Народный артист России Александр Домогаров пополнит свой репертуар  чеховскими «Тремя сестрами» и мюзиклом «Опасные связи». Обе работы — в афише Театра им. Моссовета. С актером встретилась обозреватель «Известий».

— В «Трех сестрах» Андрона Кончаловского вы играете Вершинина?

— Не играю, не репетирую, а пробую репетировать. Для меня такая формулировка принципиальна. Помню, как-то на заре юности меня спросили, считаю ли я, что сыграл такую-то роль. Интервью брал умный человек, который сначала меня долго слушал, а потом снял очки и сказал: «Да, вы знаете, а Олег Иванович Борисов считал, что за 11 лет «Кроткую» так и не сыграл». Так что до слова «играю» мне еще далеко. На памятнике напишут: «Он сыграл». Мы вернемся к репетициям в конце августа, потому что премьера запланирована на конец сентября.

— В «Опасных связях» вы, конечно, виконт де Вальмон.

— Постановка только готовится к работе. Она не имеет никакого отношения к экранизациям романа Шадерло де Ланкло, мы следуем сюжетной канве, но это спектакль по мотивам, не более того. Глеб Матвейчук написал очень хорошую музыку. Пока мы примерно представляем, каким будет спектакль. Определились с тем, чего мы от него хотим, но впереди колоссальная работа: и по хореографии, и по самой художественной форме. Во что это выльется, одному Богу известно.

— Только что завершились съемки сериала «Марьина роща», где вы играете роль участкового. Почему согласились играть в этой картине?

— Мне давно не попадался такой серьезный материал. С первых же страниц сценария главный герой стал для меня реальным. В 1945-м  вернулся с войны хромой, побитый жизнью человек устраиваться на прежнее место работы, в органы, а его не берут. Вместо этого предлагают работать участковым в Марьиной Роще, и он от безысходности соглашается. Представляете, что происходит, когда этот мужественный человек вынужден разыскивать пропавшую курицу или искать злоумышленника, разбившего окно? Временами сценарий очень смешной.

— Каким-то образом готовились к погружению в послевоенную эпоху?

— В этом материале для моего поколения многое узнаваемого. Я много слышал рассказов от родителей, от бабушки, которая пережила две войны. Я пересмотрел уйму фотографий и много прочитал о Марьиной Роще перед съемками. Интересно было за это взяться. Поначалу коробило, что мой герой может сказать преступнику: «Ты не имеешь права ходить по этой земле!» А потом я понял: для людей того времени, воевавших, многое потерявших, эти слова были совершенно искренними.

— Вы ко всем работам так серьезно готовитесь?

— Если только речь не идет о проходной роли, хотя давно таких у меня не было. Этот материал располагал к тому, чтобы его понять. Более того, мне даже подарили словарь табуированной лексики того периода. Это очень интересно. Изучая его, я просто развел руками — этот язык не уступает эсперанто (смеется)

— На практике новые знания применяете?

— Нет, я использую более простой вариант языка. Как это ни странно, он более доходчивый (смеется)

— Не устали от детективного жанра?

— Я не так часто с ним сталкиваюсь. «Марш Турецкого» во многом дал мне дорогу, «Бандитский Петербург» считался один из лучших сериалов того времени. Не нужно забывать, что тогда ментовских сериалов было немного, это сейчас они хлынули потоком. Сегодня, например, я к своему стыду смотрел телевизор, а там и про наркотрафики, и про речную полицию — про что только не снимают.

— С Олегом Борисовым вы «пробовали» играть в спектаклях «Маскарад» и «Павел I». Каким вы его запомнили?

— Мы с Борисовым никогда особо близко не общались, однажды на гастролях в Свердловске он предложил пообедать вместе. Потом, помню, показал, как готовится к роли Арбенина в «Маскараде». У него была  тетрадка за 44 копейки — на одной странице стихотворный текст Лермонтова, на другой — тот же текст написан предложениями. Когда переписываешь подобный способом стихотворение, ударение падает на нужное слово. Скажите, зачем народному артисту Советского Союза было заниматься сканированием стиха? Ему можно было дать любой текст, он бы его с листа гениально прочитал. Такой уровень отношения к профессии.

— Вы переняли этот опыт?

— Да, когда приступил к репетициям спектакля «Сирано де Бержерак». На репетициях мы с коллегами поняли, что разучились подавать поэтический текст так, чтобы зритель воспринимал его, как прозу. Пришлось учиться заново.

— Чему вы учитесь, когда работаете в театре с Андроном Кончаловским?

— Всему. Я ведь до встречи с Андроном Сергеевичем не понимал Чехова. Можно сказать, что я до сих пор его постигаю. Когда я репетировал Астрова в прошлой работе (спектакле «Дядя Ваня». — «Известия»), я не понимал, о чем говорит мой герой. Тогда Андрон Сергеевич порекомендовал мне прочитать статью «О русском крестьянстве», которую Горький написал в 1922 году, когда уехал из России. Я не знаю, как его не расстреляли после этой статьи. После этого исторического документа смотришь на то, что происходит в 150 км от Москвы, и слова Астрова становятся понятны.

— Когда-то вы мечтали сыграть Распутина. До сих пор мечтаете воплотить этот образ на экране или в театре?

— Было такое, но для меня Алексей Петренко закрыл эту тему в «Агонии». Зачем мне это сейчас? Потешить самолюбие? Но опять-таки фильм был снят в советское время, и Распутин был подан с определенного ракурса. Дистанция велика между тем, что написано о Распутине у Пикуля, и тем, что сейчас публикуется. Где правда? Что это была за личность? Раньше я был внутренне готов к этой роли, сейчас — не знаю. Хотя представляю, какой шум поднялся бы, если бы я решился на этот шаг (смеется).

Известия