Объявление было довольно-таки невзрачным, висело на доске рядом с деканатом факультета журналистики МГУ. Анонсировалась встреча студентов с Булатом Окуджавой. 1993 год.
Ему было 69 лет, что казалось вечностью. Аудитория была забита, ребята сидели даже в проходах, на ступеньках, хотя про уровень рекламы этой встречи я уже написала: просто объявление, безо всяких современных перекличек по соцсетям. Но пришел он без гитары, что студентов, и меня в их числе, чрезвычайно разочаровало. Это был не концерт, а попытка общения. Усталый человек, невзрачно одетый, в очках, хотел поговорить с нами, теми, кто рос в девяностых.
Он был любим еще нашими родителями. Его уважали наши дедушки, прошедшие войну. Он был тем человеком, чьи песни мы знали наизусть, а голос могли узнать вслепую за долю секунды. И вот, в тот момент, когда стало ясно, что песни не зазвучат, мы сидели там, на встрече, и мучительно думали: о чем его спросить?
Это было настолько беспомощно с нашей стороны, что до сих пор больно. Дежурные вопросы, записки из зала, а напротив – человек, который только что написал роман «Упраздненный театр» (в следующем году он получит за него «Букера»). Именно эта тема была актуальна для Окуджавы, а не старая песня «Возьмемся за руки, друзья». Но мы, студенты, забуксовали. Остались на гитарной волне, забыв, что она была только одной из волн, которые превращали Булата Шалвовича в миф, разбиваясь о него, как о драгоценный камень.
Философия, филология, кино, исторические романы, а за плечами – фронт, война… В тот конкретный момент Окуджава хотел говорить с нами об истории. Он уже написал несколько романов. Как он это объяснял в песне? Очень просто, по-пушкински легко:
«Исторический роман
сочинял я понемногу,
пробиваясь сквозь туман
от пролога к эпилогу»…
А дальше были слова, ключевые для всех, кто понимает свою ответственность за сказанное и написанное:
«Каждый пишет, что он слышит,
Каждый слышит, как он дышит,
Как он дышит, так и пишет,
Не стараясь угодить. Так природа захотела,
Почему, не наше дело,
Для чего, не нам судить».
Анатолий Приставкин говорил об Окуджаве, что тот несовременен и щепетилен. Щепетильность была во всем. Ему было о чем рассказать, но он вряд ли делился бы историями из жизни своей семьи, о чувствах мальчика, у которого расстреляли отца и репрессировали мать, просто так, поскольку в 90-х это было не исповедью, а почти модой. Он в 17 лет попросился на фронт добровольцем, в 18 был отправлен воевать минометчиком. Потом было ранение и госпиталь. А еще пятнадцать лет спустя - всесоюзная, оглушительная слава: он стал одним из главных поэтов в истории страны, многое перевернувшим в советской лирике. Фазиль Искандер написал: «До Булата Окуджавы усилиями нашего официального искусства частная жизнь человека рассматривалась как нечто мелкое и даже несколько постыдное. И вдруг пришел человек, который своими песнями доказал, что всё, о чем наши люди говорят на кухнях, в узком кругу или думают во время ночной бессонницы, и есть самое главное».
Фото: GLOBAL LOOK PRESS
К сожалению, на кухнях сегодня не говорят про стихи или про «самое главное». Не говорили об этом и мы тогда, в 1993-м. Наши вопросы были ни о чем. Когда Окуджава вышел из зала, я услышала чей-то голос: «А мог бы и спеть». Наверное, да. Но мы же все равно не дали ему импульса.
В девяностые Булат Шалвович песен не сочинял, но однажды написал некролог на смерть Алеся Адамовича:
«Вот и дочитана сладкая книжка,
долгие годы в одно сведены,
и замирает обложка, как крышка,
с обозначением точной цены».
На Окуджаву нет цены. Что ж, по крайней мере, уже тогда мы об этом догадывались.
НЕСКОЛЬКО САМЫХ ЗНАМЕНИТЫХ ПЕСЕН
1. «Ваше благородие, госпожа Удача»!
Окуджава считал песню из «Белого солнца пустыни», написанную на музыку Исаака Шварца, самой удачной своей работой к кинофильмам. Режиссер Владимир Мотыль вспоминал: «Булата я просил написать песню лихую и в то же время грустную. Он сделал два варианта. Первый - белым стихом, прощание казака, уходящего на войну, со своей Настей. Я выбрал второй».
Таможенника, который «не дал добро», играл Павел Луспекаев. Исаак Шварц писал: «Паша сразу «поймал» настроение песни и легко исполнил ее практически сразу. Музыкальную тему этой песни я стремился провести в фильме как элемент драматургии. Вначале ироническую, шутливую «Госпожу Удачу» поёт немного захмелевший герой. А когда Верещагин взрывается на баркасе, эта песня звучит совсем по-другому - как трагическая тема смерти».
2. «Капли датского короля пейте, кавалеры!»
За несколько лет до «Белого солнца пустыни», на фильме того же Владимира Мотыля «Женя, Женечка и катюша», композитор Исаак Шварц и Булат Окуджава и начали работать вместе. Это был необыкновенно удачный союз: вдвоем они написали больше 30 замечательных песен.
Мотыль, сочинивший сценарий «Жени, Женечки…» совместно с Окуджавой, требовал от него песню или хотя бы текст песни - а соавтор отказывался, говорил, что он не профессионал и не может писать на заказ. (Потом он это предубеждение преодолеет и будет легко писать для Мотыля и других режиссеров). Весной 1967-го Мотыль пришел к Окуджаве в гости и увидел у него на столе черновик: «Рев орудий, посвист пуль, звон штыков и сабель растворяются легко в звоне этих капель. Солнце, май, Арбат, любовь – выше нет карьеры! Капли датского короля пейте, кавалеры». «Это так, недописанное, — равнодушно сказал Окуджава. - Подходит, так бери». Мотыль, конечно, взял.
Кстати, «Капли датского короля» были обычной микстурой от кашля; как пишет биограф Окуджавы Дмитрий Быков*, датский король Кристиан IV все болезни лечил лакричной водкой, потому в его честь и был назван препарат на основе лакрицы.
3. «Нам нужна одна победа»
Фильм «Белорусский вокзал» снимал Андрей Смирнов, который хотел, чтобы автором песни был настоящий фронтовик. Окуджава говорил, что перешел на прозу, что не будет писать стихи, но Смирнов попросил Окуджаву посмотреть материал, уже отснятый для фильма. Это его убедило.
Булат Шалвович исполнил песню для Смирнова и композитора Альфреда Шнитке. Сразу предупредил, что не считает себя композитором, и мелодия носит почти служебный характер. Смирнов, когда дослушал, сказал: «М-да, музыка-то не очень…» Шнитке резко ему возразил: «Вот музыка-то как раз очень!» И вскоре была готова его аранжировка, в которой мы эту мелодию и знаем (свое имя в титры Шнитке ставить отказался).
«Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
И только мы,
К плечу плечо,
Врастаем в землю тут.
Горит и кружится планета»…
Когда снималась эта сцена, плакали все. Нина Ургант, певшая песню. Папанов, Леонов, Глазырин, Сафронов. Личности в советском кинематографе. А Смирнов попросил: «Ты, Нина, не плачь. Пусть мужчины плачут, это страшнее».
4. «Молитва Франсуа Вийона» («Пока земля еще вертится…»)
Имеет ли эта песня отношение к Франсуа Вийону? Это ведь был поэт XV века, когда и речи не шло о том, что земля вертится - что вокруг солнца, что сама по себе… Но советский поэт не мог назвать свою песню просто «Молитва», такое бы никогда не пропустили. Пришлось сделать вид, что это молитва не самого Окуджавы, а совсем другого человека - лирика и уголовника, промышлявшего в свое время кражами и грабежами, которого пару раз приговаривали к смерти, а в конце концов «то ли зарезали, то ли повесили - умер при невыясненных обстоятельствах». Вийон, так уж получилось, оказался страшно популярен у нас в 50-е годы, когда Илья Эренбург (автор самого термина «оттепель») опубликовал подборку переводов в «Иностранной литературе». Сам Окуджава называл Вийона в числе своих любимых поэтов, наряду с Пушкиным и Пастернаком, и, похоже, все-таки отчасти вдохновлялся его стихами, когда писал «Молитву».
5. «Кавалергарда век недолог»
Опять дуэт Исаака Шварца и Булата Окуджавы. Фильм – «Звезда пленительного счастья». За кадром песню исполнил актер Владимир Качан, который сказал: «Песня становится шлягером, когда в ней что-то цепляет. В «Кавалергардах» точная и прозрачная музыка Шварца легла на точные и прозрачные стихи Окуджавы. Как говорил Булат Шалвович, поэзия — это что-то вроде запаха скошенного клевера. Коров им не накормишь, но и жить без этого невозможно, сами мычать начнем».
По легенде, песня возникла благодаря Игорю Костолевскому, игравшему декабриста Ивана Анненкова: якобы он спросил Владимира Мотыля «А почему кавалергард без романса?», а Мотыль в ответ посоветовал обратиться к Окуджаве… На самом деле Мотыль, как и в случае с «Белым солнцем пустыни», заблаговременно заказал Окуджаве две песни для фильма, чтобы можно было выбирать. Текст второй, отвергнутой песни до нас дошел почти случайно, Окуджава исполнил ее на публике чуть ли не единственный раз, и сегодняшние биографы пользуются расшифровкой того концерта.
«На Галерной ночью скверной
Было множество питья,
Но по азбуке примерной
В караул был послан я.
Пики, шпаги, алебарды…
Дурачье кавалергарды!
На Галерной пьют вино,
А в душе моей темно.
На Садовой ночью новой
Вистовали, как назло,
Бал держал гусар бедовый,
И семеновцу везло.
А в руках кавалергарда
Дурака сваляла карта:
На Садовой туз бубен,
Проигравший – выйди вон.
А на Пряжке за промашки
Был судьбой я отогрет
И всю ночь играл в канашки
С Аделиной тет-а-тет.
Сколько надобно азарта
Ублажить кавалергарда!
Она гордой не была,
Попросил – и все дела.
Я бы рад с врагом сразиться
И погибнуть в том бою,
Кабы знать, что та девица
Будет ждать меня в раю.
Что там шпаги, алебарды…
Молодцы кавалергарды!
Как дела у вас в полку?
А у нас мерси боку».
____________________________ *внесен Минюстом в список иноагентов