Любовная линия разворачивается в виде легкомысленного и праздничного флэшбэка на контрасте с революционным мраком, окружающим дослужившегося до капитана героя в 1920 году, когда он вместе с сотнями других офицеров разгромленной белой гвардии вынужден сдаться на милость красным комиссарам преимущественно нерусской национальности. Коротая ночь в неизвестности, он несколько десятков раз вполне монотонно озвучивает в пустоту вопрос: «Что это было?», «Как же так вышло?», «Как все это случилось?». Не только когда от него, как нарисованная на компьютере птица, упорхнула нечаянная любовь. Как благополучное, веселое время, полное солнца и беззаботных шалостей, обернулось этим кровавым кошмаром? Что они, дворяне и офицеры, сделали не так?
При том, что на экране в наличии сотни военных, что типично для позднего Михалкова, по факту это камерное лирическое повествование — такие всегда выходили у маэстро намного лучше развесистых эпопей. Именно по этой причине «Солнечный удар» легко провозгласить самой удачной картиной режиссера с времен «Сибирского цирюльника», на который она очень похожа неожиданной комической интонацией, возникающей во второй трети фильма, и общим забубенным мелодраматизмом. И пусть любой голливудский монтажер легко сократит это кино ровно наполовину - фильм то и дело топчется на месте, разыгрывая как по нотам уже не раз проигранные Михалковым гаммы, - нужно признать, что сценарий здесь более ладный, а конфетно-бараночного лубка меньше в разы. Поскольку летнее действо происходит на пароходике, а в финале Россию — метафорически и буквально — поглощает пучина, критики уже на полном серьезе сравнивают «Солнечный удар» с «Титаником». Он явно так и задумывался - старательно избегая кровавых ужасов, поскольку предназначен «для зрителей старше 12 лет».
Собрав на «12», «Цитадели» и «Предстоянии» все, так сказать, «созвездие российских актеров», Михалков от него явно устал: не считая Авангарда Леонтьева в необязательной роли фокусника и столь же необязательного камео с участием Адабашьяна и Эдуарда Артемьева, узнаваемых лиц в новом фильме, к счастью, нет. Нельзя сказать, что молодой латышский актер Мартиньш Калита потрясает глубиной проникновения в образ русского поручика, но смотреть на него не противно, даже когда становится ясно, что на экране за него говорит Евгений Миронов - просто изображение начинает жить своей жизнью. Также нельзя сказать, что у героя возникает какая-то особая химия с красивой, особенно в обнаженном виде, Викторией Соловьевой, выступившей в роли упомянутой незнакомки. Но, лишенная всяких проявлений характера, девушка являет собой мечту и ангельское создание, а стало быть, не подчиняется законам химии. Видимо, в том числе и поэтому так пугающе выглядит в картине эротическая сцена. Михалков никогда не был мастером киноэротики, но здесь превзошел сам себя, сначала явив на экране крупные планы потных, как из сауны, лиц главных героев, после чего перешел к демонстрации возвратно-поступательных движений поршней в трюме парохода и, наконец, завершил сцену изображением каплющего краника. Едва ли деликатная бунинская проза располагала к таким размашистым и бесстыдным, уже не раз спародированным штампам. В этом месте так и напрашивается превратившийся в мем возглас режиссера: «Звенящая пошлость!».
КП-Ярославль