Александр Грин принадлежит, пожалуй, к одному из наиболее типических для России персонажей. Неисправимый мечтатель, нетерпеливый романтик, панически сбегавший в свой собственный мир при каждой встрече с суровой действительностью, Грин отличался от миллионов таких же маргиналов, как он сам, лишь богатой фантазией и хорошим слогом.
Грин, а вернее Александр Степанович Гриневский, родившийся в Вятской губернии в 1880 году, был писатель из народа: он пришел в литературу протоптанным путем по стопам такого же любителя бескрайних морей Максима Горького. Правда, писать его вынудила ссылка, потребовавшая от романтика срочного ухода в страну грез. Грин еще ребенком, в Вятке, убегал в лес пострелять из лука, когда дома с деспотом-отцом приходилось особенно тяжко. Так же он убежал и в Одессу, мечтая о том, что с палубы корабля ему откроются неведомые дали. На деле же палубу приходилось драить, и нежной души пилигрима ненадолго хватило на приземленный труд.
Незадачливый моряк и такой же вояка, Грин мотался по России в поисках случайного заработка, подхватывал то одну, то другую болячку (то привязалась малярия, то схватила лихорадка — все не слава богу), страдал от голода и холода, прятался под чужим именем, после того как в страхе сбежал из царской армии… И ведь не то чтобы его как-то особенно притесняли — скорее, этакая неуклюжесть по жизни подкидывала ему самые разные неурядицы, пока он не нашел временное утешение в революционных идеях.
В 1903 году Грина арестовали за агитационную деятельность, он сидел в севастопольской тюрьме, а после был выслан на десять лет в Сибирь, однако в 1905 его амнистировали. До 1910 года Грин жил под чужим паспортом в Петербурге, вновь был арестован и выслан в Сибирь, откуда бежал и вернулся в Петербург. С восторгом встретив Февральскую революцию, он с ужасом наблюдал ее последствия, не веря в то, что благородные идеи о свободе и равенстве привели страну к хаосу. Если первые его рассказы носили агитационный характер, то революция Грина, как и большинство тогдашних русских писателей, глубоко разочаровала, и он ушел в тень.
Поэтому особенно примечательно, что писатель задумал "Алые паруса" в 1917 году (окончил он повесть только в 1923-м). В первоначальной версии действие происходило в пореволюционном Петрограде с его атмосферой всеобщей подавленности и разочарования. Революцию Грин назвал "фантастической войной всех против всех, напоминающей циклон, где место пыли заняли человеческие дела и судьбы…".
Но Петроград уступил место мифической Каперне, а какой-нибудь коммунист с горящим сердцем — аристократу Артуру Грэю. От революции остается разве только упоминание о том, что один из предков Грэя привез домой некое чудесное вино в 1793 году — непримечательная аналогия с событиями во Франции и намек на то, что действие все-таки происходит в XX веке. Писатель думал придать своей новелле гораздо более внятный сказочный колорит, что обеспечило бы ей совершенное сходство с традиционным романтическим произведением — к тому времени давно навязшую на зубах антитезу реальности и мечты, обыденности и благородства, прошлого и будущего…
Но все же в этой легкой феерии, в отличие от тех же романтических рассказов Горького, гораздо больше внимания уделяется миру эмоций, чем внешнему сюжету. Да и сам сюжет, несмотря на свое кажущееся неправдоподобие, довольно бледен. В самом деле, что такого необычного в эксцентричном желании обеспеченного и скучающего молодого человека взбудоражить фантазию юной девочки взявшимся из ниоткуда кораблем с алыми парусами — точь-в-точь таким, как ей предсказал "волшебник"? Ведь никакого волшебства-то и не было: если бы благородный Грэй (о его подвигах нам, правда, ничего неизвестно) не услышал о чудной мечте Ассоль от хозяина местного трактира, он бы не бросился на ближайший рынок закупать пресловутые паруса.
Свою несказочную сказку Грин написал не о том, как из-за тридевяти земель приходит к мечтателю его мечта, а о том, как реальный, из плоти и крови, мужчина без лишних разговоров помогает исполниться невинной девичьей фантазии. Иными словами, о том, что красота жизни приходит к нам из самой жизни и создается руками людей: "Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать чудеса своими руками…", — писал Грин. Рисуя человека дела, передавая ему свои черты и склонности (и даже часть псевдонима), он как бы компенсировал, замазывал чернилами собственную нерешительность. И ведь именно с "Алых парусов" начался его постепенный отход от дел революционных. На страницах его книг чудесное становилось мгновенно достижимым, в отличие от медлительной реальности.
При этом, кажется, Грин не особенно заботился о том, чтобы его герои были очень уж нравственными и верными. По крайней мере, довольно сомнительно выглядит поступок отца Ассоль, который хладнокровно дождался, пока его односельчанин утонет в морской пучине, — пусть даже тот когда-то не помог матери Ассоль деньгами. Неутомимый капитан Грэй, в свою очередь, купил себе прекрасный корабль на родительские деньги, а не заработал на судно упорным трудом, как подобает настоящему герою. Да и мечтал он с младых ногтей не о подвигах, а о том, как однажды выпьет чудесное густое вино из деревянной бочки. Нормальное такое желание, романтизмом в его исконном смысле не отдающее, — как, кстати, и мечта девочки встретить прекрасного принца. Странно только, что за эту мечту ее прозвали полоумной.
Сквозь строки повести проглядывает невысказанная досада писателя на несправедливость реальной жизни, недовольство внешними обстоятельствами и вместе с тем упорная вера в мечту — черты, крайне присущие каждому русскому человеку.
Грин умер в 1932 году в провинциальном Старом Крыму, мучаясь сразу от рака легких, рака желудка и хронического истощения — тяжело и как-то немного неуклюже, так и не дав своему таланту вырваться из скорлупы страха перед реальностью. Однако это не помешало писателю в 1950-60-х стать отражением настроений хрущевской оттепели с ее надеждами на скорый свежий воздух.
Романы Жюля Верна и Майна Рида, с детства боготворимых Грином, слились в его душе с национальным стремлением к этакой безнаказанной и счастливой свободе, о которой в век неудачный и тяжелый грезил почти каждый. И о которой мы, кажется, все еще продолжаем грезить.
Юлия Петропавловская
Правда.Ру