Евгений Водолазкин: "Литература хочет насытиться реальностью"

Специально для "Ревизора.ru".
Евгений Водолазкин, Лондон. 
Фото из личного архива писателя.


Евгений Водолазкин в интервью "Ревизору.ru" – о тенденции популярности нон-фикшна, написании пьес как игре в волейбол, премиальном списке "Ясной Поляны" и своей новой книге.


Евгений Германович, премия "Ясная Поляна" на днях в очередной раз подводила итоги. Вы, как член жюри, могли бы обозначить основные тенденции? Например, продолжается ли усиление сегмента нон-фикшн?

В современной литературе параллельно развиваются несколько процессов, но тенденция с популярностью нон-фикшн всё ещё продолжается. Не художественная литература, или внехудожественная – как ее ни назови – заняла свое место прочно и надолго. Связано это с тем, что литература как явление Нового времени (ведь в Средневековье не было литературы, там была книжность – это совершенно по-другому устроенные тексты), как художественный вымысел – в некоторой степени себя исчерпала. Искусство стало стесняться своей искусственности. Литература стала стесняться своей литературности. Это ведь условная реальность. Теперь этот вымысел стал тяготить литературу, и она стала ценить реальную подоплеку описываемого. Стали популярны такие жанры, как псевдобиография или повествование от первого лица, которое подразумевает, что события происходили с автором. Хотя далеко не всё описываемое было в действительности. Здесь я имею в виду, например, Довлатова, Лимонова, сейчас – Аствацатурова, Валерия Попова, отчасти Крусанова. Это литература, которая демонстративно отсылает к конкретным событиям и лицам. Нон-фикшн ведь выражается вовсе не в том, что публикуются вещи информативные, а не художественные, а в том, что обозначает реально действующих лиц. Литература хочет насытиться реальностью, которая из нее выветрилась. И не случайно эту же тенденцию видят авторы жюри различных премий, которые оценивают именно такие тексты. Можно назвать вручение Нобелевской премии Светлане Алексиевич, текст которой не соответствует традиционному пониманию художественной литературы. Можно вспомнить книгу Марии Степановой "Памяти памяти", которая получила "Большую книгу". Так что тенденция выхода из художественной литературы на новое пространство сохраняется. Я, как член жюри премии "Ясная Поляна", вижу этому подтверждение. Хотя, конечно, литература также сохраняет формат, который подразумевает вымышленные сюжеты, события. Я мог бы назвать много известных авторов, которые сейчас в длинном списке премии, но назову неизвестное имя: очень хороший роман Натальи Репиной "Жизнеописание Льва". Это такая традиционная художественная литература, сильный текст.

Вы работаете над своими книгами, занимаетесь научной деятельностью в Пушкинском Доме, также входите в жюри премии "Ясная Поляна", где надо читать большой объем текстов. Как вы успеваете совмещать писательство и общественную деятельность?

Хочется быть, как раньше говорили, общественнополезным человеком. Помогаю, как могу, хотя возможности мои ограничены. Потому что ко мне приходит какая-то невероятная масса текстов от авторов с просьбой написать предисловие или отзыв на обложку. И сейчас я уже вынужден отказывать, потому что не получается с этим справляться. Ограничиваюсь только премией "Ясная Поляна", хотя "только" это 120 романов  в год! Раньше для меня проблема была в следующем. Когда я писал, то в этот момент старался не читать современных авторов, потому что очень легко "въехать" в чей-то чужой стиль. Мне казалось, что есть опасность, что это собьёт меня с тональности. Но со временем это опасение ушло, потому что человек, который активно пишет, укрепляется в своем стиле, затвердевает, и его уже не сносит в другие течения. Сейчас я спокойно читаю совершенно разностильные тексты и пишу параллельно свои. Хотя есть две проблемы: время и силы. Я же еще пытаюсь что-то делать как исследователь древнерусской литературы. Сейчас, в связи с ковидом, работа частично переместилась домой, но все равно совокупно требует много времени. А ведь есть еще масса внезапно падающих вещей, от которых невозможно отказаться. Посещение презентаций, конференций, выступлений. Я сейчас работаю урывками: просто каждую свободную минуту сажусь и пишу. И этих минут у меня все меньше.


Евгений Водолазкин в "Ясной поляне".
Фото из личного архива писателя.


Это разбивает общее представление о том, как писатель сидит в своем кабинете, уединившись в полной тишине, и творит шедевры, полностью устранившись от всех процессов. Видимо, современная реальность диктует свои условия.

Ой, диктует… Приходится писать в самолетах, гостиницах, в очереди к зубному врачу… Я знаю, где мне придется подождать, и беру с собой записную книжку, составляю план главы. Потому что всерьез в походной обстановке писать не получается. Или вот гуляем с женой и обсуждаем с ней какие-то сюжетные ходы, структурные элементы романа. У нас время используется с максимальной эффективностью.

Наверное, самоизоляция в этом смысле была идеальным временем для писателей? Сидишь дома, никуда выходить нельзя…

Так было ровно месяц. А потом все открыли zoom, и стало еще хуже. Потому что раньше можно отбиться под тем предлогом, что ты где-то в дороге, а теперь это не принимается. В дороге? Выходи через интернет. Легче не стало.

Вообще, вы делаете паузы между романами? Или работа идет непрерывно?

Иногда я пишу пьесы. Это как футболисты в межсезонье играют в волейбол. Чтобы тренировать другие мышцы, тренировать диалоги, что потом пригодится для прозы. Работать над романами я никогда не перестаю, просто это разного рода работа. Перед началом новой книги я много читаю по теме, это очень важная подготовительная работа. В период, когда я заканчиваю предыдущий роман, я уже начинаю читать что-то по-новому. Еще не вхожу в него ни душой, ни умом, но уже знаю, что мне пригодится. И потом довольно легко вхожу в тему.

Сейчас уже работаете над новой книгой?

Написал уже довольно большую часть нового романа, который будет называться "Чагин". Такая почти платоновская фамилия. Когда меня спрашивают, о чем он, отвечаю, что преимущественно о Чагине.

Действие снова происходит в Средневековье?

Нет, это современность. Историческая часть там тоже есть, но это 60-70 годы 20 века. Я решил немножко дать отдохнуть читателям. Средневековьем я все равно занимаюсь по своей прямой работе в Пушкинском доме, а читатель может от него устать. Да и вообще, высказывания надо чередовать. Одно на древнерусском языке, другое на современном, третье, может быть, на фантастическом. Есть писатели, которые пишут все книги, как одну, как один долгий роман. А я люблю во всякой книге создавать особый новый мир. Дважды мир этот строился в Средневековье, но надо уже остановиться и подумать о новом. Потому что можно скатиться к самоповтору. Надеюсь, что я пока этого не сделал. Хотя в самоповторах особой беды тоже нет, потому что повтор никогда не бывает полным – это возвращение к теме на каком-то ином уровне. Но я стараюсь не делать даже этого.


Евгений Водолазкин. Иркутск, 2014.
Фото из личного архива писателя.


А как выбираете следующую тему?

У меня нет в заводе, чтобы сесть и решить: надо написать на такую-то тему, я использую необычный подход. Написав роман от третьего лица, я чувствую тоску по первому. Выбирая первое лицо, я выбираю направление романа. Ведь первое лицо, это в какой-то мере исповедальная манера, почти интимный рассказ. В то время как третье лицо, это сведущий автор, который может всюду вмешаться, рассказать что угодно,  о любых чувствах героя. И я чередую эти манеры повествования, как чередуют контрастный душ. Параллельно у меня возникают важные для меня темы, которые сидят в голове довольно длительное время и о которых я бы хотел высказаться. Из целого ряда тем я выбираю ту, что хорошо соединяется с избранной мной манерой повествования. Кстати, я смотрю на эти процессы еще и как теоретик литературы, как исследователь.

Тогда о теории литературы. Меняется ли характер человека от эпохи к эпохе?

Меняется, конечно. Но фундаментальные вещи остаются: любовь, ненависть, зависть, чувство мести. Они характеризуют любую эпоху. Вместе с тем, есть вещи, которые меняются. В Средневековье в центре человеческого сознания стоял Бог. Сейчас это место занято совсем другим. Главенство Бога сильно влияло на человеческую натуру, потому что человек, который боялся Бога, старался умерить чувство ненависти и мести. Что отражалось на отношениях между людьми.

Просто часто говорят "это был человек другой эпохи"…

Действительно, каждая эпоха имеет свое лицо, она неповторима. Но нельзя сказать, что она лучше или хуже других.  Мне все больше кажется, что удельный уровень зла, ну и добра, он примерно одинаков во все эпохи. Просто зло в разные эпохи представлено разными силами. В одни главное зло – государство. Это эпохи государственного террора. А есть и другие крайности, когда власть бесконечно слаба, и тогда зло исходит от криминальных структур, развившихся в этих обстоятельствах. Но в целом, кроме нескольких страшных исключений, которые были в 20-м веке, эпохи сходны.

Какое, на ваш взгляд, лицо у нашей эпохи?

Нашу историю характеризовали преимущественно какие-то тектонические процессы: революции, бунты. Землетрясение никогда не проходит сразу. Оно долго оканчивается. Это затухающее землетрясение в англо-русском языке называется афтершоком, а я предложил для него неплохое слово – послетрясение. У нас было послетрясение, сопровождающее очередную, слава Богу, бескровную, революцию. Я имею в виду распад СССР, как на него ни смотри – с положительной или отрицательной точки зрения. Сейчас это послетрясение заканчивается, мы, кажется, осознали себя как страну, а не как одну из республик. И в целом подошли к современности с минимальными потерями. Думаю, что сейчас многое зависит от того, какое будет царить умонастроение. Если мы пойдем по пути возвеличивания себя и будем говорить о себе в панегирическом тоне, то результат будет не очень хорошим. Надо спокойно возделывать свой сад, заниматься делом, а не любоваться собой. Не нужно и приукрашивать историю, гораздо полезнее скрупулезно исследовать то, что было. Иначе мы не поймем наших ошибок – и повторим их.

Автор
Анастасия Рогова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе