Пухлый карп в грязном пруду: левый активист разоблачает культ личности Черчилля
3 июля 2023 ● "Известия"
Британский политик не чурался грязных дел.
Фото: Global Look Press/Daily Herald Archive
Уинстона Черчилля уже много десятилетий принято представлять видным политиком, спасителем Королевства, светилом консервативной мысли. Даже в России (несмотря на известное — еще с дореволюционных времен — циничное отношение его к нашей стране) к Черчиллю часто относятся с известным пиететом. Однако на родине «человека с сигарой» всё чаще раздаются голоса, требующие пересмотреть установившиеся взгляды на личность Черчилля и его роль в истории ХХ века. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели, специально для «Известий».
Тарик Али
«Уинстон Черчилль: его эпоха, его преступления»
М.: Альпина нон-фикшн, 2023. — Пер. с англ. — 589 с.
Книга известного британско-пакистанского публициста и политического активиста левого толка Тарика Али написана с почти поэтическим вдохновением, использует множество стихов (чаще всего — Бертольта Брехта) в качестве эпиграфов к главам, да и ее оригинальное название His Times, His Crimes само по себе звучит как микростихотворение. Велик соблазн перевести это название тоже в рифму, скажем, «Его время, его бремя», но так получилось бы слишком благожелательно по отношению к главному антигерою книги, Уинстону Черчиллю, который за свою длинную политическую карьеру был вынужден справляться с огромным бременем государственных забот, но ценой страданий и гибели множества людей.
Фото: livelib.ru
Возможны ли вообще в политике крупные достижения, которые оплачивались бы как-то по-другому, — таким пессимистическим философским вопросом Тарик Али не задается. Иногда он все-таки пытается взять себя в руки, обуздать свою публицистическую запальчивость (ее можно считать как плюсом, так и минусом книги) и встать на позицию объективного аналитика и холодного философа, понимающего весь релятивизм ретроспективных оценок тех или иных исторических событий и фигур. «Гражданские войны никогда не выглядят привлекательно. Всё зависит от того, на чьей ты стороне», — замечает Али в главе о том, какую позицию занимал Черчилль в 1936 году по испанскому вопросу.
Как это нередко бывает с любым успешным политиком, Черчилль вовсю использовал двойные стандарты, считая, что нельзя оценивать бесчинства франкистов и республиканцев по одной шкале. «Будучи ослеплен классовыми и имперскими предрассудками, Черчилль полностью принял сторону европейского фашизма в его борьбе со своими врагами с левого фланга», — ставит диагноз Али, и сам не чуждый марксистских предрассудков, порой придающих его книге оттенок однобокой предвзятости.
Взрослого читателя, который в высших учебных заведениях Советского Союза наелся истории марксизма-ленинизма, порой может утомлять несколько архаичная одержимость Тарика классовой борьбой и интересами пролетариата, а также многозначительное теоретизирование с туманным смыслом: «Классовое сознание нелинейно, но, однажды радикализовавшись, оно никогда больше не остается на одном месте, как нас учит история практически всех восстаний, бунтов и революций — как успешных, так и тех, которые закончились неудачей».
Немного однообразными выглядят упреки в «буржуазной ограниченности», предъявляемые из сегодняшнего дня Черчиллю, который в упоении чувством собственного величия то и дело оказывается не в состоянии воспринять всерьез те или иные опасности (то Гитлера, то франкизма, то японского милитаризма). А когда он все-таки осознает всю серьезность положения, то обычно уже поздно: «Многих вещей Черчилль в тот период просто не в силах был понять. Очарованный Муссолини, находясь под впечатлением от организационной машины Гитлера, будучи доволен франкистским триумфом в Испании, он не смог разглядеть украшенный свастиками стальной занавес над Европой и принять тот факт, что восхождение Гитлера означало возрождение и укрепление германского империализма. Когда он в конце концов осознал всю серьезность угрозы, слишком много возможностей противодействовать ей было уже потеряно».
Иногда в порыве вдохновения из-под пера Тарика Али выходят очень наглядные метафоры: «Кем и чем был Черчилль? Был ли он всего лишь пухлым карпом, с радостью готовым плавать даже в самом грязном водоеме, если при этом удовлетворялись его собственные карьерные устремления, а также нужды империи (разницы между первым и вторым для него не существовало)? Наверное, в нем было и еще что-то, однако едва ли слишком много. Чем же в таком случае объясняется его превознесение — и обретение им статуса культовой фигуры?»
Перечисляя позднейших политических деятелей (в частности, Маргарет Тэтчер), которым в тех или иных целях требовался культ Черчилля, Али соглашается со своим коллегой Энтони Барнеттом, определившим «черчиллизм» как «каркас, который основные течения британской политической культуры оплетают своими разноцветными нитями».
Тарик Али
Фото: Nina Subin/literature.britishcouncil.org/
Задача Тарика Али гораздо шире, чем излить свою классовую неприязнь к Черчиллю, разоблачив его как мастера самопиара, оппортуниста, расиста и сексиста, держиморду и скалозуба. Перечень документально зафиксированных конкретных просчетов Черчилля, как военно-политических, так и морально-этических, Тариком Али представлен достаточно подробный. Среди прочего он припоминает своему антагонисту и провальную битву с турками при Галлиполи 1915 года, и голод в Бенгалии 1943 года, когда несколько миллионов индийцев погибло из-за реквизиции продуктов питания для имперских военных нужд, и неоправданно жестокие британские бомбардировки немецких городов во время Второй мировой, и то, как премьер-министр «заливался соловьем» в пользу ядерного удара по Японии, и многое другое. Кроме того, Али пеняет Черчиллю, что британские родственники Николая II собирались, но так и не приютили во время революции русскую царскую семью, на спасение которой Черчилль вполне мог бы направить часть своей неуемной энергии.
И все-таки первая половина названия книги — His Times, то есть исторический контекст и политические расклады, — отражена автором более интересно и взвешенно, чем злополучные Crimes. Тарик Али прослеживает не то чтобы очень скрытые пружины развития империалистического мироустройства, где на месте одних винтиков неминуемо вырастают другие, а вместо одной прогнившей империи в другой точке земного шара непременно разбухает еще более агрессивная и всепожирающая: «Обама и Байден выступают как новые колонизаторы, как современные наследники Черчилля и Керзона, короля Леопольда и Салазара. Страна, которой они руководят, — единственная подлинная империя современности, ее позиции намного сильнее, чем у Британской империи даже на пике ее могущества, и на совести Америки больше военных преступлений, чем у любой другой страны мира».
Однако, как подтвердит любой марксист, чем выше стадия развития империализма, тем острее классовая борьба, орудием которой могут быть и книги, подобные собранному Тариком Али обвинительному досье. Настоящая его цель — не очернить давно умершего кумира определенных общественно-политических слоев, а «бросить вызов сложившемуся историко-политическому консенсусу, который выглядит незыблемым, но, по сути, весьма уязвим».
Уинстона Черчилля уже много десятилетий принято представлять видным политиком, спасителем Королевства, светилом консервативной мысли. Даже в России (несмотря на известное — еще с дореволюционных времен — циничное отношение его к нашей стране) к Черчиллю часто относятся с известным пиететом. Однако на родине «человека с сигарой» всё чаще раздаются голоса, требующие пересмотреть установившиеся взгляды на личность Черчилля и его роль в истории ХХ века. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели, специально для «Известий».
Тарик Али
«Уинстон Черчилль: его эпоха, его преступления»
М.: Альпина нон-фикшн, 2023. — Пер. с англ. — 589 с.
Книга известного британско-пакистанского публициста и политического активиста левого толка Тарика Али написана с почти поэтическим вдохновением, использует множество стихов (чаще всего — Бертольта Брехта) в качестве эпиграфов к главам, да и ее оригинальное название His Times, His Crimes само по себе звучит как микростихотворение. Велик соблазн перевести это название тоже в рифму, скажем, «Его время, его бремя», но так получилось бы слишком благожелательно по отношению к главному антигерою книги, Уинстону Черчиллю, который за свою длинную политическую карьеру был вынужден справляться с огромным бременем государственных забот, но ценой страданий и гибели множества людей.
Фото: livelib.ru
Возможны ли вообще в политике крупные достижения, которые оплачивались бы как-то по-другому, — таким пессимистическим философским вопросом Тарик Али не задается. Иногда он все-таки пытается взять себя в руки, обуздать свою публицистическую запальчивость (ее можно считать как плюсом, так и минусом книги) и встать на позицию объективного аналитика и холодного философа, понимающего весь релятивизм ретроспективных оценок тех или иных исторических событий и фигур. «Гражданские войны никогда не выглядят привлекательно. Всё зависит от того, на чьей ты стороне», — замечает Али в главе о том, какую позицию занимал Черчилль в 1936 году по испанскому вопросу.
Как это нередко бывает с любым успешным политиком, Черчилль вовсю использовал двойные стандарты, считая, что нельзя оценивать бесчинства франкистов и республиканцев по одной шкале. «Будучи ослеплен классовыми и имперскими предрассудками, Черчилль полностью принял сторону европейского фашизма в его борьбе со своими врагами с левого фланга», — ставит диагноз Али, и сам не чуждый марксистских предрассудков, порой придающих его книге оттенок однобокой предвзятости.
Взрослого читателя, который в высших учебных заведениях Советского Союза наелся истории марксизма-ленинизма, порой может утомлять несколько архаичная одержимость Тарика классовой борьбой и интересами пролетариата, а также многозначительное теоретизирование с туманным смыслом: «Классовое сознание нелинейно, но, однажды радикализовавшись, оно никогда больше не остается на одном месте, как нас учит история практически всех восстаний, бунтов и революций — как успешных, так и тех, которые закончились неудачей».
Немного однообразными выглядят упреки в «буржуазной ограниченности», предъявляемые из сегодняшнего дня Черчиллю, который в упоении чувством собственного величия то и дело оказывается не в состоянии воспринять всерьез те или иные опасности (то Гитлера, то франкизма, то японского милитаризма). А когда он все-таки осознает всю серьезность положения, то обычно уже поздно: «Многих вещей Черчилль в тот период просто не в силах был понять. Очарованный Муссолини, находясь под впечатлением от организационной машины Гитлера, будучи доволен франкистским триумфом в Испании, он не смог разглядеть украшенный свастиками стальной занавес над Европой и принять тот факт, что восхождение Гитлера означало возрождение и укрепление германского империализма. Когда он в конце концов осознал всю серьезность угрозы, слишком много возможностей противодействовать ей было уже потеряно».
Иногда в порыве вдохновения из-под пера Тарика Али выходят очень наглядные метафоры: «Кем и чем был Черчилль? Был ли он всего лишь пухлым карпом, с радостью готовым плавать даже в самом грязном водоеме, если при этом удовлетворялись его собственные карьерные устремления, а также нужды империи (разницы между первым и вторым для него не существовало)? Наверное, в нем было и еще что-то, однако едва ли слишком много. Чем же в таком случае объясняется его превознесение — и обретение им статуса культовой фигуры?»
Перечисляя позднейших политических деятелей (в частности, Маргарет Тэтчер), которым в тех или иных целях требовался культ Черчилля, Али соглашается со своим коллегой Энтони Барнеттом, определившим «черчиллизм» как «каркас, который основные течения британской политической культуры оплетают своими разноцветными нитями».
Тарик Али
Фото: Nina Subin/literature.britishcouncil.org/
Задача Тарика Али гораздо шире, чем излить свою классовую неприязнь к Черчиллю, разоблачив его как мастера самопиара, оппортуниста, расиста и сексиста, держиморду и скалозуба. Перечень документально зафиксированных конкретных просчетов Черчилля, как военно-политических, так и морально-этических, Тариком Али представлен достаточно подробный. Среди прочего он припоминает своему антагонисту и провальную битву с турками при Галлиполи 1915 года, и голод в Бенгалии 1943 года, когда несколько миллионов индийцев погибло из-за реквизиции продуктов питания для имперских военных нужд, и неоправданно жестокие британские бомбардировки немецких городов во время Второй мировой, и то, как премьер-министр «заливался соловьем» в пользу ядерного удара по Японии, и многое другое. Кроме того, Али пеняет Черчиллю, что британские родственники Николая II собирались, но так и не приютили во время революции русскую царскую семью, на спасение которой Черчилль вполне мог бы направить часть своей неуемной энергии.
И все-таки первая половина названия книги — His Times, то есть исторический контекст и политические расклады, — отражена автором более интересно и взвешенно, чем злополучные Crimes. Тарик Али прослеживает не то чтобы очень скрытые пружины развития империалистического мироустройства, где на месте одних винтиков неминуемо вырастают другие, а вместо одной прогнившей империи в другой точке земного шара непременно разбухает еще более агрессивная и всепожирающая: «Обама и Байден выступают как новые колонизаторы, как современные наследники Черчилля и Керзона, короля Леопольда и Салазара. Страна, которой они руководят, — единственная подлинная империя современности, ее позиции намного сильнее, чем у Британской империи даже на пике ее могущества, и на совести Америки больше военных преступлений, чем у любой другой страны мира».
Однако, как подтвердит любой марксист, чем выше стадия развития империализма, тем острее классовая борьба, орудием которой могут быть и книги, подобные собранному Тариком Али обвинительному досье. Настоящая его цель — не очернить давно умершего кумира определенных общественно-политических слоев, а «бросить вызов сложившемуся историко-политическому консенсусу, который выглядит незыблемым, но, по сути, весьма уязвим».