Почему зритель не хочет смотреть российское кино?

Выяснение состоялось на «Винзаводе»

Представители разных кинематографических профессий, собранные фестивалем «Кинотавр», пытались нащупать основные причины этого необъявленного бойкота.

Один из лучших российских кинопоказчиков Армен Бадалян (программный директор кинотеатров «Пять звезд» и «Ролан») постановку вопроса обострил: «Почему зритель не имеет возможности посмотреть хороший российский фильм?» Он назвал несколько факторов риска: нехватка экранного времени (залов мало, конкуренция между агрессивно продвигаемым американским и чахлым российским кино проиграна), практически нет дистрибьюторов, специализирующихся на авторском экспериментальном кино.


Посещаемость отечественных фильмов катастрофически снижается. Результат девяти месяцев нынешнего года — падение с 28% до 16% кассовых сборов. На многих картинах в многозальниках сидит по нескольку зрителей. И что самое тревожное — уже не имеет значения, хорош фильм или плох. Наше кино в глазах публики безнадежно дискредитировано.

Продюсер Наталья Мокрицкая («Ар-гумент кино»), выпустившая в прокат в нынешнем году восемь авторских киноработ, признается, что самая слабая зарубежная картина собирает в пять-шесть раз больше денег, чем отечественная. Если в 2008 году «Юрьев день» Кирилла Серебренникова собрал $4500 на копию, то «Миннесота» Андрея Прошкина заработала всего $600 на копию. Даже бомбовая поддержка Первого канала уже не определяет судьбу картины. «Первый» поддержал и «Похороните меня за плинтусом», и «Европу-Азию», вторая лента заработала в 10 раз меньше первой.

Неотвратимо растет дистанция между публикой и арт-кино. Киновед Андрей Плахов говорит о тотальном поглуплении зрителя, цитируя Михаила Идова, автора модного романа «Кофемолка». Человечество осталось в пятом классе и никак не перейдет в шестой. Новым нетривиально мыслящим авторам во всем мире все труднее найти свою аудиторию.

Президент компании «Кино без границ» Сэм Клебанов провел исследование, сравнивающее сборы фестивальных артхаусных хитов в России со странами Европы, Азии и Америки. Сборы практически везде существенно выше, чем в России (в Норвегии — в 3,6 раза, в Мексике — в 3, а в США — в 38 раз). Уступил России лишь Уругвай (с населением 3,5 млн человек). Если во Франции румынские «4 месяца, 3 недели и 2 дня» («Золотая пальмовая ветвь») привлекли немногим меньше полумиллиона зрителей, то у нас это размышляющее о прошлом и насущном кино посмотрели всего лишь 12 000 человек.

В нашем обществе «дикого потребления» и кино превратилось в «продукт» (продюсеры так о своих фильмах и говорят). А если это продукт, то в потребительской корзине его вытесняет западный аналог.

Впрочем, и сами авторы виноваты в том, что их не «смотрят». Одни за многие миллионы снимают патриотические блокбастеры, от которых публика бежит как черт от ладана. Другие, увлекшись самовыражением, демонстративно отвернулись от зрителя. В нашем авторском беспросветном кино безнадежно отсутствует юмор. Понятие «комедия» девальвировано и дискредитировано. На ее место негнущимися ботами заступили телевизионные бренды типа «Наша Раша» и прочая безвкусная молодежная ржачка.

Энтузиаст авторского кино Сэм Клебанов объясняет, что прокатчику невыгодно показывать отечественное авторское кино, потому что права на телевизионный и DVD-прокат принадлежат продюсеру. При нынешних сборах дистрибьюторской компании приходится работать себе в убыток.

Режиссер Павел Лунгин полагает, что отказ зрителя от национального кино — симптом глубокого заболевания общества. Во всем мире люди хотят смотреть свое кино, ждут от него не только развлечения, но и подтверждения собственных ощущений от современной жизни. Кинематограф — медиатор и лекарство. Но в нашем разладившемся механизме «общества как сообщества» — нет стремления к диалогу, к размышлениям: как же наводить мосты между 20 процентами, прозябающими за чертой бедности, примерно ста тысячами миллионеров и всеми остальными, которых можно назвать населением, но никак не средним классом. А откуда взяться мейнстриму, если общество существует в разорванных «краях» без золотой середины? Отражением этого нездорового самочувствия картины и является кино, в котором существуют лишь антагонистические полюса: мрачный арт-хаус и хохотливые разнообразные «яйца судьбы».

Есть и другая причина. Наше новое кино разъедает ржавчина депрофессионализации. Кинодеятели в большинстве своем озабочены исключительно проблемой финансирования, манны-халявы, а результат, качество фильма мало кого волнуют. Актеры не смотрят картин, в которых снимаются. Их нынешняя известность черпается из «ящика» или гламурных обложек.

«Наше кино окуклилось, замкнулось само в себе, не интересуется жанрами, реальной жизнью. У него нет оснований быть увиденным», — считает Лунгин. Он, как и Александр Роднянский, видит единственный выход из «гетто кина для своих» в создании европейской копродукции. Пора нашим авторам выбираться из страшной темной комнаты, в которой они себя добровольно замкнули, — к людям, к их разнообразной жизни и проблемам.

Всем хотелось бы мгновенных простых решений. Недавно опубликованный список фильмов, которые будут финансироваться из Фонда поддержки кинематографии, указывает путь… на повторение ошибок прошлого. Снова, как встарь, будет поддержано кино патриотичное, героичное, идеологичное, воспевающее славных сынов отчизны. Недавние события в Южной Осетии привлекли Константина Эрнста и Федора Бондарчука («Главкино»). Режиссером «Проекта «Осетия» станет талантливый Джаник Файзиев (талантливый Игорь Волошин уже снял для Первого «Олимпус инферно», пропагандистское киночтиво, которое не понравилось даже в Цхинвали). Среди героев нового государственного кино: святитель Алексий (картина снимается Андреем Прошкиным по благословению патриарха Кирилла), Василиса Кожина (фильм о «русской Жанне д`Арк снимет к 200-летней годовщине окончания Отечественной войны Дмитрий Месхиев), отважные пограничники, ценой жизни отражавшие атаки афганских боевиков на границе между Таджикистаном и Афганистаном («Тихая застава»), генерал Скобелев (бюджет ориентировочно $10 млн, режиссер и актер на главную роль не определены), 25-летний омоновец из Белгорода Вячеслав Воробьев, Герой России, спасший жизни товарищей во время спецоперации в Ингушетии («Парень из нашего города»), прототипы разведчиков из «Семнадцати мгновений весны» (шпионская драма «Охота на крокодилов»), ну и, конечно же, Юрий Гагарин. Правда, с фильмом о первом человеке в космосе вышла заминка. Объявленный его режиссером Алексей Учитель свой фильм «Космос как предчувствие» уже снял и больше к имени Гагарина обращаться не намерен. Учитель планирует делать картину о Викторе Цое («Сорок семь»). Есть и комедия. Нурбек Эген снимет «Калачи», незатейливую историю про юношу, который без повестки в армию готов преодолеть все препятствия, чтобы послужить отечеству. Судьба вознаградит его службой в президентском полку. Военный комиссар Тверской области Владимир Ефимович Сереф дал положительную рецензию на сценарий.

Эти проекты — среди тринадцати «особо значимых». Возможно, часть из них и обретет приличный облик. Но в подавляющем большинстве это — образчики странного синтеза: продюсерского идеологического кино. Не случайно несколько будущих картин еще не имеют режиссера. Тут главное: тема. Значимая? Дайте денег! Руководитель фонда Сергей Толстиков среди причин, определивших выбор проектов, говорил о поддержке телеканалов. В этом есть свои плюсы и минусы. Телевидение может обеспечить фильму, даже провалившемуся в прокате, массовую аудиторию. Вместе с тем телевидение диктует свои жесткие законы, уплощая и упрощая авторский замысел.

Создается ощущение, что наш кинематограф, при всех многомиллионных вливаниях в него, остается летящей в никуда птицей-тройкой. Ведь даже особо ценностные национальные проекты, на которые деньги идут через специальный фонд, не обязаны возвращать истраченных средств (хотя проблема «возврата» была заявлена при создании фонда как краеугольная).

Увы, категория кино как искусства устраняется из нашей жизни за ненужностью.Между прочим, справедливо обруганная за идеологическое и цензурное «давилово» советская система полагала, что наряду с идеологией значение имеет результат — то есть сам фильм. Может, поэтому трудные картины Тарковского и Климова, Германа и Шепитько притягивали внимание миллионной аудитории.

Да, зритель уже не тот. Он взошел на дрожжах «братского» американского кино, нешуточно увлекшегося сегодня производством фильмов на русском языке. Кроме того, у нынешнего зрителя атрофируется привычка смотреть кино в кинотеатрах. Старшие поколения полностью отдались во власть телика, он за них решает, что и когда следует видеть. Молодые сидят в «торрентах».

Занимаясь продвижением российского кино (хотя кто им сейчас занимается всерьез?), следует подумать и о продвижении российского зрителя. Закормленного телевизионной лабудой. Лишенного возможности выяснить, что же следует смотреть на экране? Вынужденного платить бешеные деньги за просмотр «НЛО-фильма». Лишенного мало-мальского кинообразования. Необходима системная, выверенная, долгоиграющая программа действий.

Разве это не государственная задача, без решения которой любая кинопатриотика обречена?

«Может, — робко спросил на дискуссии Лунгин, — опустить цену на билет? Вот на днях пошли вечером смотреть новый фильм — 800 рублей выложи за два билета. Это ж какой студент может себе такое позволить?»

Дискуссиями тут не поможешь. Однако именно в подобных конструктивных диалогах может вызреть план экстренных мер по реанимации отечественного кино. Ведь если фильмы снимаются, значит, это кому-нибудь нужно?

P.S. Круглый стол проходил в летнем кинотеатре «Винзавода». Черные стены, белый экран, черный стол, мерзнущие выступающие. Весь антураж, общее настроение неизбывной печали жутко напоминали панихиду. Тризну по еще живому, но как-то не вполне уверенно, российскому кино. Ему без зрителя не выжить. Но и зритель, лишенный национального кинематографа, превращается в культурного эмигранта, живущего интересами и проблемами «далеких чуждых стран».

Лариса Малюкова

Новая газета
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе