым, кроме всего прочего, чай и закуску, на что расходовалось от 30 до 40 рублей по каждой волости.  В 1898 году портреты Анны хранились в Сретенском и Чудиновском волостных правлениях. В Никольском правлении портрет был утрачен, но общество было озабочено приобретением такого.  


СПАСО-БОРОДИНСКИЙ МОНАСТЫРЬ


А что же Посниковы? - спросите вы. Прежде всех, в 1810 году, умерла, хотя и не была очень больной, Федосья Степановна. После ее кончины имения в Ярославской губернии перешли дочерям Софье и Авдотье. Имущественные дела по своему обыкновению были запутаны. Во владение деревней Поповкой Софья вступила по предписанию суда в 1843 году, где-то к 1849 году решился вопрос и по селу Горе-Грязь. Николай Васильевич отказался принимать в наследство свою долю и отдал все дочерям.


Но беда одна не ходит. Однажды Посников повредил  бедро, залежался и вскоре умер. Оба они, муж и жена, погребены были в Донском монастыре. Из дочерей первой скончалась Авдотья. Софья, оставшаяся наследница, в 1854 году отпустила на волю всех крепостных крестьян, продала дом и переехала жить со своей приятельницей княгиней Авдотьей Михайловной Голицыной, урожденной Нарышкиной, в Спасо-Бородинский монастырь. Игуменьей этой обители была Меланья, родная сестра Нарышкиной, в замужестве бывшей за Александром Тучковым, который погиб на Бородинском поле.


Вся их дальнейшая жизнь была связана с монашеской подвижнической жизнью. Но это уже совершенно другая история, полная самопожертвования и любви с чистым сердцем к Богу.


Александр БЕКЕЕВ.


На снимке: графиня Анна Алексеевна Орлова.


Фоторепродукция с картины И. В. Баженова.



ОЖИВЕТ ЛИ ВНОВЬ УСАДЬБА КОКОВЦЕВЫХ


Скоро наступит зима. В каком состоянии ее переживет в этот раз дворянская усадьба, уникальный памятник архитектуры XVIII века в поселке Новоселки вблизи города Ярославля, принадлежавшая до революции известной дворянской фамилии графов Коковцевых, остается под вопросом.


Молдова Молдавия


Ранее уже неоднократно писалось об этом памятнике архитектуры. Семейство графов Коковцевых принадлежит древнему дворянскому роду. Одним из известных его представителей был Владимир Николаевич Коковцев, министр финансов при дворе двух российских императоров. Его вклад в историю России неоценим.


Владимир Коковцев  работал вместе с Сергеем Юльевичем Витте и был продолжателем столыпинских реформ. Его рождение пришлось как раз на то время, когда в России вместе с реформами стал развиваться интерес к истории, просветительству и искусству. Он был воистину человеком своей эпохи.


Усадьба Коковцевых строилась по проекту известного архитектора того времени Левенгагена. Случилось так, что сейчас она пришла в аварийное состояние и нам необходимо вспомнить о том времени, когда такие памятники архитектуры находились под особым государственным надзором. В 1998 году вышло постановление правительства Ярославской области об утверждении проекта зон охраны объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) города Ярославля и их границ. В список таких объектов вошла и территория выявленного объекта культурного наследия «Усадьба Коковцевых». С того времени на этом объекте проводилось мало исследовательских и реставрационных работ, и как следст-


вие - уникальный памятник архитектуры оказался на грани исчезновения.


Видя такую ситуацию, ярославское областное отделение ВООПИиК посылало письма в администрацию города и области о принятии срочных мер по его консервации и подготовке к реставрационным работам. Небезразличные  к судьбе памятника люди, жители фрунзенского района, обили все пороги администрации с целью получения средств на его сохранение, и вот, кажется, лед тронулся. В этом году на территории усадьбы Коковцевых благодаря усилиям волонтеров из гражданского движения «Сделаем Ярославскую область чистой» были проведены две экспериментальные уборки по раздельному сбору мусора. Еще ранее инженерами-гидрологами из города Иванова был очищен один из усадебных прудов, а также проведены санитарные вырубки деревьев в парковой зоне усадьбы. Руки дошли до зданий усадебного комплекса.


К настоящему времени сохранились две старинные постройки - главный усадебный дом и флигель. Флигель расселили в прошлом году, судьба главного усадебного дома пока не решена. Оба здания находятся в аварийном состоянии. Срочной замены требуют перекрытия,  в укреплении нуждаются фундаменты этих построек. Областным отделением ВООПИиК составлена смета расходов по благоустройству усадебной территории, куда  вошла и стоимость капитального ремонта зданий. Эти документы уже находятся в городской администрации. Кроме того, существуют проекты о перспективах развития территории объекта культурного наследия «Усадьба Коковцевых» в будущем.


В настоящий момент некачественный ремонт крыши и халатное отношение Фрунзенской администрации к сохранению зданий объекта культурного наследия сильно усугубили ситуацию:  прохудились крыши, начались протечки.  Из-за непрерывно поступающей влаги прогнили несущие конструкции главного здания, следствием чего стал обвал  части потолка в помещениях главного усадебного дома. А если бы там были люди? За столько лет существования усадьбы  на чердаке дома накопились тонны мусора, а это дополнительная нагрузка на и без того ветхие балки. В подвале стоит вода, что губительно сказывается на фундаменте здания.   


Сейчас власть изменилась. В срочном порядке с помощью волонтеров началось приведение в порядок чердачного помещения здания, очистка его от строительного мусора и хлама. К волонтерам подключились депутаты и их помощники. Совместными усилиями планируется привести  в порядок чердачное помещение главного дома усадьбы и подготовить его к капитальному ремонту. Надежда есть и на то, что появятся средства и главный усадебный дом будет полностью отреставрирован уже в ближайшее время. Спасибо всем, кто помогает в этом благородном деле! Хочется верить, что скоро усадьба Коковцевых, по праву называемая символом Суздалки, вновь возродится.


Сергей КРЫЛОВ.     


Фото автора.                                                        

СОН


Вечереющая даль с дымчатыми клубами кустов, сизыми березами, деревенькой. Странно-нежный закат за кладбищенским бугром над руинами храма долго, печально улыбался. И вот он умер.


Сотлеет в крапиве  деревянная ограда, ручей вонючий, навозный, зарастет купырями. И кладбища древний бугор сровняется с землей там, за ручьем.


И оттуда, из красного, остывающего тупика горизонта, уже крадется снова какая-нибудь беда, а Русь уже только сердцу видна да ангелу с облачных башен. Меж небом и Русью встают косматые руины кладбищенского храма, а тень от руин падает на сердце и сосет его, как могильная глина.


Почему же снится, что рядом, за тем же вонючим ручьем, жирно заросшим осокой и купырями, строится новый храм - а чей, кому? Об этом и сердце не знает. Но я во сне ложусь на его прохладную, белую кладку, как в облако, и замуровываюсь… в небо ли, в вечность?..


МОРОКА


Сколько же еще будет томиться мое сердце, видя все это: вымерзшая до дна речушка, сухой снег на берегу, уставленном одинаковыми кустами, кое-где, точно для разнообразия, высокие кочки желтой травы, штабеля бревен из тяжелой лиственницы. Вобравшиеся в холодное тряпье фигурки над ямами. В ямах ночью горели костры, и снег вокруг подтаял, застекленел грязным настом, головешки далеко чернеют вокруг. Лом со всхлипыванием вязнет в грунте - от странной на морозе талости кажется, что ногам еще холоднее. Здесь, на участке у шахты, заключенные, большинство которых не переживет эту военную зиму, ставят столбы, и на них сядет наклонно длинный дощатый желоб прибора для промывки золота. У отдельного костерка стрелки в белых овчинных полушубках, в ватных штанах, в серых, до колен валенках. Снежный пояс дороги к лагерю продран санями кое-где до камней. Летом здесь уже подымутся синеватые пирамиды промытой гальки.


Сопки от снега и тумана кажутся ближе, чем они есть на самом деле, точно наклонились к людям. И где-то там, за сопками, на другой реке, в двухметровой ледяной яме искрят железом в донную скипевшуюся гальку такие же заключенные - там вморозят в дно устои для подвесного моста.


Крутой скат ближней сопки кое-где в черных, не спрятавшихся под снег нависях скальной породы. И вдруг оказывается, что в этом невнятном, низком, будто без неба, и уже засмеркавшемся мире есть и высота: и в ней просторно, как стоймя вставшие облака, мерно двигаются великаны. Это богатыри, и видна железная складь их одежд и выступы лат на груди, тусклые блики железных шапок: ясноликие, прямоглазые, как на книжных картинках, открытках, папиросных коробках, на театральных сценах и в кино. За первыми рядами знакомых лиц колышутся и менее знакомые треугольные шляпы, камзолы, страусовые перья и подзорные трубы со старых лубочных картинок. Они емко заполнили все светлое место вверху, и большой, простовато-суровый лик самого могучего из них важно напрягается, сейчас он перевалит сопку - и истают жалкие фигурки внизу, в котле долины.


Я все четче представляю богатырей и чувствую, что они догадываются о моем подглядывании. Но как мне втесниться туда, к ним, на воображаемый берег речушки? Так же, наверное, глухим чутьем чуют богатырей и заключенные. Вдруг один вскидывает лицо, жадно дышит темногубым ртом - нет, не видит. Тут нужно око внутреннее. Только сопки и сумерки отражаются на лице. Богатыри уже скрылись. Стрелок кричит: «Давай! Давай!» Так, может, где-то там, за сопками, в распадке, в ледяной яме дрогнет чей-то голос: «Вон, вон  богатыри!» И побегут к ним, воздев к небу  руки… и что произойдет?


И меня томит своей явью эта морока - то, что было и не было. И разве в самый явственный ее миг во мне не бился немой крик к этим мутно-черным фигурам угрюмой стройки и не было предчувствия этого крика на их лицах, в их вдруг испугавшихся, заторопившихся движениях? Может, встреча наша  когда-нибудь должна произойти  в вечности, соединяющей вчера, сегодня и то, что было тысячу лет назад. Распадется всяческое временное и мысленное пленничество. А жалкий самочинный мирок, морока - помощь или только помеха на дороге туда?


Николай СМИРНОВ


Фото Виктора  ОРЛОВА.


ЯРОСЛАВСКИЕ РЫЦАРИ ПЕРА


В издательстве «Факел», выпустившем недавно роман Елены Батуевой «Журналистка», вышел сборник публикаций юнкоров ярославской школы юных журналистов имени Николая Островского «Мы слову журналистскому верны».


В сборнике ярославских рыцарей пера немало публикаций Елены Батуевой двадцатипятилетней давности из областной молодежной газеты «Юность». В те давние времена Елена Батуева, ее тезки Елена Карпова, Елена Шелкошвейн, Елена Вранцева, Елена Сеничева и другие девчонки и мальчишки с зорким глазом и чутким сердцем были запевалами добрых дел. Юнкоров тогда называли рыцарями пера, потому что их девизом были правдивость, точность и оперативность.


Школу юных журналистов имени Николая Островского, которая в этом году отметила свое тридцатилетие, прошли более полутысячи юных ярославцев. Под руководством члена Союза журналистов России, заслуженного работника культуры РФ Валерия Александровича Горобченко они постигали азы журналистского мастерства.


Со временем многие из них стали профессиональными журналистами. Это и вышеупомянутая Елена Батуева, работавшая в ряде областных и центральных газет, а теперь возглавившая издательство «Факел». Елена Костюченко - специальный корреспондент «Новой газеты», Наталья Колбина - главный редактор еженедельника «Караван-Рос», Светлана Пасхина - редактор отдела культуры «Золотого кольца», Сергей Шубкин - фотокорреспондент «Городских новостей», Наталья Полякова - специалист по связям с общественностью журнала «Здоровье школьника», Ольга Бирюкова - аспирант факультета журналистики МГУ имени Ломоносова и многие-многие другие.  


Часть экземпляров сборника «Мы слову журналистскому верны» передана областным, городским и районным библиотекам и факультету журналистики МГУ.


Олег ГОНОЗОВ.


КАК ТЫ ВЫСТОЯЛ, СОВЕСТИ ХРАМ


17 декабря исполнилось бы 75 лет поэту Леониду Королеву. Он умер 4 года назад, оставив после себя не только книги своих стихов, но и добрую память о себе как о светлом, чутком, отзывчивом человеке. Вряд ли найдется в Ярославле поэт, которому бы Леонид Викторович сказал худое слово. Он умел радоваться и радовать. Прекрасный собеседник, он хорошо знал мировую культуру, мог легко цитировать как отечественных, так европейских поэтов. Его стихи очень похожи на него. В них так же много света и добра. Предлагаем вам подборку стихов Леонида Королева.


Женские кольца


Прими сей череп,


Дельвиг...


А. С. Пушкин.


.  .  .


Мы страшное


не называем страшным,


Ум хочет быть веселым


и отважным...


Грех? - я подумал:


надобно сто лет,


Чтоб в океане жизни


существо


Стремительным вновь


стало и изящным,


Мечтали мы про вольную


волну,


А был удар такой же,


как в войну.


И не горели догматы


сухие.


И не тонули...


Еще пишу какие-то


стихи я!


Прими сей череп.


Смойте все, стихии.


Жизнь, ускользни


в родную глубину.


.  .  .


Ах, можно понять этот шик,


этот смак:


О памятник пробки


сдирать - о башмак!


О пире вздохнуть.


И о мире...


Провинция, полная кошек,


собак.


Копилка периферии.


Сварливо гналась


собачонка за псом,


Большой, отступил


он со смехом,


И задним, медлительным


колесом


Его грузовик переехал.


Он гордую голову


поднял с трудом,


Глаза его быстро мутнели,


И, словно бы вспомнив


о чем-то другом,


Снежинки быстрей


полетели.


Покуда нам нежность


туманит глаза,


И горечь, и сладость


познанья -


С восторгом бежим мы


у колеса


Твоих колесниц,


мирозданье.


.  .  .


Честолюбья треуголку


Зашвырну и стану жить.


В сено упаду иголкой.


Склады стану сторожить.


Хорошо служить в охране,


Топать стылым тупиком.


Служкой стану в Божьем


храме.


Дворником. Истопником.


Скажут люди: да о чем он!


В самом-то конце концов.


Это чувство - лебедь


 черный -


Стоит белых гордецов!


Не помазания сажей


Хочется, но до конца


В этот мир войти


пейзажем


Человечьего лица.


А спешат в такую


местность


Не на беленьком коне.


Что такое есть


словесность -


Объяснять не надо мне.


.  .  .


Проснуться, отодвинуть


занавеску,


И, комнатенку светом


ослепя,


Не на мерцающем


экране пьеску -


Увидеть жизнь, игру


в самих себя.


В районном центре,


в городке заштатном


Всю жизнь смеется


кто-то надо мной.


Бела, как день, по улице


лошадка


Возок везет, кивая


головой,


Мычит корова,


жикает пила,


Подвесил вечер бледную


сережку,


Как видно, в баню русская


матрешка


Свой выводок прелестный


подвела.


И ничего таинственнее


нет,


Когда кричат то ль Колю,


то ли Олю,


А на горе показывает свет


Храм без креста, немую


колокольню...


СОВЕСТИ ХРАМ


Не заморские стекла


мерцали,


Тех, кто храмы


рассматривал в цейс -


Свою славу мы рушили


сами,


Божий мир и его


созерцанье


Превратив в уголовный


процесс.


Как же ты уцелел,


 одинокий,


Потемневший, без стекол,


без рам,


Обеленный отныне


 и легкий,


Как ты выстоял,


совести храм?


Встать, как в сказке бы,


Родине раненой -


Золотых не хватает голов.


Уцелели души замирания,


Наши сорок с тобой


сороков.


.  .  .


Тишина звенит. Цветы.


Никого, как при Батые.


Не с икон мои святые -


Из оконной темноты.


Растерялся на пирах,


Жить без них


приговоренный.


Как поет их светлый прах,


Пепел одухотворенный.


Небосклонных лиц ночных


Свет всю жизнь тебя


охватывал.


Ах, Мария Петровых,


Мама, бабушка, Ахматова.


.  .  .


Совпало? Когда


оглянулся -


Деревья отбросили тень.


Как хорошо улыбнулся,


Уже уходя, этот день!


Рукою махнув на мороку


Ненастья в осеннем окне,


Он радостно вспомнил


дорогу,


У дома рябину в огне.


Я понял - видения эти


Способны в атаку поднять.


Бежим мы и падаем, дети,


Чтоб матери что-то


сказать.


И Боже избавь и не дай


мне


Нести поэтический вздор -


 Дорогу замусорить


к тайне.


Дорога. Рябина. Забор.


.  .  .


На без пяти стояла


стрелка -


Я на работу быстро шел.


Мне путь перебежала


белка -


Прыжок! - и обхватила


ствол!


Ручной была она?


Вот свежих


Стремительных царапин


шквал -


Как будто некий


конькобежец


По коже быстро пробежал.


Никто в лесу за мной


не гонится.


Все беды, радости -


внутри.


Чего ж ты цокаешь,


как конница


Монголов? Господи,


прости.


Парады наши все


торжественней!


Любимая моя?


Божественна!


Беда? Беды не может


быть!


Что ж цокаешь ты


о нашествии?


Кыш, белка! Могут и убить.Нам всем достанется.


И крепко!


О, знаю я великолепно,


О чем ты цокаешь сейчас,


Вцепившись в древо


жизни цепко,


Мерцая бусинками глаз.


.  .  .


Свою в мироздание


дверцу


Толкнешь и узнаешь


ты сам:


Возможно ли сердце


по сердцу


Сверять, как часы


по часам.


О Господи, как это скучно -


Всегда говорить то,


что нужно,


В кустах головы не терять.


Но надо и ей доверять,


Сей царской попытке,


сверять


Два сердца - кукушку


с кукушкой.


.  .  .


Возвращаюсь!


Не с этого света.


Но домой повернули,


домой!


Обвело недалекое лето


Облака золотою каймой.


На полсвета труба


надымила,


Но машина стучала свое,


И прекрасная жизнь


нас томила -


Кроме вод есть земля


у нее.


Не забыть, как ходили,


молчали,


Разговоры глухие вели.


Ветер дул с берегов,


и ночами


Пахло всеми цветами


земли.

Золотое кольцо

Поделиться
Комментировать