Человек года 2015: Евгений Цыганов

Евгения Цыганова в этом ударном для него году можно было увидеть в «Битве за Севастополь», «Территории», «Фарце» и кое-где еще.
Смокинг из шерст­и с атласными деталями, шерстяной жилет, хлопковая рубашка, галстук-бабочка из шелка, все Dolce & Gabbana.

Миф о цыгановской закрытости – на самом деле только отчасти миф. Его действительно редко можно увидеть позирующим на фоне прессволла с логотипами или исповедующимся семейному телегиду, но стоит ли считать это признаком какой-то особенной замкнутости – вопрос, что называется, дискуссионный. Как бы то ни было, чтобы не лезть к Цыганову в душу самим, мы попросили сделать это самых близких его друзей – актрису Машу Андрееву, оператора Павла Капиноса и продюсера Сергея Яхонтова.  

GQ: Как давно вы друг друга знаете?

КАПИНОС: Я самый старый. С 1991 года. С киношколы.

ЯХОНТОВ: Смешно, что Паша – Женин преподаватель.

КАПИНОС: Бездарный преподаватель...

ЦЫГАНОВ: ...Бездарного ученика.

А что ты преподавал?

КАПИНОС: Английский.

ЦЫГАНОВ: По идее, да, Паша должен был преподавать мне английский, которого я до сих пор не знаю. Вместо этого я, например, сел за руль, потому что Паша в Денвере сказал: «Хочешь сесть за руль пятнадцатиместного автобуса?» Я говорю: «Паш, я вообще-то не сидел за рулем никогда». А мне было типа пятнадцать лет. Паша говорит: «Да я тебе объясню: садишься за баранку, жмешь на педали». Ну и мы выехали на шестиполосное шоссе, дальше уже пошел какой-то ор, я потел, краснел, говорил, что сейчас выйду из машины. Это было круто.
  
КАПИНОС: Это был 1993 год, мы тогда за полтора месяца всю Америку объехали.

АНДРЕЕВА: Пресвятые угодники, ­какие же вы старые.

ЦЫГАНОВ: Да, не свежатина.

ЯХОНТОВ: С пробегом.

ЦЫГАНОВ: В Москве в это время ­стреляли.

АНДРЕЕВА: Я смотрела «Санта-Барбару». И не знала еще о вашем существовании, мои дорогие.

ЯХОНТОВ: С Женей и Пашей познакомился заочно во Дворце пионеров на Воробьевых горах. В киношколе я не учился, но зато тренировался в клубе юных десантников. Мы бегали зимой строем, колонной по два.

КАПИНОС: А мы над ними ржали.

ЯХОНТОВ: Да, мы бегали, а там на крыльце курили эти патлатые. И мы собирались им навесить [...] после тренировки.

ЦЫГАНОВ: А мы над ними страшно угорали. Люди в тельняшках били друг друга об пол головами.

АНДРЕЕВА: Я с Женей познакомилась в театре девять лет назад. Микрозарисовка про Женю, он сам, наверное, и не помнит. Они репетировали «Бесприданницу», мы параллельно делали что-то свое. И как-то я шла по коридору просто в ужасающем настроении. А Женя, с которым мы до этого говорили друг другу «здрасьте-здрасьте», проходя мимо меня, закинул мне руку на плечо и сказал: «Че, хреново тебе? Не ссы, мне тоже хреново» – и пошел дальше. Это было круто.

ЦЫГАНОВ: А мне кто-то позвонил и сказал: «Слушай, у вас в театре работает такая Маша Андреева». Я говорю: «Нет». – «Ну, актриса такая, у вас есть стажеры, и среди них такая Маша Андреева». Я говорю: «Нет-нет, нет такой точно». Потом пришлось узнать, что действительно есть. Сейчас Маша у меня в спектакле играет («Олимпия». – Прим. GQ).

АНДРЕЕВА: Жень, так девять лет ­прошло!

ЯХОНТОВ: Я ж говорю – с пробегом.

КАПИНОС: Со скрученным.

ЦЫГАНОВ: Маша – удивительный человек, она совершенно спокойно терпит казарму.

АНДРЕЕВА: Про «вставай, говно», ­наверное, нельзя рассказывать?

ЦЫГАНОВ: Нет, не надо.

ЯХОНТОВ: Мы любим повеселиться.

АНДРЕЕВА: Приходится веселиться с ними.

ЦЫГАНОВ: Вообще главное правило Бойцовского клуба – никому не рассказывать про Бойцовский клуб. Поэтому сейчас, получается, ситуация достаточно странная. У нас есть такой дружочек Батыр Моргачев, который когда-то вывозил компании человек по сто на острова цыганские в Таиланд, в Черногорию, еще куда-то. Собирал художников, кайтеров, покойный Монро туда ездил, были совершенно разные люди. И когда меня спрашивали, где вам нравится отдыхать, я думал о том, что хочу назвать это место, но понимал, что эти места он выбирал именно потому, что там народу не было. Никто про эти места не знал, и в этом был прикол, рассказывать о них было бы странно. Потом, естественно, острова эти изменились – везде построили гостиницы, но в то время не было ни гостиниц, ни дорог. Может быть, не надо называть те места, где тебе хорошо?

АНДРЕЕВА: Я тоже никогда не сдаю – это правильно.

КАПИНОС: А я люблю сболтнуть...

Женя, у тебя в этом году четыре ­фильма или больше?

ЦЫГАНОВ: Больше. Получается, ­«Территория», «Битва за Севастополь», «Фарца», «Оз»...

ЯХОНТОВ: Я же тебе не рассказал,­ что посмотрел «Страну Оз» на ­«Кинотавре».

АНДРЕЕВА: Как это не рассказал, мы же обсуждали, что Женя под бутиратом – лучший эпизод в фильме.

ЦЫГАНОВ: Сложно было на это не согласиться. У меня в договоре было написано: «Кинокомпания такая-то, с одной стороны, и актер, исполняющий роль водителя под бутиратом, с другой стороны, обязуются...»

АНДРЕЕВА: В этом году еще «Утиные истории»!

ЦЫГАНОВ: «Утиные истории», спасибо, Маша. «Утиные истории» – это «Райские кущи».

АНДРЕЕВА: Шутка-шутка, это просто­ по «Утиной охоте», и я запуталась. ­«Райские кущи», конечно.

ЦЫГАНОВ: «Про любовь» сейчас должен выйти еще (10 декабря. – Прим. GQ). Но это все по большей части эпизоды. У Сигарева я снимался один день, в «Фарце» – два. В остальных – побольше. Сейчас снимаюсь у Хлебникова. Вчера я у него выпал из окна, через два дня меня похоронят, и все – первая серия в кармане. Маша Шалаева позвонила, сказала: «Нам нужно кого-то положить в гроб, можно, это будешь ты?»



Но этот год, он вообще успешный?

ЦЫГАНОВ: Очень-очень. Спасибо! Успешность – это, честно говоря, какая-то странная категория. Если человек не задает себе постоянно вопроса, не говно ли он, то...

ЯХОНТОВ: ...Вопросы возникают уже к этому человеку.

ЦЫГАНОВ: Да.

Хорошо, а что тебя тогда мотивирует?

ЦЫГАНОВ: Ну, деньги, если мы про работу.

КАПИНОС: Неправда, все он врет.

ЦЫГАНОВ: А потом у нас такое непаханое поле вокруг. Куда бы ты ни сунулся – очень мало чего происходит. В любой области, допустим, граффити. Можно съездить в Тайку, можно съездить в Мексику, и можно посмотреть, что у нас происходит. Мы во всех областях – на последних позициях.

КАПИНОС: Неправда, это мрачный взгляд Евгения Цыганова.

ЦЫГАНОВ: Нет, правда. Но поэтому у нас страна возможностей.

КАПИНОС: В этом году русская картина на «Оскара» номинировалась, ­«Ле­виафан».

ЦЫГАНОВ: Вот! И поэтому приходит Андрей Звягинцев и снимает фильм, который становится событием. Он может нравиться, не нравиться, но это событие. Здесь есть возможности сделать что-то значимое. Вот сейчас мы встретили на улице друга, Шума Эдика. Он сделал фестиваль «Вдох», у нас до этого ничего похожего не было. Нашел «Пятницу», Нино Катамадзе, туда приходили толпы народу, а все это фактически сделал один человек. Или вот Юра, музыкант. Шевчук. Который в 90-е годы сделал в Питере «ШОК-records». И они взяли и записали, ну я не знаю, сорок альбомов питерской альтернативы. Вся эта музыка благодаря ему сохранилась. Она не выстрелила, никому тогда это не было нужно, все слушали «Руки вверх!» и «Иванушки International». Но она сохранилась. Вот мы с группой, например, играем ту музыку. У меня есть кассета группы «Югендштиль», ее нет ни «ВКонтакте», ни в интернете, а на кассете у меня есть. Все благодаря этому человеку.

Хорошо, а если не деньги и не успех, вот вы все как думаете, что Цыганова мотивирует? 

КАПИНОС: Да какие деньги, не нужно слушать актеров, они же врут все. Моя жена – Женин агент, и я знаю, как он много отказывается, как тщательно к своим проектам относится.

АНДРЕЕВА: А еще он иногда действует по не ясным никому мотивам. Когда, казалось бы, все сходится, Жеша вдруг необъяснимо р-р-раз – «не чувствую».

КАПИНОС: У него чутье.

ЦЫГАНОВ: Просто я очень крутой. ­Крутой парень.

КАПИНОС: Ну серьезно, он крутой, упрямый, со своим стержнем.

ЦЫГАНОВ: Ох, я запомню этот день! (Смеются.)

А какая у каждого из вас любимая Женина работа?

АНДРЕЕВА: Я могу сказать! Я абсолютный фанат одного русского сериала. Этот сериал один. И называется он... Забыла! (Смеется.)

ЦЫГАНОВ: Забыла...

КАПИНОС: «Оттепель»?

АНДРЕЕВА: Нет! Называется он «Дети Арбата»! На мой взгляд, это абсолютная хрестоматия, пример, как нужно делать. Там есть все. Я иногда, если не знаю, что сыграть в кино или в театре, пересматриваю кусочки. Жек, не слушай. Это вышак.

Это 2003 год. А было тогда понятно, что это так круто будет?

ЦЫГАНОВ: Честно говоря, нет. Я был уверен, что не собираюсь сниматься в сериалах. Меня позвали на пробы в картину. Я пришел, мне сказали, что это сериал, и я решил, что, пожалуй, уйду. Ко мне вышел какой-то бородатый человек...

АНДРЕЕВА: А ты Эшпая не знал тогда?

ЦЫГАНОВ: Нет, не знал. Мы все-таки сняли пробу. А дальше они сделали такую же пробу с Чулпан и смонтировали нас вместе. То есть мы не были вместе на площадке, но продюсеры посмотрели и сказали: «Невероятная пара, такая энергия между ними проходит, очень здорово». Только на самом деле мы не видели друг друга на этих пробах.

КАПИНОС: Потом вас так и снимали, да? По отдельности.

ЦЫГАНОВ: Потом нас так и снимали, было классно. (Смеются.) Но вообще там в другом было дело. Чтобы что-то получилось, ставки должны быть высокими. И они должны быть не на себе – как я сейчас выступлю и всем покажу, какой я охренительный. Ставки должны быть на том, что ты делаешь. Грубо говоря, если твой персонаж голый бежит от медведя, ты думаешь не о том, как ты в этот момент будешь выглядеть, а о том, что твоему персонажу надо убежать от медведя. У меня один раз был режиссер, который говорил: «Все от меня ждут чего-нибудь такого, а я им сейчас – бац!» А я смот­рю на него и думаю: «От тебя никто ничего не ждет, чувак... Ты реально очень сильно ошибаешься». У Эшпая была другая история. Он не снимал лет пятнадцать. Снял с Настасьей Кински и Михалковым «Униженные и оскорбленные», а потом был долгий перерыв. И когда он стал снимать «Детей Арбата», он спал по четыре часа, отдавал всю энергию артистам, бился за своих артистов с продюсерами. Эшпай своих артистов любит.



КАПИНОС: Серег, а тебе какие нравятся Женины роли? Жень, напомни, что ты там играл?

ЦЫГАНОВ: Я снимался в «Питер FM»!

ЯХОНТОВ: «Питер FM» – увольте.

КАПИНОС: А мне нравится.

АНДРЕЕВА: «Прогулка»! Когда все девочки выбирали, Цыганов или Баршак.

ЯХОНТОВ: Мне нравится камео Евге­ния Эдуардовича в фильме Ярика Чеважевского «Счастливый конец», когда он в очках и с усами появляется на ­лестничной площадке.

ЦЫГАНОВ: «Самец Игорек» называ­ется роль.

ЯХОНТОВ: «Самец Игорек», вот это мой друг. А «Прогулка» – пардон муа.

АНДРЕЕВА: Это девичья тема!

КАПИНОС: Он снайпер был хороший в «Битве за Севастополь».

ЯХОНТОВ: Да! Мы же вместе смотрели. В первом кадре, конечно, килограммов в десять разница у бойца (Смеются.­)

ЦЫГАНОВ: К разговору о том, для чего нужны друзья.

АНДРЕЕВА: Потому что, когда шли съемки, был пост, а потом пост кончился. И Жека сначала постился, а потом не постился. (Смеются­.)

ЦЫГАНОВ: Друзья – это люди, которые говорят гадости тебе в лицо.

Я не понимаю, ты снимался, когда ­постился или когда не постился?

АНДРЕЕВА: Он снимался и тогда, и тогда. И поэтому там из кадра в кадр...

ЯХОНТОВ: Проблема монтажа в том, что большая часть фильма снята, когда Женя постился. Но первое его появление... (Смеются.)

КАПИНОС: В фуражке, которая у него на голове не умещается.

ЯХОНТОВ: Мы очень любим твои фильмы смотреть.

АНДРЕЕВА: Да, Жень, мы просто обожаем кино с тобой, любое.

ЦЫГАНОВ: Ну это была Балаклава, там сложно было. Я потом про работу ребят тоже скажу, если можно.

АНДРЕЕВА: Паша, а у тебя?

КАПИНОС: «Питер FM». У нас много связано с этой картиной. Женя тогда узнал, что у него родится дочь. Я приехал, и Женя говорит: «Чува-а-ак, тут такое дело...»

ЦЫГАНОВ: Я, когда узнал, что у меня родится дочь, сидел на крыше. У меня была сцена с актером Краско. И я там молчал в кадре, а он говорил монолог. Но на площадку я пришел в таком состоянии, что не мог говорить не только в кадре, но и за кадром тоже не очень мог говорить. А он в кадре говорить еще мог, а вот за кадром ему было трудновато. И когда он умер, меня попросили прокомментировать это как последнего человека, который с ним снимался. А я ничего даже сказать­ не мог, потому что мы с Андреем не обменялис­ь ни одним словом. Ну то есть вообще ни одним.

«Питер FM» – фильм, после которого началось всенародное...

ЦЫГАНОВ: Обожание? Нет, это со студенческих работ. (Смеются.)

АНДРЕЕВА: Женек со школы такой!

ЦЫГАНОВ: Я вообще в детстве был очень хорошенький. У меня была свадьба в детском саду с Женей ­Чер­нобровкиной.

Как проходила свадьба?

ЦЫГАНОВ: Я спер конфеты дома.

КАПИНОС: С коньяком?

ЦЫГАНОВ: С коньяком...

ЯХОНТОВ: Евгений Эдуардович!

ЦЫГАНОВ: У нее были самые длин­ные волосы. О чем мы?

То, что тебя люди любят, влияет на твою жизнь? Или нет? Или да?

ЦЫГАНОВ: Любовь – понятие такое, сложное. Когда тебя дергают за руку и говорят: «[...], это ты?!» – это любовь?

КАПИНОС: Мне нравится история про то, как Цыганов с Колокольниковым стоят ночью в круглосуточной «Шаурме», а за ними в очереди человек, мнется-мнется и потом говорит тихо так: «Кхе-кхе, простите, пожалуйста, вы, случайно, не Евгений?» – «Ну Евгений­». – «Простите, пожалуйста, вы не актер?» – «Актер­». – «Простите, пожалуйста, это не вы, случайно, в «Питер FM» снимались?» – «Ну я». – «[...] скромный такой!» (Смеются.)

АНДРЕЕВА: Еще было, когда человек подъехал к Жене и говорит: «Чув-а-ак, я тебя узнал! Вообще! Я же тебя знаю! Ты же друг Грабаря!» (Смеются.)

ЯХОНТОВ: Вот и вся народная любовь.

АНДРЕЕВА: Да, как говорил Фома (Петр Фоменко. – Прим. GQ), «вся любовь и сиськи набок».

ЦЫГАНОВ: На самом деле был такой писатель Хармс, который говорил, что есть два рода смеха. Один – когда смеется весь зал, а другой – когда смеется половина зала. Вот я предпочитаю второй. Вообще, народная любовь и желание всем нравиться, если по серьезке, вещи-то сомнительные. Мы с детства пытаемся угождать и нравиться, вместо того чтобы искать какое-то свое ощущение. Делаем карьеру, собираем лайки в соцсетях. Ты получаешь пятнадцать лайков, а я – сорок пять. Значит, я все-таки поприкольней. У меня любви побольше.

У меня сейчас была такая история. Играли спектакль, «Олимпию». И вот уже осталось десять минут. И я слышу какой-то адский шум в коридоре. Открываю дверь и вижу маленькую стайку женщин немного бухгалтерского вида, которая взлетает по лестнице и что-то такое кудахчет. Я говорю: «Девушки, а можно чуть-чуть потише, спектакль же еще не закончился...» И одна поворачивается ко мне: «Но это же ужас какой-то! Ре-жис-сер!» А через минуту – поклоны, аплодисменты. Я еле удержался от того, чтобы прошипеть ей что-то, ответить, а через две минуты стало смешно. Я рад, что они так отреагировали. Мне не нужно, чтобы мне говорили, какой я хороший...

А еще была другая история. Я сидел в кафе пьяненький, а какие-то чуваки за соседним столиком беседуют. Я говорю: «Мне тяжело подслушивать», и мы сели вместе. Они такие: «А мы из Болдино». Я говорю: «Отлично». И тут они: «А у нас в Болдино Пушкин там всех перетрахал...» (Смеются.) И начинают двадцать минут на диком зле рассказывать, что Пушкин, этот проходимец...



Они не гордились?

ЦЫГАНОВ: Нет! Они на зле, что все охают: «Пушкин-Пушкин», а на самом деле эта тварь похотливая в их Болдино вела себя как последняя скотина. Я говорю: «А что ты так на него накинулся? У тебя какие-то проблемы с женщинами? Что тебе Пушкин сделал?» А он отвечает: «Да потому что все из-за таких, как ты. Сидите вот с сигареткой, интеллигенция. Пушкин-Пушкин». Так что все в народной любви относительно.

Женя изменился с годами?

КАПИНОС: Нет. Просто раньше был повеселее, а сейчас стал помрачнее. Я знаю Женю с тех пор, как он был тинейджером. Тринадцать лет ему было.

ЦЫГАНОВ: А Юрочке-то вообще было одиннадцать (Колокольникову. – Прим. GQ).

КАПИНОС: Женечка всегда был на своей волне, с собственным мнением. Сражался с Левиафаном в нашей кино­школе, но все равно все эти ценности, мне кажется, при нем. «Честь и свобода – это главное. Главные вещи – это не вещи». Конечно, он внутри меняется. Но Женя до сих пор даже для меня закрытый человек. Самое главное ускользает. «Бесприданница» вот идет уже восемь лет, я у него прошу билет, а он отвечает: «Пока еще рановато».

ЦЫГАНОВ: Паша просто так громко спит на спектаклях, что не хочется парт­нерам подкладывать...

КАПИНОС: Я теперь с «рэдбулом» хожу.

ЦЫГАНОВ: Все меняются, и никто не меняется. Странный баланс. Человек способен изменяться, и это дает надежду. Но какие-то вещи остаются неизменными. Когда я маленький был, у меня Верник брал интервью и спросил: «А вот как понять, какой ты человек?» Я говорю: «Ну, я – это мои друзья». Он говорит: «Нет, это неинтересно».

Так, хорошо, Вернику было неинтересно, а нам интересно – характеризуй, пожалуйст­а, себя через своих друзей.
  
ЦЫГАНОВ: Хороший вопрос. Ну я клас-с-сный.

Серьезно, тебя же какие-то качества в них притягивают? Которые в тебе тоже есть или, наоборот, которых у тебя нет совсем.

ЦЫГАНОВ: Ну я тебе так скажу. Человека характеризуют друзья, семья, учи­теля, его характеризует среда. Мои друзья...

КАПИНОС: ...Хоть не в болонии, зато не тащат из семьи...

ЯХОНТОВ: А гадость пьют из экономии. Извините.

ЦЫГАНОВ: Мои друзья – достаточно неуравновешенные люди. Это люди, которых довольно сильно колбасит. Люди крайностей. Я прочитал сегодня такую фразу, что любимых и родных не выбирают. Наверное, это судьба. Вот у Андреевой знаешь сколько друзей, например? С ума сойти. Был день рождения, тут было сорок тысяч человек. Но когда в два часа ночи ты проколешь колесо, в этот момент у тебя возникнет вопрос, а кому ты можешь набрать.

АНДРЕЕВА: Конечно же, этим парням.

ЦЫГАНОВ: Например, ты говоришь: я собрался в Черногорию на машине. И тебе Нос говорит: «Ты с ума сошел, ты никуда не поедешь, ни в какую Черногорию, ни на какой машине, потому что это идиотское совершенно мероприятие», а дальше начинает просчитывать тебе весь маршрут. А Яхонтов говорит: «Я тогда к тебе туда прилечу» и берет себе эти билет­ы. Ты все равно едешь, и машина ломается, и ты понимаешь, что они были правы. Но ты счастлив оттого, что у тебя есть возможность принять собственное решение­ и что есть друзья, которым твое решение небезразлично. Это штука, которая определяет. Мы можем друг на друга раздражаться.

АНДРЕЕВА: Помнишь, когда мы «Олимпию» делали...

ЦЫГАНОВ: Когда мы «Олимпию» делали, в меня летели карандаши, были какие-то слезы. Так, как мне выносила мозг Андреева, мне не выносил мозг никто. Но это действительно мало что меняет. Как с любимым человеком. Что бы он в этот момент ни вытворял, но если ты уже определил для себя, что он тебе важен, это ничего не изменит.

Вот Капинос. Я его знаю с 1992 года. И я знаю, что Паштет обладает качествами, уникальными для нашего времени. Родители в него это вложили или в книжках он этого начитался. Но в нашей компании он эти вещи сформулировал.

АНДРЕЕВА: Например, «отпишись, ­когда будешь дома»!

ЦЫГАНОВ: Мы отдаем друг другу тачки, отдаем друг другу все бабло, у нас есть какой-то общак, что ли, – и это реально работает. Это знают наши жены, это знают наши дети.

А работать вы вместе можете?

КАПИНОС: Вот мы с Сережей работали вместе.

АНДРЕЕВА: На «Духless’е».

КАПИНОС: Ну мы с ним вообще много работали и познакомились на площадке в Португалии. Снимали рекламу.

ЯХОНТОВ: Про овец.

КАПИНОС: Гоняли стадо овец, которые, как ртуть, растекались. (Смеются­.) Овцы самые тупые, уникальные животные, с ними невозможно сделать вообще ничего.

ЯХОНТОВ: Там был дикий стресс, и каждый вечер мы страшно напивались с Пашей – это сплотило нашу команду. Овец мы сняли.

КАПИНОС: Правда, в результате на ­хромакее, подвешивая их по одной.

ЯХОНТОВ: Пикантность в том, что овца умирает от инфаркта, когда ее поднимаешь­. У нее вываливается язык и закатываются глаза. Поэтому надо было скорее отпустить лебедку и ее откачать, чтобы она не окочурилась. В общем, у нас был страшный стресс.

У овец-то стресс побольше был, надо думать.

ЯХОНТОВ: Овцы держались молодцом.

КАПИНОС: Я вообще за то, чтобы работать вместе. Хотя все этого боятся. Все жду, когда Женя что-нибудь снимет как режиссер.

ЦЫГАНОВ: А я все жду, когда Серега что-нибудь спродюсирует нормальное.

АНДРЕЕВА: Я уже сказала, что готова работать буфетчицей.

ЦЫГАНОВ: Буфетчица есть, продюсер есть. Главное есть. Как Маша готовит, мы, правда, не знаем.

АНДРЕЕВА: Да так себе.

КАПИНОС: Мы в «Симачев» ее сдадим, научится сырники делать.

ЦЫГАНОВ: Мне кажется, в итоге Маша будет их тут закупать, а мы будем говорить: «Маша, ты потрясающе ­готовишь».

А есть какие-то качества в Жене, ­которые раздражают?

КАПИНОС: Меня раздражает очень многое в Жене.

ЦЫГАНОВ: А меня в Паше. Если серь­езно, то ты скорее понимаешь про человека, что в нем раздражает других. Вот я прям знаю, чем может раздражать Колокол, чем может раздражать­ Капинос, и Яхонтов, и Андреева. Но я их друг.

ЯХОНТОВ: Маша все время сидит в ­инстаграме, например.

АНДРЕЕВА: Это неправда!

КАПИНОС: И сама лайкает свои фотки.

ЯХОНТОВ: Это off record.

АНДРЕЕВА: Нет! Это вообще неправда!

ЯХОНТОВ: Мы вообще перманентно находимся в раздражении. Я вот хронически. Но друзья – это отдушина. Потому что если еще и друзья раздражают...

ЦЫГАНОВ: Вот я, например, не езжу на «Кинотавр». После того, как мы с Пашей съездили десять лет назад.

АНДРЕЕВА: А мы с Яхонтовым были! И было хорошо.

ЦЫГАНОВ: Но сейчас речь обо мне! (Смеются.) Я не езжу на «Кинотавр», потому что там очень много людей. И очень многих из этих людей я, в принципе, знаю. И мы улыбаемся друг другу, когда встречаемся, и говорим: «Привет!». Обнимаемся, целуем друг друга в щеки. И, в общем-то, это похоже на дружбу. Но только я это не могу. По форме похоже, но через два дня хочется повеситься. Когда я снимался у Лунгина в «Ветке сирени», у меня родился сын. Приехали друзья меня поздравить, мы устроили застолье. И пришел Лунгин и говорит: «Такие хорошие ребята, только почему они друг друга все время тискают, как обезьянки?» (Смеются.) В принципе, это чем-то похоже, да? Но только разница заключается в том, что это происходит типа искренне. 
Автор
Редакция
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе