Андрей Тарковский: великий гуманист мирового кинематографа
6 апреля 2015 ● Российская газета
4 апреля великому русскому кинорежиссеру Андрею Арсеньевичу Тарковскому исполнилось бы 83 года.
Его вклад в искусство - как отечественное, так и мировое - сложно переоценить.
Его вклад в искусство - как отечественное, так и мировое - сложно переоценить.
Андрей Тарковский
А полностью осмыслить его творческое наследие, скорее всего, будет по силам лишь нашим далеким потомкам. И только в том случае, если они смогут стать ближе к нравственному идеалу. Сам Тарковский стремился к нему всю свою жизнь.
Семь фильмов Андрея Тарковского - семь общепризнанных шедевров отечественного и мирового кинематографа - кажется, уже изучены вдоль и поперек. Сказать о них новое, шокирующее, необычное слово - видимо, непосильная задача. И, тем не менее, назвать хотя бы одну из этих киноработ "памятником искусства" (в значении чего-то заскорузлого и имеющего лишь музейную ценность; в кинематографе, согласитесь, бывает и такое) не повернется язык. Скорее всего, потому, что ленты Андрея Арсеньевича и по сей день актуальны. Актуальны, с какой бы стороны мы на них не смотрели. Для кого-то Тарковский - это превосходная степень эстетики, визуальная безупречность и живая, дышащая, практически осязаемая "картинка". Для другого зрителя его ленты - совокупность ценнейших философских высказываний, гимн Человеку и всему человеческому, настоящий кодекс современного гуманизма.
Что из этого было наиболее важным для самого режиссера? Ответ находится в его дневниках - труднодоступном, практически дефицитном, но обязательном к прочтению любым киноманом (и, пожалуй, не только киноманом) "Мартирологе". На этих страницах Тарковский не раз и не два признается: кино для него - ни в коем случае не развлекательный аттракцион. А, скорее, инструмент постижения истины, способ бросить вызов разуму и эмоциям аудитории. Заставить людей переживать и думать. И, в конце концов, направить их на путь саморазвития и самосовершенствования. Кто-то назовет такой подход радикальным - и отчасти будет прав. Не будь в кино отрицаемой Андреем Арсеньевичем развлекательной жилы, мы бы никогда не увидели на экранах ни постмодернистских каруселей Квентина Тарантино, ни культовую трилогию о "Матрице", ни спагетти-вестернов Серджио Леоне (называем лишь то, что первым пришло в голову; список можно продолжать до бесконечности) - не говоря уже о золотом фонде комедий (кстати, выдающийся советский кинематографист очень любил Чарли Чаплина, но относился к нему не как к комику, а как к "маленькому человеку" фильмовой индустрии). С другой стороны, отталкивайся нынешние отечественные "киношники" от подобных принципов, мы имели бы гораздо больше шансов увидеть российское кино, отличное от сомнительных ремейков советской эксцентрики или псевдосоциальной человеконенавистнической "чернухи", почему-то претендующей на крупные награды мировых форумов.
Кадры из фильма "Сталкер"
Правда, шанса посмотреть новое сновидческое "Зеркало", увидеть на экранах нового медитативного "Сталкера" или беспощадного в своей правдивости "Андрея Рублева" мы были бы лишены в любом случае - и вряд ли будем иметь такую возможность в сколь-либо обозримом будущем. Ведь фильмы Тарковского умел и мог снимать лишь сам Тарковский. Эти картины, конечно, очень разные внешне - по антуражу, по сценарию, по своему символизму и далее - но они связаны воедино обязательной и важнейшей для Андрея Арсеньевича Идеей, постулатом его искусства. По Тарковскому, над любым страданием (разумеется, неизбежным для вида homo sapiens) возвышается нечто гораздо более могучее, упоительное и счастливое. И "все будет, и все обойдется", как говорит Иннокентий Смоктуновский в пронзительной концовке того же "Зеркала" - за секунды до того, как в тишину врываются упоительные напевы баховских "Страстей по Иоанну". А блудный сын обязательно вернется в отцовские объятия - и даже безжалостный Космос не может стать тому помехой. Самому режиссеру не стал помехой скандальный отъезд из Советского Союза. И за границей - несмотря на неустранимые противоречия с тогдашней властью нашей страны - он оставался любящим сыном своей Родины, снимая сначала шедевр с говорящим названием - "Ностальгию", а затем и наполненное разнообразными рефлексиями "Жертвоприношение", гораздо более понятное нашему зрителю, нежели зарубежному. Хотя и за рубежом Тарковского любили и ценили. Правда, иногда кажется: подчеркнуто хорошее отношение к нему было, скорее, попыткой оппонировать - причем показательным образом - позиции нашего Госкино... В любом случае, это тема для совсем другого рассказа - не о кино, а о политике. И сегодня он вряд ли уместен.
О Тарковском в его день рождения можно говорить еще очень и очень многое. Упоминания заслуживает, например, его любовь к конкретным актерам. С ними (Солоницыным, Гринько, Тереховой, Янковским) Андрей Арсеньевич всегда был строг и требователен, мог буквально довести до истерики (как это было со сценой обезглавливания петуха в "Зеркале") - и при этом учил играть не только мимическими мышцами лиц, но и душой, выкладываясь перед камерой, вживаясь в образы персонажей целиком и полностью.
Есть и всяческие интересные нюансы: удивительно, но Тарковский - один из величайших художников мирового кино - не хотел, чтобы его произведения казались зрителю "слишком красивыми", всегда стремился к естественному восприятию (как и не слишком любимый им, но от этого не менее замечательный заокеанский коллега Стэнли Кубрик). Можно, наконец, вспомнить, как он - уже будучи безнадежно больным, за считанные дни за смерти - писал в дневнике о желании экранизировать Евангелие. Впрочем, обо всем этом можно прочитать в многочисленных статьях - достаточно вбить соответствующий запрос в поисковик. Мы же сегодня ограничимся ненавязчивой рекомендацией. Проведите этот вечер с каким-нибудь из фильмов Андрея Арсеньевича Тарковского. Даже будучи уже когда-то просмотренными, они каждый раз помогают взглянуть на мир по-новому. И полюбить его всем сердцем.
Текст: Шамиль Керашев
А полностью осмыслить его творческое наследие, скорее всего, будет по силам лишь нашим далеким потомкам. И только в том случае, если они смогут стать ближе к нравственному идеалу. Сам Тарковский стремился к нему всю свою жизнь.
Семь фильмов Андрея Тарковского - семь общепризнанных шедевров отечественного и мирового кинематографа - кажется, уже изучены вдоль и поперек. Сказать о них новое, шокирующее, необычное слово - видимо, непосильная задача. И, тем не менее, назвать хотя бы одну из этих киноработ "памятником искусства" (в значении чего-то заскорузлого и имеющего лишь музейную ценность; в кинематографе, согласитесь, бывает и такое) не повернется язык. Скорее всего, потому, что ленты Андрея Арсеньевича и по сей день актуальны. Актуальны, с какой бы стороны мы на них не смотрели. Для кого-то Тарковский - это превосходная степень эстетики, визуальная безупречность и живая, дышащая, практически осязаемая "картинка". Для другого зрителя его ленты - совокупность ценнейших философских высказываний, гимн Человеку и всему человеческому, настоящий кодекс современного гуманизма.
Что из этого было наиболее важным для самого режиссера? Ответ находится в его дневниках - труднодоступном, практически дефицитном, но обязательном к прочтению любым киноманом (и, пожалуй, не только киноманом) "Мартирологе". На этих страницах Тарковский не раз и не два признается: кино для него - ни в коем случае не развлекательный аттракцион. А, скорее, инструмент постижения истины, способ бросить вызов разуму и эмоциям аудитории. Заставить людей переживать и думать. И, в конце концов, направить их на путь саморазвития и самосовершенствования. Кто-то назовет такой подход радикальным - и отчасти будет прав. Не будь в кино отрицаемой Андреем Арсеньевичем развлекательной жилы, мы бы никогда не увидели на экранах ни постмодернистских каруселей Квентина Тарантино, ни культовую трилогию о "Матрице", ни спагетти-вестернов Серджио Леоне (называем лишь то, что первым пришло в голову; список можно продолжать до бесконечности) - не говоря уже о золотом фонде комедий (кстати, выдающийся советский кинематографист очень любил Чарли Чаплина, но относился к нему не как к комику, а как к "маленькому человеку" фильмовой индустрии). С другой стороны, отталкивайся нынешние отечественные "киношники" от подобных принципов, мы имели бы гораздо больше шансов увидеть российское кино, отличное от сомнительных ремейков советской эксцентрики или псевдосоциальной человеконенавистнической "чернухи", почему-то претендующей на крупные награды мировых форумов.
Кадры из фильма "Сталкер"
Правда, шанса посмотреть новое сновидческое "Зеркало", увидеть на экранах нового медитативного "Сталкера" или беспощадного в своей правдивости "Андрея Рублева" мы были бы лишены в любом случае - и вряд ли будем иметь такую возможность в сколь-либо обозримом будущем. Ведь фильмы Тарковского умел и мог снимать лишь сам Тарковский. Эти картины, конечно, очень разные внешне - по антуражу, по сценарию, по своему символизму и далее - но они связаны воедино обязательной и важнейшей для Андрея Арсеньевича Идеей, постулатом его искусства. По Тарковскому, над любым страданием (разумеется, неизбежным для вида homo sapiens) возвышается нечто гораздо более могучее, упоительное и счастливое. И "все будет, и все обойдется", как говорит Иннокентий Смоктуновский в пронзительной концовке того же "Зеркала" - за секунды до того, как в тишину врываются упоительные напевы баховских "Страстей по Иоанну". А блудный сын обязательно вернется в отцовские объятия - и даже безжалостный Космос не может стать тому помехой. Самому режиссеру не стал помехой скандальный отъезд из Советского Союза. И за границей - несмотря на неустранимые противоречия с тогдашней властью нашей страны - он оставался любящим сыном своей Родины, снимая сначала шедевр с говорящим названием - "Ностальгию", а затем и наполненное разнообразными рефлексиями "Жертвоприношение", гораздо более понятное нашему зрителю, нежели зарубежному. Хотя и за рубежом Тарковского любили и ценили. Правда, иногда кажется: подчеркнуто хорошее отношение к нему было, скорее, попыткой оппонировать - причем показательным образом - позиции нашего Госкино... В любом случае, это тема для совсем другого рассказа - не о кино, а о политике. И сегодня он вряд ли уместен.
О Тарковском в его день рождения можно говорить еще очень и очень многое. Упоминания заслуживает, например, его любовь к конкретным актерам. С ними (Солоницыным, Гринько, Тереховой, Янковским) Андрей Арсеньевич всегда был строг и требователен, мог буквально довести до истерики (как это было со сценой обезглавливания петуха в "Зеркале") - и при этом учил играть не только мимическими мышцами лиц, но и душой, выкладываясь перед камерой, вживаясь в образы персонажей целиком и полностью.
Есть и всяческие интересные нюансы: удивительно, но Тарковский - один из величайших художников мирового кино - не хотел, чтобы его произведения казались зрителю "слишком красивыми", всегда стремился к естественному восприятию (как и не слишком любимый им, но от этого не менее замечательный заокеанский коллега Стэнли Кубрик). Можно, наконец, вспомнить, как он - уже будучи безнадежно больным, за считанные дни за смерти - писал в дневнике о желании экранизировать Евангелие. Впрочем, обо всем этом можно прочитать в многочисленных статьях - достаточно вбить соответствующий запрос в поисковик. Мы же сегодня ограничимся ненавязчивой рекомендацией. Проведите этот вечер с каким-нибудь из фильмов Андрея Арсеньевича Тарковского. Даже будучи уже когда-то просмотренными, они каждый раз помогают взглянуть на мир по-новому. И полюбить его всем сердцем.
Текст: Шамиль Керашев