«Больше нет отговорок, чтобы не снимать кино»

С Алёной Бочаровой и Кириллом Сорокиным беседует Мария Кувшинова
Beat Film Festival — теперь не только разовое событие, но круглогодично действующая институция — объединился с московской продакшн-компанией Stereotactic, на счету которой знаменитое видео «Василий» для журнала Esquire и фильм Андрея Лошака «Путешествие из Петербурга Москву». 
Кирилл Сорокин и Алёна Бочарова. Фото Наташи Гафиной

Недавно Beat и Stereotactic объявили конкурс фильмов о современной культуре «Смена», цель которого — создать новую среду и новый рынок в российской кинодокументалистике. Создатели Beat Алёна Бочарова и Кирилл Сорокин рассказали «Сеансу», как делать фестиваль фильмов о музыке в неритмичной стране.

— Вы уже пять лет показываете документальные фильмы о музыке и культуре из разных стран мира. Как вы со своей эстетической и смысловой повесткой соотноситесь с той российской реальностью, которая есть сейчас — в 2015-м году?

Алёна Бочарова: Меня очень впечатлила недавно прочитанная книга Юрчака [«Это было навсегда, пока не кончилось»], которая посвящена последнему советскому поколению. У него там своя классификация, и датировка не совпадает с традиционной: он говорит, что последнее советское поколение — это люди, родившиеся в конце 1960-х. Его книга о том, почему распался Союз, строится на тезисе о том, что формальная сторона советской реальности — все эти лозунги, демонстрации, собрания комсоргов — на закате Союза наполнились другими смыслами, которых система не подразумевала, и именно эта параллельная жизнь сделала распад СССР возможным. Вот, на «Арзамасе» цитируется разговор Мамардашвили с учеником, который изливает ему душу и говорит: как же так, я занимаюсь западной философией, и при этом мне приходится ходить на партсобрания и в партию вступать… На что Мамардашвили ему отвечает: «Вам же нужно покупать билет в трамвай, когда вы в него садитесь». Я к чему это рассказываю? Несмотря на то, что Юрий Сапрыкин в своей рецензии [на книжку Юрчака] в конце прошлого года писал, что современная реальность совсем непохожа на позднесоветские времена, мне кажется, что все-таки похожа — вот этой параллельной жизнью. И многое из того, что сейчас происходит, существует в странном формате замещения, когда есть некая патриотическая рамка, а внутри нее можно разглядеть все, что угодно. Взять например программу предыдущего ММКФ, который проходил уже и после принятия закона о гей-пропаганде: там была куча фильмов про геев и даже транссексуалов…

— Потому что настоящей идеологии нет, настоящего контроля нет, и довольно много чего можно протащить, поскольку в суть никто не вникает.

А. Б.: Да, разумеется, это система, которая не функционирует, потому что у нее нет задачи функционировать. Ну и существует некое извращенное понятие патриотизма. Я это к тому, что можно было бы кратко сказать: мы запустили «Смену», потому что мы патриоты, но тут не обойтись без каких-то пояснений про контекст.

— Повторю свой вопрос: как вам удается делать фестиваль о многообразии мира, который несколько противоречит нашей общей тенденции к сужению представлений о мире?

Кирилл Сорокин: Мне кажется, что сами эти тенденции противоречат…

— Миру.

К.С.: Миру, да. Тому миру, в котором мы живем. Иногда, конечно, бывают моменты дичайшего столкновения с телевизионной реальностью, но на самом деле все не сводится к этому. Я провел прошлую субботу, практически целиком, за просмотром курсовых работ школы Разбежкиной и Угарова, и до сих пор пребываю под крайне сильным впечатлением — прежде всего от того, про что были все эти фильмы. Может, это вопрос стереотипов о концентрированной, злой, несчастной, безысходной реальности, но я увидел совсем другое — увидел кучу молодых людей, крайне живых, с живым умом, с классными, пусть и не вполне реализованными идеям, которые охватывает как раз-таки все многообразие мира, а не какие-то его самые черные, самые страшные углы. И меня это искренне поразило. Наша низовая в некотором смысле инициатива — она возникла не потому, что мы хотим накликать фильмы, посвященные культуре, а не политике, а потому, что эти люди есть и эти сюжеты есть.

— Они есть в школе Разбежкиной и Угарова, и уже лет десять только там.

А. Б.: Нет, это не так. Маша, посмотри за окно. Мы находимся в логове продакшн-компании. Только что здесь стояло пять молодых людей. Я понятия не имею, кто они, но каждый день здесь появляются разные молодые люди: они приходят, берут камеры и отправляются на съемки для Google или «Мегафона». А потом ты стоишь, куришь с этими ребятами и понимаешь, что это самые обычные молодые режиссеры, которые с придыханием говорят про Зару Абдуллаеву и Анатолия Васильева. И одно никак не противоречит другому, а в микроклимате Stereotactic только поддерживается. В прошлом году мы делали ретроспективу Pulse Films, привозили основателя студии, и его паблик-толк был посвящен тому, как рекламному продакшну удалось дойти до фильмов, которые показываются на «Сандансе» и получают там призы. Это абсолютно западная модель: жил-был рекламный продакшн, потом люди в нем поняли, что это ужасно скучно — зарабатывать деньги рекламой, и классно с режиссерами работать на двух фронтах и придумали систему такого light commissioning. Параллельно появились VOD-платформы, это вообще достойно отдельного разговора — бум VOD-платформ при медиа: платформы New York Times Op-Dos, Guardian Video, Dazed Video, которые появились за последние несколько лет. Это новые ресурсы, которые позволяют режиссерам делать короткие фильмы — они платят режиссерам несколько тысяч долларов, и те собирают для них небольшие видео. Это, страшно сказать, розничная торговля. И по сути, задача «Смены» — облегчить концепцию того, как снимается кино. Облегчить. Дать понять, что можно и так: придумал — снял за выходные — выложил онлайн.

— Александр Николаевич Сокуров такую концепцию бы не поддержал.

А. Б.: Никто же не говорит, что это модель для всего кинопроцесса. Это начало карьеры, тренировка мышц. Понятно, что мы все — ты, я, Кирилл, существуем в мире очень событийном, где события имеют очень короткую жизнь. Я не говорю про новости, которые живут двое суток, да и сами медиа не живут, похоже, очень долго.

— И это нормально.

А. Б.: Да, и нормально, когда фильмы делаются в таком же ритме. У нас вот нет задачи делать Beat Film Festival двадцать лет, потому что аудитория, с которой мы работаем, привыкла совершенно к другому ритму. Она не хочет потреблять тот же самый продукт, который она потребляла десять лет подряд. Вчера был популярен кус-кус, сегодня популярно кино, а завтра еще что-нибудь.

К.С.: Барабулька.

А. Б.: И нам тоже, как и любому современному культурному проекту, приходится соотносить себя со сферой обслуживания, заниматься кинобарабулькой. Контуры фестиваля меняются пропорционально запросам аудитории и нашим собственным интересам.

К.С.: Это просто разный уровень институциональной поддержки. Мы почувствовали, что сможем найти людей со схожими — по крайней мере визуальными — ориентирами не в каких-то киношколах, а в видеопродакшенах. Это реалии англо-саксонского мира. Если ты посмотришь на программу фестиваля SXSW, то большинство людей, которые там дебютируют с какими-нибудь фильмами (причем, не важно художественными или документальными) — это люди, которые так или иначе снимали музыкальное видео, снимали клипы, рекламу, которые работали с какими-то видеопродакшене. Иногда это выражается в карикатурном изводе кино, когда люди снимают предметный мир по заказу. Но это лишь тридцать процентов, а семьдесят — это режиссеры, которые получают привычку и навык снимать фильмы не только в одиночестве, но с освещением, с пост-продакшеном, с продюсерами. И это позволяет потом делать работы на том же уровне, но уже без вовлеченности каких-то брендов или медиа. И это один путь. А есть скандинавская модель… Я в какой-то момент поймал себя на том, что я знаю больше молодых талантливых режиссеров из Дании, чем из России. Это не суждение, означающие, что здесь режиссеров нет. Это значит, что там есть мощный институт государственной поддержки, мощная киношкола, которая позволяет людям снимать и ездить по всему миру.

— Еще раз: есть цивилизация, в которой количество и качество документалистов является производным от конфигурации этой цивилизации. Как функционирует ваша структура, основанная на ваших знаниях о других подходах, в другой цивилизации — в российской?

А. Б.: Наша задача — развить вот эту условно британскую модель работы с режиссерами. Назовем ее conscious production, когда продакшен-компании работают с десятком режиссеров, делают с ними с одной стороны рекламные ролики, с другой — полноценные фильмы. Вот у Stereotactic недавно случилась ровно такая история: параллельно рекламным заказам ребята сделали для телеканала «Дождь» фильм «Путешествие из Петербурга в Москву».

— Если канала «Дождь» через полгода не будет, для кого будут снимать эти фильмы?

А. Б.: Пока у нас никто не может отобрать все: и журнал Esquire, и телеканал «Дождь», и все остальное. Возможно, такой момент наступит, но тогда появятся какие-то новые формы.

К.С.: Разумеется, мы не рассматриваем возможность того, что скоро, вместо фильмов на Vimeo будет…

— Атомная война.

К.С.: …Вместо фильмов журнала Esquire будет национальный провайдер интернета, с национальными каналами молодых дарований.

А.Б.: Как это работает? Нам как фестивалю всегда хотелось выполнять образовательную функцию, которая бы двигала индустрию, но у нас не было для этого базы. Stereotactic стали нашей базой. Те молодые имена, которые появятся благодаря «Смене» (а они обязательно появятся) — их может быть всего три-четыре-пять человек, но вот не было ничего, и вдруг есть они. И когда они возникнут, вдруг возникнет и какая-то работа для них внутри продакшна. В общем, это некий симбиоз развития. На первом показе работ на фестивале Beat ничего не закончится, а только начнется. Мы как минимум можем завести tumblr, на котором регулярно будут появляться новые работы. Машстаб этой истории довольно сложно предсказать, но у того же Dazed еще два года назад еще не было никакой видеоплатформы. На фестивале IDFA был круглый стол Shortcuts to the Future («Самый короткий путь в будущее»), где обсуждалось, зачем медиа вообще нужны видеоплатформы, так вот выяснилось, что рекламодателям New York Times, Dazed перестала быть интересна баннерная реклама, и что им интереснее всего видеореклама. А она вшивается перед контентом, поэтому медиа заинтересованы в генерации этого контента и готовы за него платить. Что мешает нам вступить в схожие отношения с брендами? Вроде как ничего.

— Другая структура рекламного рынка, нет?

А. Б.: Да. Но в Stereotactic знают все про рекламный рынок. Потому что вторая их часть — это агентство, которое работает со всем рекламным рынком.

К.С.: Это вопрос скрещивания двух экспертиз и, как выяснилось, крайне близких интенций. Поскольку «Смена» замышляется не как разовая ярмарка тщеславия, а как платформа, которая позволяет обозначить некую сцену молодых русских режиссеров. Я не говорю, что здесь нет или не было молодых русских режиссеров. Я имею ввиду русских режиссеров, приближенных скорее к нашей орбите, чем к орбите «Артдокфеста» — что абсолютно нормально для 150-миллионой страны. Чтобы было хотя бы несколько направлений, несколько каких-то школ, где люди смогут приложить свои таланты. И «Смена» замышляется как платформа, которая будет действовать более-менее постоянно, хотя пока не очень понятно, как именно это будет происходить. Есть идея в том, что по мере оформления этой сцены будет выкристализовываться и поле для последующих коллабораций.

А. Б.: Непонятно — не потому что нет модели, а потому что этих моделей несколько, их много.

К.С.: На прошедшем недавно фестивале SXSW выступал Марк Дюпласс, и его выступление в том числе было посвящено тому, что по состоянию на сейчас ничто не мешает снимать на выходных кино со своими друзьями. Технологии шагнули так далеко, что больше нет отговорок, чтобы подобного не делать. Это крайне близкое нашему состоянию: человек, который продает свои фильмы и показывает их на всех ведущих фестивалях, говорит, что главная ценность — твой собственный запал и твои отношения с людьми, с которыми ты делаешь эти фильмы. И в какой-то момент, когда ты за**** и снимешь плохой фильм, кто-то из твоих друзей, которому ты когда-то дал двадцать тысяч на кино, подставит плечо и не позволит тебе скатиться в тартарары. Коммьюнити — базовая ценность, стоящая за созданием кино, а не баснословные бюджеты — и это то, что нами движет.

Мария Кувшинова
Автор
Мария Кувшинова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе