Постапокалипсис сегодня

Сценарий 1: Аннигиляция
«На следующий день»
Николас Мейер, 1983



Фото: ABC Circle Films


Телефильм о «простых американцах», которые следят за противостоянием СССР и США и никак не могут повлиять на судьбу мира. Ядерный удар полностью разрушает несколько американских городов. Кто-то из живых помогает раненым, кто-то мародерствует, кто-то сходит с ума, кто-то собирает радиостанцию — в конце концов не остается почти никого. Если фильм Стэнли Крамера «На последнем берегу» (1959) рассказывал о людях, чье будущее заволакивает радиоактивным туманом, то «На следующий день» больше интересовался разрушениями, чем людьми. Спецэффекты действительно поражают: сцена со взрывами, растянутая на несколько минут (а кажется — на несколько часов), стала одним из самых действенных антивоенных высказываний в истории кино. Во времена разрядки в 1987 году «На следующий день» вместе с «Письмами мертвого человека» Константина Лопушанского, еще одним фильмом-предупреждением о «следующем дне», демонстрировался по Центральному телевидению.



«Меланхолия»
Ларс фон Триер, 2011



Фото: Zentropa Entertainments


Если и существует в мире последнее кино, фильм, отменяющий человечество, то вот он: «Земля — это зло,— говорят герои,— не нужно по ней горевать». Мир скоро закончится, столкнувшись с планетой Меланхолия, а пока две сестры, Жюстин и Клэр, пытаются как-то существовать, не узнавая самих себя. Апокалиптический театр, иллюстрация к Вагнеру, фильм-катастрофа, снятый как красивейший рекламный ролик (одна из героинь «Меланхолии» работает в рекламе), практикум для тех, кто до конца пытается держать лицо. Ларс фон Триер всегда был готов убить своего зрителя — в коротком метре из альманаха «У каждого свое кино» герой фон Триера делает это буквально, топором. В «Меланхолии» он кормит зрителя отравленной, ядовитой красотой, пока зритель не скажет: «Хватит». Тут все и кончится. С каждым годом и с каждой новой катастрофой этот фильм, как планета Меланхолия, становится все ближе к зрителю — и все безжалостнее.



Сценарий 2. Медленное развоплощение
«Туринская лошадь»
Бела Тарр, 2011



Фото: Centre National de la Cinematographie


Отправная точка фильма — история о том, как Ницше сошел с ума: он увидел, как извозчик избивал на улице лошадь. «Туринская лошадь» — история о том, как сходит с ума мир: сначала в доме старика-крестьянина, хозяина туринской лошади, появляется непрошеный гость со своими пророчествами, потом начинается ураган, потом высыхает колодец. Отец и дочь — тихая крестьянская семья — продолжают медленно и монотонно существовать, просыпаться, засыпать, ходить за водой, есть картошку и, как могут, проживают шесть дней антитворения, в конце которых свет совмещается с тьмой. Смурной венгерский гений Бела Тарр всегда знал, что проблемы мира носят космический характер, справедливо и обратное: два человека и лошадь — вполне достаточно, чтобы показать апокалипсис.



Сценарий 3. Мертвая земля
«Сталкер»
Андрей Тарковский, 1979


Фото: Мосфильм


Самая известная экранизация братьев Стругацких, не имеющая почти ничего общего с оригиналом. Внятная и сухая инструкция: что делать, после того как поймешь, что Событие свершилось? Приспосабливаться к новому миру, ненавидеть его, пытаться его изменить — но в результате делать то же, что делаешь всегда. И вот Сталкер водит людей в Зону, Профессор — думает, сомневается, таскает с собой бомбу, Писатель — спорит и дурит. И все это не имеет никакого значения, потому что мир больше никогда не будет прежним. Сам Тарковский перед съемками писал, что узнает это «чувство, связанное с возможностью легально коснуться трансцендентного»; зритель «Сталкера» узнает это чувство, связанное с желанием от трансцендентного отвернуться.



«Homo Sapiens»
Николаус Гейрхальтер, 2016



Фото: Nikolaus Geyrhalter Filmproduktion


Документальный фильм, состоящий из долгих планов пространств, покинутых людьми. Аппарат по продаже напитков на бывшей автобусной остановке зарастает травой. Осыпается величественная фреска на стене полуразрушенного стадиона. Гигантский рекламный розовый заяц смотрит на мертвый торговый центр, по которому гуляет ветер. Людей нет и, кажется, не было никогда. Австриец Николаус Гейрхальтер показывает, с какой готовностью цивилизация распадается и забывает о Homo Sapiens. Он исследует мертвые общественные пространства — заброшенные здания, разрушенные кинозалы, высохшие бассейны — и не объясняет, что и где снято. Японская Фукусима равна дому-памятнику Болгарской коммунистической партии в Бузлудже, это просто места, которые больше не нуждаются в человеке. В фильм вошли и кадры из чернобыльской зоны — в 1998 году Гейрхальтер снял фильм «Припять», где жители Припяти рассказывали о чернобыльской аварии.



Сценарий 4. Кровь
«Чекист»
Александр Рогожкин, 1992



Фото: Ленфильм


Александр Рогожкин, автор самых народных комедий «Особенности национальной…» — охоты, рыбалки и так далее,— в своих лучших ранних фильмах «Караул», «Чекист», «Блокпост» рассказывал об особенностях национального самоуничтожения. «Чекист», возможно, самая страшная его работа. Герой, чекист Срубов, работает сразу после революции на конвейере смерти: выносит одинаковые приговоры антиреволюционным элементам, сочувствующим, случайным людям, которых зажевала машина революции. Подвалы наполняются людьми, люди раздеваются, встают к стенке, их голые мертвые тела поднимают наверх, закидывают в грузовики: вся эта подробная механика смерти подчеркивает, что убийство — это просто новый физический закон, одна из функций нового мира. Что делает чекист, когда сам встает к стенке? То ли пытается сломать систему, то ли, наоборот, встраивается в нее.



«Трудно быть богом»
Алексей Герман, 2013



Фото: © ООО «Север«, фото С. Аксенова


Еще одна невозможная экранизация Стругацких, фильм о чужой и очень знакомой планете, хроника арканарской резни, босховского средневекового ада, чавкающего хаоса, за которым наблюдает благородный землянин дон Румата. В конце концов все, как и всегда, оборачивается кровью, дон Румата становится палачом и убийцей, не приближая Возрождение, а окончательно погребая его под телами. Алексей Герман снимал этот фильм 13 лет, так его и не закончил. Когда прессе уже после смерти автора показывали черновой вариант, в котором закадровый голос Германа раздавал указания экранным трупам, стало очевидно, что «Трудно быть богом» рассказывает не только о лидерах, наблюдателях, тех, кто берет на себя роль демиургов,— но и о самом авторе, который наблюдает за сломом эпох, тонет в черной полынье времени, всякий раз надеясь справиться со Средневековьем. Хотя у Германа не было иллюзий, он считал «Трудно быть богом» предостережением: когда все поймут, что ничего из реформ в России не получится, «начнется вторая половина картины».



Сценарий 5. Память
«Хиросима, моя любовь»
Ален Рене, 1959



Фото: Argos Films; Como Films; Pathe Entertainment


Французская новая волна началась в 1959 году, когда в Канне показали два игровых дебюта: «400 ударов» Трюффо и «Хиросиму, мою любовь» Алена Рене. «Хиросима» была настолько радикальна, что ее больно смотреть и сегодня — особенно больно сегодня. Француженка-актриса и японский архитектор, случайно встретившись в Хиросиме, в течение 48 часов занимаются любовью и воспоминаниями, медленно соскальзывая в то, что невозможно забыть, но и помнить немыслимо. Документальные свидетельства о мире после взрыва 6 августа 1945 года монтируются с потными телами любовников, трагедия Хиросимы — с частной драмой французской девчонки, которая во время Второй мировой была влюблена в немецкого солдата, а его убили. Можно ли заниматься любовью после Хиросимы? Можно заниматься любовью с Хиросимой. За четыре года до этого Рене снял получасовую документальную поэму «Ночь и туман» о становлении нацизма в Германии и лагерях смерти и, когда ему заказали документальный фильм об атомной бомбе, решил, что сделает игровое кино не о событии, но о последствиях. Он говорил, что они со сценаристкой Маргерит Дюрас выстраивали «Хиросиму» алгебраически, как скрипичный квартет, но больше всего фильм похож на след от камня, ухнувшего в омут.



«Акт убийства»
Джошуа Оппенхаймер, 2012



Фото: Final Cut for Real


Один из самых поразительных документальных проектов в истории кино. Джошуа Оппенхаймер в начале нулевых нашел в Индонезии людей, ответственных за геноцид 1960-х годов, и взял у них интервью. Они не только не были осуждены, не только остались у власти, они до сих пор гордятся своими преступлениями, а себя считают героями. Режиссер разговаривает с убийцами, не с жертвами, помогает им восстановить собственно акт убийства, показывает им отснятый материал — в сущности, дает им прожить миф и превратиться в людей. Многие кинокритики назвали этот проект снаффом, обвиняли Оппенхаймера в том, что он не дал слова жертвам. Но у него получился поразительной силы документ, показывающий, как миф о самом себе затуманивает преступнику взгляд — и как камера способна и превратить этот миф в правду, и полностью его развеять.



Сценарий 6. Свобода
«Я тоже хочу»
Алексей Балабанов, 2012



Фото: Кинокомпания СТВ


Сказка о Колокольне Счастья, которая стоит между Питером и Угличем в вечной мерзлоте, в радиоактивной сталкеровской Зоне. Кого-то Колокольня «забирает к счастью», в буквальном смысле возносит, а кого-то нет. Предсказать ее решение невозможно. Бандит, Музыкант и другие классические балабановские блаженные едут к Колокольне, травят по дороге байки, пьют, собирают страждущих, как деды Мазаи зайцев. У самой Колокольни сидит Режиссер, которого Колокольня не взяла, хоть он и член Европейской киноакадемии. Алексей Балабанов не однажды рассказывал о гибели эпох и о том, как прожить эту гибель: в «Брате», «Грузе 200», «Кочегаре» его герои выполняют все правила времени, но живут по собственным законам. «Я тоже хочу», комикс — или лубок? — о последних временах, о свободе жить и умирать, о том, как Режиссер падает лицом в сугроб и затихает. Режиссера сыграл сам Балабанов, «Я тоже хочу» стал его последним фильмом, колокольня, где фильм снимался, разрушилась на сороковой день после его смерти.



Сценарий 0. Ничего не произошло. Все уже случилось
«Новый мир»
Жан-Люк Годар, 1962



Фото: Arco Film


Двадцатиминутная новелла из фильма-альманаха «РоГоПаГ» — о новых временах, старых страхах, человеческих пороках и «причинах конца света». Альманах назван по первым буквам фамилий режиссеров — троих итальянцев и одного француза: Росселлини, Годар, Пазолини, Грегоретти. Новелла Годара рассказывает о французской паре, в которой женщина вдруг начинает вести себя алогично: не приходит на свидание, целуется с незнакомцами, на вопросы не отвечает. Возможно, это как-то связано с взрывом атомной бомбы над Парижем или с таблетками, которые все постоянно принимают. После глобальных катастроф в мире ничего не меняется, мутируют лишь представления о свободе. Годар ехидно предлагает считать личные проблемы следствием конца света и одновременно уточняет: конец света уже был, вы просто этого еще не поняли.