Сравнение с кулинарным техникумом здесь не случайно. Есин буквально «смакует» жизнь и литературу. Описаний еды, рецептов, фуршетных меню у него, как всегда, предостаточно. Правда, в последние годы питание его стало более аскетичным. К примеру: «Ем на кухне свою утреннюю яичницу», или «Утром завтрак: сырок, сосиска и горстка риса». Но иногда «на горячее давали не только отличное мясо, но и каких-то вкусных моллюсков». Даже эпитеты у Есина гастрономические. Говоря о выступлении Феликса Кузнецова на каком-то собрании, он называет кузнецовскую речь «манной кашей». Но, конечно, перед нами дневник не повара, а писателя. И на этой писательской кухне не только выпекаются пироги, но и создаются романы…
Когда студент Литературного института им. А.М.Горького Юрий Трифонов в 1949 году писал свою дипломную работу – идеологически «верно» сработанную на местном материале повесть «Студенты», удостоенную Госпремии и даже популярную в начале 50-х, – он, конечно, и представить себе не мог, что когда-нибудь явится новый Булгаков (пожалуй, тогда он не знал и «старого»), чтобы между строк фантастико-реалистического романа еще раз мелькнула его, младотрифоновская, тень. Но время пришло, и Сергей Есин на излете своего литинститутского ректорства такой роман написал – вполне в русле великой гоголевско-булгаковской традиции да еще и неповторимыми есинскими «примочками».
На страницах одного многотиражного, но малопочтенного издания мне уже приходилось довольно подробно писать о «Твербуле». Вообще, автор предоставил критикам и рецензентам завидную возможность не расставаться с романом на протяжении вот уже трех лет, периодически публикуя его в России и за рубежом в различных журналах и, надо заметить, косметически подправляя перед каждым новым изданием. Коротко говоря, очередной (уже, кстати, не последний) и как всегда по-своему блистательный роман Есина посвящен Литературному институту, знаменитому Герценовскому дому на Тверском бульваре, всероссийской кузнице кадров для большой литературы, психиатрических лечебниц и продуктовых рынков. Монастырю господа нашего Аполлона, превращающему, как говаривал старина Бродский, соловьев в попугаев. Ему, и только ему. Именно Дом живет, дышит, действует в романе на фоне главных и второстепенных персонажей, среди которых мелькают, интригуя и сплетничая, не только забвенные писательские тени, но и вполне реальные персонажи сегодняшнего Лита. Необходимо, однако, помнить, что все эти проституирующие есинские студентки, бухающие охранники, престарелые преподы и сошедшие с коридорных стен портреты – только маскарад типов и символов быстротекущего времени. Куклы, муляжи, подсадные утки. Не так уж чтобы совсем ничего, но и не более чем. Только надобно взять, по слову Хлебникова, «верный угол сердца» к писателю, иначе, господа, литинститутские «камни будут насмехаться над вами».
Также в разделе:Почему же именно сейчас, а не, допустим, лет 15 тому назад, в пору своего вступления в ректорскую должность взялся Есин за вузовскую тематику? Рискну предположить, что дело тут не столько в особенностях личности и биографии писателя, сколько в изменениях, постигших Дом в самое недавнее время. По-моему, произошла окончательная его десакрализация, снятие с него миссии служения Евтерпе, Эрато и Каллиопе. Что ж! В веке осьмнадцатом Дом был барской усадьбой. Покровительствовать же ему в веке нынешнем в конце концов может и Минерва. Но удивительное дело: только теперь, а не в соцлагерные и уже баснословные времена трифоновской молодости и есинской юности, Лит сам становится литературой, обрастает книжной мистикой, оборачивается метафорой, уходя из творческой повседневности в область преданий и мифов.
Часто в оценках собственного творчества наш автор, как всегда немного лукавя, склонен набавлять баллы мемуаристике. В ущерб и в укор беллетристике. Однако на конкретном примере соединения под одной обложкой двух этих величин хорошо видно в процессе параллельного чтения, что жанр дневника, хотя и популярный в последнее время, все же является подсобным для художественного творчества, всего лишь жаркой закопченной кухней для выколдовывания новых сюжетов и образов.
Максим Лаврентьев
Независимая газета