Беседы о Гилельсе

С Еленой Федорович я познакомилась случайно на необъятных просторах Интернета, а точнее, в Фейсбуке.
Нас свели общие знакомые, решив, что мы могли бы быть интересны друг другу. Они не ошиблись. Во всяком случае, мне её посты были очень интересны. Елена пишет про Эмиля Гилельса.
Эмиль Гилельс


Мне сразу бросилось в глаза, что она совершенно по-новому освещает биографию этого великого пианиста — её интересуют неизвестные широкой публике факты, сложности в его жизни, постоянное балансирование между всеобщим признанием и всё же, как считает Елена, несправедливой недооцененностью его дарования. Поскольку всю мою жизнь до эмиграции я вращалась в музыкальных кругах, то прекрасно помню разговоры о «непогрешимой технике» Гилельса, о том, что он «не задевает ни одной фальшивой ноты», как будто это было единственным его достоинством. Именно поэтому исследования Елены вызвали у меня такой интерес, эта тема показалась мне невероятно захватывающей, просто детективной. 


Итак, разрешите представить вам мою собеседницу, доктора педагогических наук, профессора Елену Федорович, автора двух книг о Гилельсе и нескольких статей о нем. 

 

Елена, сейчас наблюдается рост интереса к наследию и биографии Эмиля Гилельса. Как вы думаете, с чем это связано? 

На мой взгляд, причин несколько. Во-первых, «большое видится на расстоянии». Еще Лев Баренбойм предупреждал, что понадобится некоторая временная дистанция, чтобы в полной мере оценить эту гигантскую фигуру. Сейчас, по-видимому, такой момент наступает.

Гилельс был уникальным пианистом, какие рождаются, может быть, раз в столетие. Он имел универсальный репертуар — изумительно передавал музыку разных эпох и стилей; удивительно гармоничное сочетание теплых эмоций и сильного интеллекта; его исполнению были свойственны редчайшие стройность и совершенство. Слушая его, люди восклицали (это есть во многих воспоминаниях): «Так и только так!», или «Лучше сыграть невозможно!» Вообще, от его исполнения всегда остается ощущение гармонии и света — при том, что внешне он выглядел чаще всего хмурым человеком, и жизнь его была очень драматична.

Еще одна причина в том, что в предыдущие десятилетия, особенно в конце 80—90-х гг., его сильно «отодвинули» в сторону, пытались предать забвению. Основой этого выступала банальная зависть, которая в случае с Гилельсом была очень велика: от природы он получил немерено. В качестве же повода к попыткам его «забыть» использовали политику. У Гилельса даты жизни почти совпадают с датами существования у нас социалистического государства: он родился в Одессе в конце 1916 г. и умер в Москве в 1985 г. По времени жизни он советский пианист. Будучи музыкантом громадного масштаба, а также предельно ответственным человеком, он вынужден был находиться «на виду» в СССР, был со своим народом во все самые страшные моменты нашей трагической истории. К его искусству эта «советскость» не имела никакого отношения: у него общечеловеческий масштаб, и это прекрасно понимали и понимают во всех цивилизованных странах, где его имя во все времена вызывает восхищение. Однако именно в СССР и России упорно делались попытки представить его неким «продуктом» социализма, ныне непопулярного; официальным советским пианистом, любимцем вождей и так далее. Это абсурдно: за что же тогда его любят на Западе? И только сейчас, когда благодаря интернету во множестве стали доступны его записи, в массовом сознании происходит некое «прояснение»: постоянно появляются отклики — какой изумительный пианист! И, конечно, возникают вопросы, интерес не только к его творчеству, но и биографии, к тому, почему его имя пытались предать забвению, какие сложности сопровождали его творчество в советское время… Поэтому так важна работа в этом направлении.


Я. Флиер, Л. Оборин, Э. Гилельс, 1938 г.


Гилельс был, конечно, очень знаменит, но в некоторых кругах имел репутацию, скорее, технически сильного пианиста, нежели крупного музыканта. Почему-то техника в то время рассматривалась отдельно взятая, и как бы в конфликте с общей «музыкальностью». И, разумеется, он был «обласкан властью», в этом смысле он был как бы официальным советским пианистом.

Какие же могли быть сложности в биографии официально признанного советского артиста?

Гилельс имел все высшие артистические звания и награды, существовавшие в СССР. Было бы странно иначе: он несколько десятилетий повышал престиж страны во всем мире и приносил миллионы долларов в советскую казну. Кроме того, он не эмигрировал, хотя его постоянно звали богатейшие страны мира на самых выгодных условиях. Но Эмиль Григорьевич говорил: «Но ведь я тогда не смогу сесть на поезд и поехать в Одессу…» Однако не званиями определялось кофмортное самоощущение советского артиста. У него было очень много сложностей.

В 16-летнем возрасте Гилельс, триумфально победив на 1 Всесоюзном конкурсе, обратил на себя внимание самого Сталина. Вождь назвал его «Рыжее золото» и стал следить за его успехами, а также постоянно вызывал в Кремль играть ему и его высоким гостям. Гилельсу и в этом завидовали. Но стоит ли говорить о том, что на самом деле это было не «благом», а, напротив, постоянной громадной опасностью? «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь…» Гилельс потом говорил близким: «В то время каждое утро я не знал, буду ли жив к вечеру». Сталин распоряжался: «Гилельсу поехать в Брюссель и занять первое место». 21-летний Гилельс едет на самый сложный и престижный в мире Брюссельский конкурс и получает первую премию, вызвав восторг авторитетнейшего международного жюри. Можно себе представить то напряжение, с которым ему приходилось играть? Его, как воина, посылали в только что «освобожденные» Прибалтику, Западную Украину; в конце войны — Польшу, Венгрию. И он, выходя перед враждебно настроенной аудиторией, гениально играл, поднимая залы в овациях. Во время войны он играл то в прифронтовой полосе и госпиталях, то в Кремле, то на Потсдамской конференции…

При этом он отличался редким бесстрашием: живя в скромнейших условиях, он никогда ничего не попросил у Сталина для себя (хотя вождь неизменно предлагал), но дважды просил за своего арестованного профессора Генриха Нейгауза: в первый раз Сталин раздраженно отказал. Гилельс попросил во второй раз, реально рискуя жизнью, и добился замены страшного приговора мягкой ссылкой, а потом и вовсе помилования. Такого случая спасения приговоренного, в результате прямого обращения к Сталину, по-моему, более не было во всей истории сталинских репрессий! Но узнали мы обо всем лишь десятилетия спустя: сам Гилельс молчал, Нейгауз отплатил ему неблагодарностью, а недруги обвинили великого пианиста… в том, что он ускорил уход Нейгауза из жизни. Это лишь один пример страшной клеветы в его адрес…

Гилельс никогда не шел на поводу у властей: так, он был одним из буквально единиц, кто осмелился отказаться подписать страшное письмо против «врачей-убийц», которое вынуждали подписывать видных советских евреев. Не подписал он письмо и против Сахарова. Уже при позднем Сталине он лишился его расположения, а позднее — при Брежневе — попал в негласную опалу. О нем писали сухие или даже двусмысленные рецензии с намеками на то, что он виртуоз, а не «художник»; все хуже жилось ему в бытовом отношении; все чаще ему запрещали гастроли или записи; в последний момент, по распоряжению Политбюро, отменили уже подготовленную видеозапись его юбилейного концерта в Одессе в 1979 году; вычеркнули его дочь, прекрасную пианистку Елену Гилельс, из списков поступивших в аспирантуру Московской консерватории (за то, что Гилельс не подписал очередное «письмо»)… Всего этого подавляющее большинство не знает, а некоторые — не хотят знать, распространяя вместо правды легенду «Гилельс — официальный советский пианист».


Член жюри Брюссельского конкурса С. Е. Фейнберг с лауреатами Э. Гилельсом и Я. Флиером. Фото из книги Григория Гордона - Эмиль Гилельс. За гранью мифа


А я ведь была дома у Гилельса и даже играла ему. Когда я стала «невыездной», и ничего мне не светило в концертной жизни, друг моей мамы, гениальный композитор А.Л.Локшин предложил познакомить меня с Гилельсом. У Александра Лазаревича самого ситуация была, мягко говоря, «не блестящей», но он очень хотел мне помочь. В то время почти все отвернулись от Локшина, поверив лживым обвинениям в доносительстве. С ним остались только самые близкие друзья. Гилельс не был другом Локшина, но был одним из тех, кто очень ценил и любил его музыку, поэтому он не отказал ему в просьбе и пригласил нас к себе домой. К сожалению, не помню точно, в каком это было году. Думаю, в начале 80-х. Мы вошли в гостиную с роялем и огромным зеркалом во всю сцену. После того, как я ему поиграла, и он меня похвалил, сказав примерно следующее: «Вы с удовольствием играли, а я с удовольствием слушал», мы поговорили. Вернее, я ничего не говорила, а только слушала. Помню, что он говорил и о несправедливости по отношению к его дочери, Елене, которой тоже не давали хода, и он очень переживал оттого, что ничем не мог ей помочь. В общем, меня тогда поразило, что такой выдающийся, гениальный пианист не имел, по всей видимости, никаких «рычагов» и не пользовался своим положением одного из самых крупных музыкантов в стране даже для того, чтобы помочь любимой дочери! Он говорил о том, что не может принимать участие в «закулисных интригах» консерваторской профессуры, что старается поменьше там бывать. И, по-видимому, он и не общался ни с кем из тех, кто вершил судьбы молодых музыкантов.

А какова роль Г.Г.Нейгауза в жизни Гилельса?

В этом вопросе тоже имеется расхождение официальной версии с тем, как было на самом деле. Официально Гилельса называют, прежде всего, учеником Нейгауза, упоминая, что большую роль в его воспитании в Одессе сыграла Берта Рейнгбальд, а начинал он учиться у «маломузыкального технаря» Якова Ткача. Здесь не все так просто.

Ткач не был таким уж ограниченным технарем, каким его обрисовала в своей печально известной книге «Эмиль Гилельс» С. Хентова. Он ученик Рауля Пюньо, который имел музыкальную «родословную» от самого Шопена. Интересно о Ткаче отзывался сам Гилельс — по-разному в разные периоды жизни. В молодости, в интервью А. Вицинскому, он даже не хотел говорить о нем — в памяти его остались жесткость его первого педагога, строгость, ограничения… А вот на склоне лет, Л. Баренбойму и Ф. Шварцу, Эмиль Григорьевич говорит о своем первом учителе очень тепло: зрелый музыкант уже не мог не понять того, что сделал для него Ткач, заложив основы его уникальной и никогда не подводившей его техники. Не забудем и провидческую характеристику, которую Ткач дал 9-летнему Миле Гилельсу: он написал, что «мальчик этот как будто специально рожден для фортепианной игры», и что «он станет пианистом мирового класса». Генрих Нейгауз за всю жизнь так и не смог оценить уровень гениальности Гилельса; а вот Ткач понял это, когда ребенку было 9 лет.

О Берте Рейнгбальд пишут больше, что совершенно справедливо: она учила Гилельса в самый трудный, подростковый период, когда парень с невероятно «ершистым» характером мог вообще бросить заниматься, и когда, в силу возрастных причин, каждый день занятий особенно ценен для формирования исполнителя. Ей удалось преодолеть все сложности, став для него «учителем-другом», как он сам напишет впоследствии, и сделав из него пианиста мирового класса, ошеломившего публику и жюри на Всесоюзном конкурсе. Однако и о Рейнгбальд обычно пишут не все.

Прежде всего, надо пояснить, что она для Гилельса была, скорее, духовной опорой, второй матерью, человеком, повлиявшим именно на его художественное становление. Разумеется, она много сделала и для развития его «аппарата», но нельзя представлять Рейнгбальд обычной «преподавательницей» (как позднее презрительно напишет Нейгауз), которая его «дрессировала». Такие уникальные дарования, каким располагал Гилельс (и, совершенно очевидно, к примеру, и Рихтер, и Ойстрах, позднее — Кисин…), не очень нуждаются в традиционном обучении. Они всегда в той или иной мере — автодидакты, люди, которые учат себя сами, впитывают идущую извне информацию, интуитивно отбирая подходящее им. Нужно же им — чуткое руководство более опытного человека и музыканта, хорошее отношение, душевное понимание. Все это нашел Гилельс в Рейнгбальд.

Кроме того, говоря о Рейнгбальд, почти никогда не уточняют, что представляла ее «трагическая гибель» в 1944 г. Самые информированные пишут о том, что она покончила с собой — такова официальная версия. Но почему она вдруг решила броситься в пролет лестницы, находясь на пике педагогической славы, получив приглашения, кроме Одессы, в Москву, Ленинград и Киев, пережив тяжкую эвакуацию и только что вернувшись в любимую Одессу? Я полностью согласна с версией Анжелики Огаревой, что Рейнгбальд убили. Какой-то чин НКВД, занявший ее прекрасную квартиру в Одессе, просто не желал ее освобождать. В 1944 году жизнь человека в Одессе, только что пережившей массовые убийства евреев, не стоила ничего. И именно обращения Берты Михайловны к Гилельсу, имевшему большие возможности «наверху», и опасались. Они упредили это, не дав ему вмешаться. Другой логичной версии я просто не вижу.

С этой страшной раной Гилельс жил потом всю жизнь. С нею он читал бестактный выпад в сторону своей погибшей учительницы в книге Нейгауза.

Ну и, наконец, Нейгауз, который странным образом совершенно не понял дарования Гилельса за полгода до Всесоюзного конкурса, отказав ему в переводе в Московскую консерваторию. И это — после того, как Гилельсу уже дали восторженную оценку Артур Рубинштейн и Александр Боровский, причем не сговариваясь! А Нейгауз решает, что все пианисты в Московской консерватории — лучше Гилельса… Через полгода он вместе с другими членами жюри голосует за 1 премию Гилельсу и начинает, напротив, добиваться, чтобы юноша перешел к нему. Но тут уже отказывается Гилельс и возвращается в Одессу (сказав «нет» на приглашение остаться в Москве Сталину!) Затем, после окончания Одесской консерватории, Гилельсу все же приходится ехать в Москву к Нейгаузу… И Нейгауз фактически с ним не занимается. Много уже написано про «одессизмы» и прочие колкости, которые Нейгауз отпускал в сторону гениальнейшего из молодых пианистов. Но мало кто знает, что было в результате: Гилельс не стал этого терпеть и фактически ушел к Игумнову. Именно об этом нам в 2006 году поведал В.К. Мержанов, друживший с Гилельсом и многое знавший. Так что Гилельс в ассистентуре был учеником К.Н. Игумнова в такой же мере, как и Нейгауза. Оба его не учили в прямом смысле, а консультировали, направляли, но Игумнов тогда оказал на него более сильное влияние и больше ему помог.

Однако во время войны, уже окончив все виды обучения, Гилельс все же стал учеником Нейгауза! После того, как он спас своего профессора от неминуемой гибели, Гилельс навещал его в Свердловске, и там они много общались и музицировали. Но Нейгауз никогда не высказал Гилельсу благодарности за спасение его жизни, совсем напротив — делал все, чтобы представить его в невыгодном свете. А вот Эмиль Григорьевич высказывал Нейгаузу благодарность — всего лишь за то, что в Свердловске во время войны тот пообщался с ним, наконец, «без раздражения». Такие вот разные были они люди.
 

Г. Нейгауз, М. Рейнбальд и Э. Гилельс (фотография сканированы из книги Генрих Нейгауз. Размышления. Воспоминания, Дневники, Избранные статьи, письма к родителям. Составитель Яков Исаакович Мильштейн. М.:Сов.композитор, 1983 г.)


Да, всё это удивительно. В музыкальном мире, не только в Московской консерватории, был просто культ Нейгауза. Достаточно было о ком-то сказать «N — ученик самого Нейгауза!» — это было лучшей рекомендацией. Получалось, что Нейгаузу удалось обойти всех своих коллег (среди которых были выдающиеся профессора — Гольденвейзер, Игумнов, Гинзбург и др.) в популярности. И она, эта популярность, самоподдерживалась также тем, что его учениками были Рихтер и Гилельс! Хотя в скобках должна заметить, что ни один из этих больших пианистов не были в прямом смысле учениками Нейгауза. Как было с Гилельсом, мы обсудили. Но и Рихтер тоже в строгом смысле не является учеником Нейгауза, то есть продолжателем его школы. Рихтер слишком самобытен, его игре присущи мощь, напор, размах, так что он, скорее, в споре со школой Нейгауза, романтической, вышедшей из 19 века, с невероятным вниманием к звуку, с элегантными рубато и прочим. Ничего подобного в игре Рихтера нет. Да и сам Рихтер говорил, что в его жизни было два учителя — его отец и Вагнер.

Таким образом, мы подошли к следующему вопросу, касающемуся человеческих отношений в «треугольнике» Нейгауз — Гилельс — Рихтер.

Я бы не сказала, что был некий конфликт между Гилельсом и Рихтером. В молодости они были расположены друг к другу, потом их пути разошлись — они были очень разными. Но относились один к другому с огромным профессиональным уважением. Гилельс во время своего триумфа в США, куда он приехал первым из советских артистов, просто рекламировал там Рихтера, в ту пору никому не известного. Рихтер оставил многие восторженные воспоминания о гилельсовских интерпретациях.

Но, к сожалению, было то, что в кругах посвященных называют «треугольником». Это Нейгауз, Рихтер, Гилельс. И была громадная необъективность Генриха Нейгауза, который обожал, преклонялся, обожествлял…, у меня не хватит эпитетов, чтобы выразить то, что Нейгауз демонстрировал по отношению к Рихтеру. А Гилельса он, по каким-то ему лишь видимым причинам, явно недолюбливал. Несмотря на то, что был обязан ему жизнью и свободой, — или, может быть, именно потому? Бывает так, что люди ненавидят тех, кому они обязаны, тех, кому они сами сделали зло… А зла Гилельсу Нейгауз принес много. Это не только отказ ему в переводе в Москву в 1932 году или даже нежелание с ним заниматься. Это постоянные колкости, двусмысленности, выпады типа «отсутствия общей культуры», намеки на некую духовную недостаточность Гилельса… Это продолжалось всю жизнь, и даже после смерти Нейгауза тему эту подхватили завистники Гилельса. Именно отсюда растут корни недооценки Гилельса у нас в стране. Нейгауз свое субъективное мнение со страшной силой распространял на всех читающих, — а лучше него о пианистах у нас никто не писал, и его слово становилось как бы «законом» (это вообще, увы, было свойственно тому времени в СССР: печатное слово — закон).

И еще была, несомненно, сильнейшая и все возраставшая профессиональная ревность Рихтера. Во всяком случае, уже после смерти Нейгауза Рихтер организовал в среде нейгаузовских учеников опалу Гилельса — якобы за некое письмо, где Гилельс от Нейгауза отрекся. Вот именно сейчас, в 2018 году, наконец, нашелся и обнародован подлинник последнего письма Гилельса Нейгаузу: там нет ничего подобного! Гилельса попросту оклеветали. «Потрясенный Нейгауз вскоре умер», — написано в книге Монсенжона. Вдумайтесь: человека, спасшего Нейгаузу жизнь, обвинили в его смерти! А «клан» учеников Нейгауза очень силен в музыкальном мире…

Все это, к сожалению, сильно сократило Эмилю Григорьевичу жизнь.
Да, ужасно! Думаю, во многом сказался характер Гилельса. Его скромность. Он был одиночкой. У него не было толп обожателей, он не устраивал шоу вокруг себя. Наверное, он в этом всем не нуждался. К тому же, он играл в основном соло, скажем, в отличие от Рихтера, который играл много камерной музыки с определёнными музыкантами (у него был свой узкий круг). Он нуждался, по-видимому, в этой свите обожателей, где он был абсолютным идолом. Гуру. Его имя было окутано тайной, а музыканты, допущенные в его «круг» (клан), сразу становились привилегированными. Именно из этого круга шла травля композитора Локшина. То же самое случилось и с Гилельсом. Хотя такой открытой травля стала уже после его смерти.

Почему в последнее десятилетие часто говорят и пишут о недооценке Эмиля Гилельса? Разве он не был увенчан всеми высшими наградами, разве его записи не переиздаются огромными тиражами, не выходят книги, фильмы?

То, что в последнее десятилетие стали писать о его недооценке, как раз и свидетельствует, что ситуация возвращается к норме. Выходят диски, книги, фильмы, статьи, интернет наполняется ссылками на его аудио- и даже видеозаписи. Ужас в том, что примерно до 2006 года, а тем более, до конца 90-х, сами слова о недооценке Гилельса никуда прорваться не могли! Их произносили шепотом «на кухнях» музыкантов… Вот тогда-то, конечно, несправедливость царила огромная.

Посмотрите: конец 80-х, Гилельс умер — наверное, нужна книга воспоминаний о нем, как делалось в память обо всех ушедших больших музыкантах? Но его ученик и друг композитор Владимир Блок, ее собравший, так и не смог ее опубликовать. Исчезли записи: то, что имелось, быстро раскупили, а потом в них наступил полный хаос: права на них присваивал себе кто угодно; помню, как доводилось покупать пиратские кассеты. Просто так купить диски Гилельса было нельзя. В 1990 году вышла книга Баренбойма, замечательно задуманная… Но это фактически лишь начало книги, Баренбойм умер за три месяца до самого Гилельса. Тоже все. Молчание в прессе, просто везде. Не было такого пианиста!

Мне скажут: но в то время, когда ломалось государственное устройство, всем было просто не до пианистов. Однако именно тогда лавиной росли восхваления Рихтера, для них почему-то хватало ресурсов и внимания! Книги одна за другой, передачи, постоянные упоминания к месту и не к месту, превосходные, какие-то заоблачные эпитеты, доходящие до полного дурновкусия… Славословие (увы, у пианистов уже есть термин «СлавослАвие…), лившееся в адрес Рихтера, можно сравнить только с восхвалениями Сталина в период его правления. Почти ни одного критического слова о нем не появлялось в печати и в советское время; а уж после смерти Гилельса это вообще стало запретной темой. В постсоветской России можно было ругать всех вождей, в том числе действующих; но не дай Бог хоть тенью сомнения в ослепительном величии и святости затронуть Рихтера! Заклюют, отовсюду выгонят, сломают карьеру… Говорю об этом потому, что это и было причиной нарочитого забвения Гилельса: он мешал. Рихтер в то время играть фактически уже не мог по состоянию здоровья, это была его слабая тень. Как же можно было позволить хотя бы случайно услышать запись Гилельса, который до последних дней находился в своей «королевской» форме! Все это делала свита Рихтера, при его помощи захватившая ключевые посты в музыкальном мире и теперь сражавшаяся уже за свое собственное благополучие.

Этого им показалось мало: в 1992 году в массовом журнале «Музыкальная жизнь» вышла статья Софьи Хентовой «Эмиль Гилельс знакомый и незнакомый». «Биограф» Гилельса, в 1959 году написавшая о нем удивительно бездарную книгу и сделавшая себе «на нем» имя, она попросту посмертно оклеветала великого пианиста, обвинив его в том, что его заслуги объяснялись его «угодностью» советской власти, и завершив статью тем, ради чего она и создавалась: «…уступал Рихтеру». Елена Гилельс, прочитав это об отце, написала свою статью-опровержение, прекрасную, — ее в «Музыкальную жизнь» с нею не пустили! Пришел с опровержением Григорий Гордон — тоже не пустили! Потом это его опровержение в сильно приглаженном виде поместил журнал «Музыкальная академия», гораздо менее популярный. Там же была опубликована крохотная заметка В.М. Блока «Больно и горько». Именно эти чувства испытывали поклонники Гилельса все то время. А в 1996 году новый удар: безвременно умерла Елена Эмильевна. Через два года не стало ее матери. Наступил какой-то полный мрак. О Гилельсе в России вообще больше нигде не упоминали.

Что-то подобное тому, как нарочито «отодвигали» Гилельса, делалось только в отношении еще одного человека: замечательного композитора Александра Локшина. Ему тоже довелось вызвать недовольство Рихтера…
Рихтера и его окружения. Случай с Локшиным ещё более драматический. Если Гилельс всё же занимал почетное место одного из лучших пианистов мира, концертировал везде и был знаменит, то в случае с Локшиным ситуация была страшной. Его просто вычеркнули из жизни. Музыка его практически не исполнялась, а сам он был предан остракизму. И вся эта травля шла именно из клана Рихтера. И усилилась (так же, как в случае с Гилельсом) после его смерти.

…Поэтому сейчас, когда и Кирилла Гилельса, и меня, не говоря уже о Г.Б. Гордоне, упрекают в том, что мы-де сеем смуту, «стравливаем» великих музыкантов, я всегда напоминаю таким людям про 90-е гг., особенно про 92-й. Не мы это сделали — раз. И почему читать правду о Гилельсе и тех, кто его мучил при жизни и поливал грязью после смерти, сейчас эти рафинированные интеллигенты не могут — а статью Хентовой они прочитали совершенно спокойно, ничто не оскорбило их тонкие чувства?

В 2000 г. в провинциальном сборнике, крохотным тиражом, была издана статья Г. Гордона «Импровизация на заданную тему» о несправедливости в отношении Гилельса, заданной еще Нейгаузом. Достать эту статью было невозможно. Даже зная о ее существовании, я искала ее пять лет… И лишь в 2006 году случился некий «прорыв», который продолжается и сейчас. Прорыв к возвращению имени Гилельса на положенное ему место в истории.

 
Все пишущие о Гилельсе или рассказывавшие о нем в интервью, так или иначе, упоминали о его сложном характере. Как биограф Гилельса, скажите, каким вам видится его характер?

Эмиль Гилельс был бы выдающимся человеком, даже не играй он на рояле. Это была колоссальная личность — и по силе интеллекта и вообще силе духа, и по какой-то оглушающей честности. Наверное, человека мелкого, обычного просто не станут слушать огромные массы людей, как бы замечательно он ни играл на любом инструменте. Это взаимосвязанные явления. Все великие музыканты — крупные личности. Однако направленность этическая может быть различной. Гилельс был однозначно направлен в сторону добра. Об этом свидетельствуют буквально все его поступки.

Что же касается характера, то у больших людей он всегда непростой. Честность и бескомпромиссность его для одних выглядели как вершины того, что вообще может человек: это и смелые поступки наперекор власти (спасение Нейгауза, отказ «подписывать» и многое другое), и его доброта — он всю жизнь помогал людям, причем буквально запрещал кому-либо об этом рассказывать, только сейчас кое-что всплывает, а многого мы так и не узнаем… Для других людей, которые проявили не лучшие свойства, Гилельс мог представиться «трудным», «тяжелым», они видели его «строгое, холодное лицо» (строки из письма Нейгауза).

Он был молчалив и многое хранил в себе. Людей, которым он доверял, выбирал сам — по одному ему ведомым признакам, к которым их «служебное положение» не имело никакого отношения. И эти избранные бывали очарованы его активной добротой, обаянием, остроумием… Не случайно мы с соавторами назвали свою книгу «Неизвестный Гилельс».



Почему именно вы стали писать о Гилельсе? Вам довелось с ним общаться, или остались материалы? Что побудило вас обратиться к этой теме?


Гилельс. Фотография с обложки компакт-диска (Япония, 1984)


Мне этот вопрос задают многие — точнее, задавали раньше, сейчас уже смирились. Причем по-разному: те, кто знает меня в науке, удивлялись, зачем из педагогики музыкального образования я «свернула» в биографию пианиста; а те, кто вращается в музыкально-исполнительских верхах, с удивлением спрашивали: «А это еще кто такая?» Мне же кажется совершенно естественным, что музыкант, имеющий пианистическое образование, но волею «научной судьбы» научившийся писать тексты, берется за тему, где есть именно проблема, и немаленькая.

Конечно, многое идет от семьи, родителей. Мой отец Нариман Чунихин был главным дирижером Свердловского симфонического оркестра, играл с Гилельсом и удостоился попасть в круг людей, к которым Эмиль Григорьевич относился с симпатией. Маму мою Гилельс помнил еще по времени ее учебы у Софроницкого, которого чтил. В нашей семье имя «Гилельс» было примерно равно именам Бетховена или Чайковского… От родителей же я еще в детстве «почуяла», что с оценкой Гилельса «наверху» что-то не так. Можно сказать, что ситуацию «треугольника» я впитала на генетическом уровне.

Тем не менее, мне, конечно, очень долго не приходило в голову, что я могу писать о Гилельсе. Наблюдая происходившее после его смерти, я все ждала, когда же появится кто-то «большой и умный», кто напишет то, что необходимо, наведет порядок и справедливость. Не могла дождаться ничего, кроме смутных слухов о статье Гордона. Добыв, наконец, эту статью, решила ее и еще две его статьи перепечатать в сборнике Уральской консерватории, где в то время руководила наукой. Получив согласие автора, написала свое предисловие, издала, отправила ему и… получила два его требования: немедленно начинать писать о Гилельсе самой, и при первом же приезде в Москву — а тогда я ездила регулярно — встретиться с ним. Так я стала постоянной гостьей в квартире Григория Борисовича и его жены. Можно сказать, что после выхода его знаменитой книги дальнейшая наша деятельность была совместной. Он увидел во мне человека, который, разделяя его взгляды, продолжает его дело; а для меня он стал учителем — и не только в этой теме. Мне также помогают ученик Гилельса Феликс Готлиб и собственно семья Гилельса.
 

Вы так много сделали для «воскрешения» доброй памяти о великом пианисте. Что бы вам хотелось увидеть в итоге?

Мне очень хотелось бы, чтобы общество, наконец, восприняло Гилельса не как «забытого очень советского» (это, к счастью, уже в прошлом), и даже не как «великого и недооцененного пианиста». Гилельс — это громадное явление нашей культуры, и более того — истории, если учесть его человеческие проявления в сочетании с масштабом, в котором он действовал. Когда в каждой консерватории и музыкальной школе будет висеть его портрет (фигурально выражаясь), а значимые даты станут отмечаться на уровне федеральных СМИ, и любой человек будет знать, кто такой Гилельс, так же, как знали это на уровне массы в 30-70-е гг. прошлого века, — тогда задача будет выполнена. Узнав о Гилельсе то, что сегодня известно узкому кругу, писатели-беллетристы захотят создавать о нем повести и романы, а кинематографисты — снимать художественные фильмы.

Для меня и моих единомышленников «тема Гилельса» — гораздо большее, нежели биография великого пианиста. В очередной, уже который раз, нельзя допустить, чтобы великое и доброе оставалось «с наветами», а госпожа в белых одеждах торжествовала. Все повторяется…



Эмиль Григорьевич Гилельс (1916-1985) — советский пианист, один из величайших пианистов ХХ в. Родился в Одессе. Учился у Я.И. Ткача и Б.М. Рейнгбальд. В 1933 г. одержал сенсационную победу на 1 Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей. С 1935 г. обучался в ассистентуре Московской консерватории у Генриха Нейгауза. В 1936 г. занял 2 место на международном конкурсе Венской музыкальной академии, а в 1938 г. одержал победу на 1 Брюссельском конкурсе. В годы войны играл в прифронтовой полосе, блокадном Ленинграде. После войны вел огромную по масштабам концертную деятельность в СССР и многих странах мира, в большинство которых он приезжал первым из советских артистов, в том числе в США. Имел огромный и универсальный репертуар, играл в ансамблях с выдающимися музыкантами, много записывался. Значительной была его общественная деятельность: Гилельс возглавлял фортепианное жюри первых четырех конкурсов имени Чайковского. Профессор Московский консерватории. Народный артист СССР, лауреат Ленинской премии, Герой социалистического труда. Умер в 1985 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.


Федорович Елена Наримановна, г. Екатеринбург. Родилась в 1962 году в семье музыкантов, доктор педагогических наук, профессор. Окончила Уральскую государственную консерваторию им. М.П. Мусоргского (фортепиано, 1985). Работала зав. кафедрой теории, истории музыки и музыкальных инструментов Уральского гос. пед. университета, проректором по научной работе Уральской государственной консерватории им. М.П. Мусоргского. В настоящее время посвятила себя книгам о великом пианисте Эмиле Гилельсе. Автор более 100 научных и методических трудов.


Елена Кушнерова — пианистка. Родилась в Москве, окончила ЦМШ (Центральная музыкальная школа) при Московской консерватории им. П. И. Чайковского по классу Т. Е. Кестнер, МГК и аспирантуру МГК по классу проф. С. Л. Доренского. Занималась также у Б. А. Шацкеса. Большое влияние на неё оказал композитор А. Л. Локшин, написавший специально для неё Вариации (1982 год). Международная карьера началась после отъезда в Германию в 1992 году. С 2002 года является артистом Стейнвея (Steinway Artist), с 2006 — постоянным приглашенным профессором Elisabeth Music University в Хиросиме (Япония). В 2015 году награждена в России медалью "За вклад в развитие музыкального искусства". В настоящее время проживает в Баден-Бадене (Германия) и Нью-Йорке — НЙ (США) Е.К. также пишет рассказы. В 2016 награждена дипломом "Автор года 2015" в двух категориях за свои рассказы в сетевом портале "Заметки по еврейской истории" и "7 искусств». 

Автор
Беседовала Елена Кушнерова, специально для журнала "Этажи"
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе