Певица Elizaveta — русскоговорящая исполнительница, которая начинает добиваться успеха за границей. Девушка обучалась оперному пению и выпускала диски на независимых лейблах. Но в конце января ее альбом «Beatrix Runs» вышел на Universal Republic — подразделении мейджора Universal, на котором издаются Florence and the Machine и Джеймс Блейк. Уже в первую неделю альбом вошел в двадцатку чарта iTunes. Сейчас Elizaveta находится в туре по Соединенному Королевству вместе с Шинейд О'Коннор.
Образ Elizaveta — замысловатые высокие прически, платья и туфли, украшенные лепестками цветов. Ее музыка — сочетание сильного голоса (сказывается оперная школа), экспрессивного фортепиано и небольшой доли электроники.
— Вы родились в Америке, потом приехали в Россию, потом снова вернулись в Штаты. Вы чувствуете, что принадлежите к России или к Америке?
— Я родилась в Нью-Йорке, но мне было меньше года, когда родители вернулись в Россию. Здесь я росла, ходила в школу и в музыкалку. Потом так получилось, что я поехала учиться в Европу, получила стипендию на какое-то время. Потом поступила в университет в Штатах.
Сейчас мне нужно серьезно перезнакомиться с Россией, потому что я здесь давно не живу и о каких-то вещах не знаю. Думаю, что у меня будет такая возможность. Вообще надеюсь, что я смогла совместить какие-то хорошие русские качества с хорошими западными. Получилась смесь. Полагаю, что нутро у меня как было, так и осталось русское — это не меняется. Но я много времени провела, например, в Калифорнии. Там немного другой стиль жизни, и у них есть оптимизм, чувство, что все можно сделать, что нужно идти вперед. Русское отношение к жизни более глубокое. Это, конечно, стереотип, но все же. Так что надеюсь, что я совместила в себе русские корни и западное убеждение, что нужно всегда двигаться, продолжать бороться.
— В США вас считают русской или принимают за американку?
— У меня нет акцента, когда я говорю и пою по-английски, так что сначала меня воспринимают не как русскую, а как американку. Но людей обычно интересует, почему у меня такое необычное для них имя. Тогда они узнают, что я русская, и для них это определенная экзотика. У большинства людей просто чистый и невинный интерес: «О, Россия!» Но меня в первую очередь воспринимают как музыканта, поэтому моя национальность большой роли не играет. Так что я живу, можно сказать, параллельно. Такая цыганка.
— Чем вы занимались до того, как попали на лейбл Universal Republic?
— Я училась в университете. Там у меня было две специальности: по оперному пению и по композиции. Было трудно, и я ни одной специальности не отдавалась на 100%. Еще я играла по клубам. Потом я выпустила два маленьких независимых диска. Один называется «Breakfast with Chopin», а второй — «Like Water». После у меня был период года в полтора, когда я ничего не писала, что-то вынашивала, а потом опять вошла в колею.
— Как вы попали на отделение мейджор-лейбла Universal?
— Это произошло через Facebook. У меня там был друг, и я ему послала одну из моих песен — «Snow in Venice». Ему она очень понравилась. Он тогда был директором по программированию в iTunes, а iTunes стал сейчас очень важным элементом в музыкальной индустрии. И этот друг сыграл пару моих песен президенту компании Universal Republic. Им понравилось, и я полетела в Нью-Йорк. Я исполнила для них несколько композиций — одна, на клавишах. И мне предложили контракт. Это хорошая компания, они смогли себя определить в индустрии за последние несколько лет.
— Это типичная история, когда молодых музыкантов находят через Facebook?
— Я бы не сказала, что типичная, но такое случается намного чаще, чем раньше. Сейчас появляется какое-то интересное видео, его смотрят три миллиона человек — и артисту звонят с рекорд-лейбла, потому что из этого человека может что-то выйти. Правда, это еще ничего не гарантирует для обеих сторон. Universal Republic считается компанией, производящей поп-музыку. У меня получился альбом, который, я надеюсь, сможет пересечь границы жанров. Для меня поп-музыка — это не обязательно Кристина Агилера, или Андреа Бочелли, или Эрика Баду. Поп — это такая музыка, которая трогает большое количество людей. И я надеюсь, что у меня получился такой альбом. Но когда мне предложили контракт, основываясь на одном моем акустическом выступлении, это был риск для всех. Никто не знал, какой альбом я запишу.
«Dreamer»
— Ваш альбом и заглавный трек с него называются «Beatrix Runs». Что за история стоит за этим?
— Эту историю я продолжаю писать сейчас. Она о приключениях главной героини Беатрикс. В ней будут всякие вещи типа машины времени и так далее. Мы будем постепенно выкладывать ее в интернете, начнем через полтора месяца, в апреле, когда состоится физический выпуск альбома. Сейчас был только релиз в сети. Когда выйдет сам диск, к нему будет прилагаться плакатик с картой всей этой истории. Как в старых книгах — карты, на которых указано, что где происходит. И на карте будет видно, в какие моменты вписываются песни. Будет и графический элемент — комикс. Диски становятся архаикой. Насколько я знаю, я в последний поезд села с этим альбомом, потому что к концу 2012 года мейджор-лейблы выпускать диски как физические носители музыки уже не будут. Разве что всякие специальные издания. А просто пластиковые коробочки, где есть диск и больше ничего, — уже нет. Вот мы и хотели создать что-то вроде хорошей книги, эстетически приятный объект, который может стать предметом коллекционирования. Я думаю, что теперь нужно делать только такие диски.
— Каким получился альбом?
— Я даже не ожидала, но больше половины песен на нем довольно быстрые, и это произошло естественно. Мой главный инструмент — фортепиано, и его обычно не тянет к таким стилям. Легче всего написать песню на фортепиано, которая течет достаточно медленно. Но я работала с продюсером Грегом Уэллсом, и у нас получился хороший симбиоз, баланс медленных, лиричных, и быстрых песен. Удалось совместить электронику, оркестр, оперу, классическую музыку.
— Расскажите про своего продюсера Грега Уэллса. Как вы с ним познакомились?
— По-моему, существует два типа продюсеров. У одних есть определенный звук, и к ним идут, потому что хотят этот звук. Другие — к ним принадлежит Грег — как хамелеоны, они меняются и работают вместе с артистом, чтобы вывести на поверхность его индивидуальность, отразить ее в музыке. Это редкий тип продюсеров. У Грега очень сильный классический бэкграунд, он отличный барабанщик, играет на гитаре, бас-гитаре, фортепиано. Меня с ним свел мой рекорд-лейбл Universal Republic. Когда мне предложили с ним встретиться, я посмотрела на артистов, с которыми он работал: Кэти Перри, Руфус Уэйнрайт, какие-то рок-группы. Я немножко испугалась, потому что там много исполнителей именно в стиле поп. Мне не казалось, что это мой стиль. Но когда мы встретились, я почувствовала глубокую душевную связь. Мы начали говорить про музыку, я спела несколько песен. Он начал рассказывать, что любит Стравинского, и даже прислал мне через пару дней книжку с его лекциями. А через неделю мне позвонили с лейбла и спросили, что я думаю про Грега. Сказали, что мне нужно решать, буду я работать с ним или нет, потому что у него все расписано на три месяца вперед. Я немного рассердилась, потому что это было такое давление. И если бы это был кто-то другой, а не Грег, я бы сказала «нет». Но я интуитивно почувствовала, что это правильный выбор.
— Как вам работалось вместе?
— Через неделю после начала работы Грег сказал, что нужно больше моего мнения: какой я хочу звук здесь, а какой здесь. Он сказал, что лучшие пластинки, которые он делал, — это те, где артист отдавал себя на 150%. И одна часть меня радовалась, что я могу быть полноправным партнером в этом процессе, а вторая немного расстроилась. У меня была иллюзия, что нужно петь, играть — и все, остальное само сделается. Чем больше мы работали, тем больше я участвовала в процессе. Например, начала делать вокальные аранжировки. После работы в студии я ехала домой и какое-то время записывала аранжировки, закрывшись в гардеробе, потому что снаружи шли работы, было шумно.
— У вас есть блог, в котором вы довольно искренне пишете о своих эмоциях, переживаниях. Для чего это вам?
— Во-первых, он имеет эмоциональную функцию. Я люблю писать — как музыканту, артисту, мне нужно выражать себя. Во-вторых, в нем есть какой-то художественный элемент. Например, я иногда выкладываю туда свою поэзию. Пытаюсь поделиться тем, что меня интересует, волнует. В последнее время я поняла, что у меня появились постоянные читатели. Например, ко мне подходили какие-то девушки на концерте в Вирджинии, говорили спасибо за блог. Сегодня у людей есть потребность в искренности, но не такой, как в реалити-шоу. Все по-разному чего-то ищут. И творчество — это поиск чего-то глубокого, красивого. В блоге я делюсь своим процессом поиска. Это трогает людей, так что я буду продолжать. Я поэтому пишу историю Беатрикс — ведь людям нужны истории. Кстати, недавно мне прислала письмо одиннадцатилетняя девочка из Мичигана. Она написала, что ей очень нравится мой альбом, но она никак не может дождаться истории про Беатрикс, так что она написала свою. Люди читают, отвечают — и я буду продолжать писать.
— У вас очень романтичный сценический образ — много цветов. Кто его придумал?
— Это получилось совершенно естественно. Мы начали работать с Мисси, моим дизайнером, еще во времена диска «Breakfast with Chopin». Она очень любит рисовать всякие затейливые цветы. И у меня есть связь с цветами, растениями, травами. Наверное, если бы я не была музыкантом, я была бы врачом. Не хирургом, а таким, который работает с растениями. Последние несколько лет я чувствую, что у меня к этому талант, и я всех лечу. Нам с Мисси часто нравятся одни и те же вещи в плане эстетики. Она очень современная, но интересуется и прошлым — например, она обожает «Анну Каренину», недавно прочитала «Войну и мир». А я пою классику, играю классику, выросла на ней — мама водила меня в Большой театр. Но я всегда любила и популярную музыку. Что-то есть в ней магическое — в две с половиной минуты можно вместить целый мир, и миллионы людей будут слушать. Это такая алхимия. Я начала все свои увлечения смешивать, и это повлияло на сценический образ.
— На контрасте с этими цветами и классикой в блоге вы писали про свой мотоцикл…
— Сейчас у меня мотоцикла нет, я его продала. А так была Vespa, потом Ducati. Я раньше все говорила, что хочу купить новый мотоцикл, но за последние несколько месяцев были случаи, когда мои знакомые попадали в аварии — как будто кто-то мне хочет сказать, что не стоит. Может быть, я сниму видео с мотоциклом, но много ездить не буду. По поводу контраста — я творческий человек, люблю разные вещи. Люблю машины, люблю технологии и даже хочу внедрить какие-то элементы технологий в шоу. Я не думаю о себе как о ретро-человеке. Я просто беру элементы тех эпох, которые мне близки, но я все равно современный человек.
— Вы говорили о своей любви и к классической, и к поп-музыке. Можете назвать исполнителей, композиторов, которые вам нравятся?
— Мне повезло, что я выросла здесь, а не в Штатах. Там существует определенная колея для исполнителей и авторов. Если ты девочка и играешь на фортепиано, то ты слушаешь Джони Митчелл, Тори Амос — гигантов в этой области. Но так как я росла здесь, я ходила в Большой театр и консерваторию. Так что впитала эту классику, театральность. В 10—11 лет я много слушала Queen. Мне очень нравился голос Фредди Меркьюри. Потом я слушала Police, потом очень любила Питера Гэбриела. Следом была стадия Элтона Джона, затем U2. Вообще я очень долго слушала именно авторов-мужчин. Но до сих пор одна из моих любимых исполнительниц — Нина Симон. А вот сейчас есть группа Little Dragon. Девушка, которая там поет, — наполовину японка, наполовину исландка. У них классные представления. В их музыке чего только нет: хип-хоп, джаз, r'n'b… Еще люблю Sigur Ros. В последнее время я цыганскую музыку люблю, Горана Бреговича. Вообще я увлеклась Spotify — включаю и слушаю, так я нахожу какие-то вещи, они ведут меня к другим. Я люблю джаз, африканскую музыку. Я люблю музыку барокко — Генделя, Баха, — потому что она для меня очень современная: прямая, в ней хороший бит, много всего происходит за малое количество времени.
— Если продолжать разговор о популярной музыке — не боитесь ли вы сравнений с кем-нибудь, например, с Региной Спектор?
— Сравнения будут всегда. Я думаю, что у меня есть песни, которые похожи по стилю на Регину Спектор. Но есть и другие. Многое решится в течение этого года. Когда у артиста происходит дебют, люди всегда это с чем-то сравнивают. Меня сравнивали с Региной Спектор, с Тори Амос, с Анной Нетребко почему-то, еще с Алишей Киз. Это естественный процесс, его не избежать. Будем надеяться, что через год-два кто-то будет говорить: «А вот она — как Elizaveta».
Маргарита Остроменская
OpenSpace.RU