Прощеный театр

"Театральный роман" - единственное из булгаковских сочинений, опубликованное в "Новом мире" Твардовского. Как и всё новомирское той поры, роман шел с трудом, но главным препятствием в данном случае стала даже не советская цензура. О готовящейся в 1965 году публикации стало известно "старым мхатчикам", и они попытались печатание "Театрального романа" остановить. Хотя миновало не одно десятилетие с той поры, как Булгаков покинул МХАТ, история его пребывания в Художественном театре была многим памятна, и "старики" опасались мести со стороны человека, в чьих литературных способностях они нимало не сомневались.

У Булгакова действительно были и все основания, и все возможности "Независимый театр" не пожалеть. Придя в него в 1925-м не слишком известным газетчиком и беллетристом, пережив недолгую, но ослепительную и бранчливую славу в 1926-1928 гг. после постановки "Дней Турбиных" (этого театрального шедевра и чуда, победившего самых злых своих недругов), ставший по личному распоряжению Сталина ассистентом режиссера в 1930-м и не слишком удачно себя на этой должности реализовавший, измученный четырехлетними репетициями "Мольера", прихотями соперничающих между собой главрежей и капризами актеров, Булгаков вернул МХАТу "театральный билет" в 1936-м. Это случилось несколько месяцев спустя после запрещения с адским трудом поставленного спектакля о великом французе и накануне десятилетнего юбилея "Турбиных".


"Сегодня у меня праздник. Ровно десять лет тому назад совершилась премьера "Турбиных". Десятилетний юбилей, - писал Булгаков своему новому работодателю, заместителю директора Большого театра Якову Леонтьеву. - Сижу у чернильницы и жду, что откроется дверь и появится делегация от Станиславского и Немировича с адресом и ценным подношением. В адресе будут указаны все мои искалеченные и загубленные пьесы и приведен список всех радостей, которые они, Станиславский и Немирович, мне доставили за 10 лет в проезде Художественного театра. Первое же подношение будет выражено в большой кастрюле какого-нибудь благородного металла (например, меди), наполненной той самой кровью, которую они выпили из меня за 10 лет".

Автор этих горьких строк тогда же пообещал жене, что ноги его в стенах Художественного театра боле не будет, однако себе на горе обещания не сдержал и, поддавшись уговорам и обольщениям, в 1939-м написал для МХАТа "Батум" - пьесу, которая и свела его прежде времени в могилу.

В марте 1940-го на участке Художественного театра на Новодевичьем кладбище неизвестного писателя и полузабытого драматурга М.А. Булгакова похоронили. Была ли его воля покоиться именно там - бог весть. Но есть горькая правда в словах Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой, которую под именем Маргариты Павловны Таврической автор вывел в "Театральном романе": "Похоронили мы Булгакова, было тяжко. Думалось о его таланте и его неудачной жизни".

В неоконченный "Театральный роман" вошла лишь малая часть этих событий. И если сожалеть о том, сколько Булгаков - занятый инсценировками, правкой чужих либретто и сочинением собственных - не успел написать, посвященный его театральной судьбе роман займет в списке "упущенных выгод" первое место. В каком-то смысле эта книга притягательнее, обаятельнее и "Мастера", и "Белой гвардии", и "Собачьего сердца". В ней нет ничего сделанного. Посвященная театру, заколдованная, пронизанная любовью к нему, она абсолютно нетеатральна, даже антитеатральна. Скорее - религиозна. Ни грана игры. Ни капли условного.

"Театральный роман" - это исповедь. Книга некогда и начиналась как очень личное повествование о молодом, одиноком, тоскующем человеке, живущем в чужом городе и вспоминающем детство и совпавшую с Гражданской войной юность. У этой исповеди был единственный адресат - женщина, которой в сентябре страшного для него 1929 года, когда одна за другой были сняты три пьесы, обеспечивающие и статус, и материальное благополучие, Булгаков подарил рукопись с говорящим названием "Тайному другу". Он вернулся к этому замыслу годы спустя, когда эта женщина стала его женой, и читал фрагменты романа о якобы несуществующем театре ("...ни таких театров, ни таких людей, какие выведены в произведении покойного, нигде нет и не было..." - говорилось в предисловии) гостям своего щедрого дома в Нащокинском переулке; причем сначала в ход была пущена легенда, что роман сочинила Люся, как звал он хозяйку - Елену Сергеевну Булгакову.

Актеры, художники, театральные администраторы узнавали себя и своих знакомых в его героях, смеялись, а потом плакали и восклицали: "Как грустен наш театр!" Впрочем, гораздо злее в романе был изображен мир литературы, только вот никто из писателей на чтение зван не был. Лишь Юрий Слезкин, давний приятель Булгакова по Владикавказу, где впервые взошла неверная булгаковская театральная звезда, отметил в дневнике, что Булгаковым написана "очень злая и остроумная пьеса о МХАТе - зубоскальство и только". Но Слезкин недаром был выведен в романе в образе завистника Ликоспастова:

"- Ты все-таки не Софокл, - злобно ухмыльнувшись, сказал Ликоспастов, - я, брат, двадцать пять лет пишу, - продолжал он, - однако вот в Софоклы не попал, - он вздохнул.

Я почувствовал, что мне нечего говорить в ответ Ликоспастову. Нечего!"

Ему нечего было сказать современным ему писателям, но было - тем, кто принадлежал территории театра. Литературный мир в булгаковских координатах отвратителен и никаких смягчающих обстоятельств, никакого оправдания для него не существует, театр же - словно пушкинский Байрон: он, может быть, и мал, и мерзок, но - иначе.

"Театральный роман" - удивительная, возлюбленная и очень милосердная, снисходительная книга, в которой Булгаков-писатель как нигде превзошел Булгакова-человека, преодолел его обиду и раздражительность - так что "старые мхатчики" опасались зря - никто из них обижен не был. Булгаков, правда, и не собирался эту вещь публиковать, при том что стратегия писателя, пишущего в стол, была ему чужда, и знаменитое мандельштамово "А Гомера печатали?", с каким по преданию поэт спустил с лестницы одного из литературных жалобщиков, к Булгакову отношения не имело. Автор "Мастера и Маргариты" как раз печататься хотел, но в отличие от всего им написанного, каких бы крамольных тем Булгаков ни касался, аполитичный "Театральный роман" был вещью исключительно для внутреннего пользования, не случайно он и писался сразу набело, без черновиков. 

Литературоведы порою спорят, какое название более булгаковское - "Театральный роман" или "Записки покойника". Считается, что правильнее - второе, но во избежание проблем с цензурой Твардовский уговорил вдову автора остановиться на более проходном. Даже если это и так, подцензурное - новомирское - название прижилось недаром. Оно точнее по сути: "Театральный роман" - это именно роман, беспощадная, трогательная, трагическая история любви мужчины и обольстительной, неверной, коварной женщины, которая тянет из возлюбленного все жилы, дарует муки и счастье любви, пьет до дна и бросает.

Этой женщине все равно кого ломать - список ее побед и жертв неисчислим и нескончаем. Но Булгакову она проиграла, пусть не при жизни его, а после смерти. Не потому, что он ее сильнее любил, а потому - что оказался великодушней.

Алексей Варламов, писатель

Известия
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе