– Поэзия – это способ выразить на понятном всем языке мысли и чувства одного человека так, чтобы его услышало и поняло человечество. Вот самая простая формула. В этом, собственно, и состоит «сила словесного потока»: истинный поэт открывает глаза своим современникам на важнейшие стороны бытия, которых они не замечают. Поэзия – очки на носу человечества.
– Бывают стихи «для глаза» – только с листа и никак иначе. А бывают – «для слуха»… Есть ли у вас такое деление и что для вас является высшим образцом поэзии?
– «Слух» и «глаз» бывают разные, стихи – тоже. Поэзия, в которой аккумулируется всё-таки мудрость, может быть воспринята и понята далеко не всеми. Я думаю, это 15?процентов населения, которые (так говорят учёные) способны самостоятельно формулировать и принимать решения, в то время как остальные способны только исполнять. Так уж устроено человечество.
Бишкек; ИТАР-ТАСС– Каким образом, на ваш взгляд, формируется общественное мнение в отношении тех или иных поэтов? Существует ли некая элита, утверждающая приоритеты, определяющая, что хорошо, а что плохо, или это происходит как-то стихийно?
– Нет, профессиональное суждение в литературном процессе происходит так же, как и во всех других областях деятельности. Творческий цех человечества – сложная многонациональная и многоуровневая «корпорация». Много блистательных поэтов, которых никто не знает. А много таких, которые выдвинуты тем, что мы сегодня называем пиар-технологией. В общем, всё как в жизни.
– Разделяете ли вы расхожую точку зрения, что необходимо перманентно страдать, чтобы оставаться истинным творцом, и что художник должен быть голодным?
– Это чушь. Чтобы испытать состояние Жанны д’Арк, вовсе не надо жариться на костре, надо только иметь воображение, а оно развивается образованием и культурой. Не надо никому страдать – в основе искусства лежат совершенно иные механизмы творчества.
– Думали ли вы когда-нибудь, что поэзия никому не нужна кроме самого поэта?
– Изначально оно так и есть. Помню, было модно читать стихи, якшаться с поэтами – ну, мы были вроде Майкла Джексона или какого-нибудь Киркорова. Мода прошла – и общество прекрасно обходится без поэзии. Но оно – вот эффект! – при этом неизбежно становится малокультурнее, ограниченнее, глупее… Конечно, поэзия нужна каждому человеку – как и живопись, и кино, и музыка. Поэзия несколько тоньше всех этих искусств, её труднее понять, но тренировка понимания совершенствует читателя, человека, поколение и так далее. Хорошо, что нас воспитывали на Книге, а вот сейчас – на Интернете, и всё становится несколько иным…
– В нашем обществе, судя по вашим словам, происходит регресс, уводящий в Средневековье с его делением на своих и чужих, с присущими ему ритуалами, увлечением мистическими ответами на вопросы-вызовы современности. Как в такой ситуации поэту не стать заложником своего времени и пространства?
– Тут всё не так просто… Да, с одной стороны, человек искусства – «вечности заложник», как говорил Борис Пастернак. Да, считается, что художник, как и всякий мыслящий человек, должен как-то опережать своё время. Но с другой – поэт должен не опережать (это многие умеют), а, наоборот, ВЫРАЖАТЬ своё время. И практически никто этого не сможет сделать, кроме художника слова. А то, что происходит сейчас у нас в Кыргызстане, происходит везде. Идут нелёгкие, порой опасные поиски будущего.
– Вы народный поэт КР, единственный русский поэт в СНГ, носящий такое высокое звание, вы переводили и переводите многих отечественных поэтов. Что вас лично привлекает в центральноазиатском Востоке – и в Кыргызстане – как культурном, философском, этическом феномене?
– Я здесь родился, и с первых дней детства, которые помню, отождествлял себя с миром кыргызского Востока, всегда осознавал себя частью этого мира. И даже в последние годы мучительного разделения культур (и именно в эти годы всего острее) понял, что эта любовь во мне до конца дней. Ну и я просто любил переводческий труд сам по себе. Это такая судьба, полная открытий… Я начал переводить ещё школьником – с немецкого, из учебников… А кыргызская поэзия привлекала всегда – это была моя юношеская, затянувшаяся сверхзадача! – идея предельно сблизить наши культуры и увидеть какой-то союз, синтез, создать нечто «сверх». Но химера – совместное бытие разных народов – не превратилась в «новую историческую общность».
А если говорить о творческой феноменологии, то у кыргызов – детей номадической цивилизации – великолепная устная поэзия, мощная архаика, тенгрианство в крови, совершенно ни на что не похожее видение мира… Это осталось только у кыргызов и казахов, прочие этносы давно утратили эту энергетику. Но сегодня это всё остаётся за кадром, даже как-то удивительно: потрясающий эпос и лирика акынов в прошлом – и близкое к нулевой точке современное словесное искусство.
Ну и за редкостное умение поэтического перевода платили много, но и умение создавать на ином языке явления искусства было и есть доступно только единицам, поэтому и зарабатывали мы больше академиков. Но сейчас – вот уже 20?с лишком лет – перевожу только по любви, а её немного уже осталось. И если Жогорку Кенеш будет принимать законопроекты, подобные тому, что приняли 20?марта относительно русского языка, ущемляющие язык и культуру других народов, то скоро ни языка, ни культуры в Кыргызстане вообще не останется. И первыми могильщиками родного кыргызского языка становятся сами депутаты нынешнего реакционного созыва. Это, так сказать, грустная точка в разговоре о поэзии.
Беседу вела Каныкей МАНАСОВА
Литературная газета