"Гитлер ждал ответа от Наполеона": странные песни военных лет

Победа в Великой Отечественной войне ковалась с песней на устах.
Это не лозунг, не миф — это абсолютная правда.

Власть, которую мы сегодня называем тоталитарной, обеспечивала бронь музыкантам, композиторам, певцам. Почему? Да потому что понимала, что талантливый музыкант — такой как, к примеру, Аркадий Островский — гораздо больше пользы принесет фронту в качестве артиста фронтовой бригады со своим аккордеоном, чем как пехотинец с винтовкой.

Главная, титульная песня Великой Отечественной — «Священная война», ставшая настоящим гимном борьбы против нацистов, — была написана через два дня после начала войны, 24 июня 1941 года. Она стала первой «странной» песней в череде тех, которые появлялись во время войны, а затем и после ее окончания как некая рефлексия на героические и трагические события Великой Отечественной.



Трехдольный марш

Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой

С фашистской силой темною, с проклятою ордой.

Пусть ярость благородная вскипает, как волна.

Идет война народная, священная война…

Слова Василия Лебедева-Кумача — рубленые, четкие. Попробуйте прочесть их без музыки — самый настоящий марш. Но… композитор Александр Александров делает удивительную вещь: он пишет марш… в размере три четверти, разрушая шаблоны и стандарты. Трехдольный марш! Каждый второй слог строфы получается протяжным, долгим: вста-ва-а-ай, страна огромная». Трехдольность, свойственная танцам — полонезу, вальсу, — сбивает с толку, придает этому маршу что-то чрезвычайно личное, нетривиальное, «странное».

А вот фрагмент стихов Михаила Матусовского, на которые композитор Вениамин Баснер написал прекрасную песню для фильма «Фронт в тылу врага»:

Когда пришла пора, урочный пробил час,

Мы устремились к вражеским пределам.

Для каждого из нас, для каждого из нас

Победа становилась личным делом.

Ключевая фраза: «для каждого из нас победа становилась личным делом». Сам Вениамин Баснер, родившийся в 1925 году, так же, как и Михаил Матусовский, который был на 10 лет старше, прошел войну. Матусовский был военным корреспондентом, находился в самой гуще военных событий. Баснер служил в музвзводе. Этот творческий дуэт создал немало песен о войне, которые стали настоящими хитами. Среди них — «С чего начинается Родина?». Там есть и такие слова: «А может, она начинается с той песни, что пела нам мать? С того, что в любых испытаниях у нас никому не отнять…» И это тоже не миф и не лозунг: песня всегда была неотъемлемой частью менталитета народа. С нее действительно начинается Родина.


Царь-песня

Холодные волны вздымает лавиной

Широкое Черное море,

Последний матрос Севастополь покинул,

Уходит он, с волнами споря.

И грозный соленый бушующий вал

О шлюпку волну за волной разбивал,

В туманной дали не видно земли,

Ушли далеко корабли…

«Заветный камень» Борис Мокроусов пишет на текст Александра Жарова в разгар войны — в 1943 году. Песню сразу берет в репертуар сам Леонид Утесов — неслыханная удача для молодого композитора! На одном из своих последних концертов Утесов сказал про «Заветный камень»: «У нас есть Царь-пушка, есть Царь-колокол, а есть Царь-песня…» В чем же секрет этой песни?

Дело в том, что Мокроусов сам воевал в Севастополе… Та трагедия, которая произошла там летом 1942 года, стала для него личной трагедией. Он был в числе тех, кто, как герой его песни, покинул осажденный немцами город. Но таких было всего 1228 человек… Остальные же, почти 80 000 солдат и офицеров, оказались брошенными не верную смерть. Сегодня город-герой Севастополь — это прекрасная, белоснежная, буквальная копия уничтоженного города. Говорят, что после Ялтинской конференции Сталин повез Рузвельта и Черчилля в разрушенный, стертый с земли Севастополь. Оба были впечатлены и сошлись на том, что отстроить новый город удастся не меньше чем за полвека. Севастополь был восстановлен, именно восстановлен строго по чертежам и планам исторического города меньше чем за 10 лет. Но скопировать людей, увы, невозможно. Можно только помнить о них. И поэтому, когда вы услышите песню про последнего матроса, который Севастополь покинул, помните: он был не последним. Там осталось 79 956 человек, обреченных на гибель и плен.



Ленинград мой, милый брат мой

Там под вечер тихо плещет

Невская волна.

Ленинград мой, милый брат мой,

Родина моя!

Анатолий Лепин. Композитор, написавший более 500 песен. Однако, подозреваю, что для многих это имя незнакомое. Но если назвать фильм, к которому он написал музыку, все радостно улыбнутся: «Карнавальная ночь». Знаменитые «Пять минут», «Танечка», «Песенка о хорошем настроении» — все это Лепин.

Во время войны Анатолий Лепин, как и большинство его собратьев по музыкальному искусству, отправляется на фронт в составе фронтовых бригад. В самом начале войны он в Москве, которая, по сути, была прифронтовой территорией. А затем он — на Волховском фронте. Это уже Ленинград. Здесь же воюет поэт Павел Шубин, в то время военный корреспондент. Страшной зимой 1942/43 г. Шубин в землянке возле станции Мга пишет простые слова о своем любимом городе:

Где б я ни был заброшен войною,

Среди черных и дымных полей

Все мне чудится сад под луною

И на взморье гудки кораблей.

Военкор Шубин и музыкант Лепин знакомятся — и сразу рождается песня. Ее запели солдаты по всему фронту. Почти в это же время на Волховский фронт приехал с концертной бригадой Вадим Козин, самый известный и популярный певец того времени. Он услышал эту песню и немедленно включил ее в свой репертуар. И через пару месяцев записал на пластинку. Песню узнала вся страна. Трогательную и наивную песню постигла печальная участь полного забвения. Сам Козин в конце войны был арестован и отправлен в лагерь. Никакой другой певец не взял эту песню в свой репертуар. А ведь как сильно звучали эти строчки, написанные еще во время блокады:

Не сломили нас смерть и блокада.

И пройдет, словно песенка, вновь

По весенним садам Ленинграда

Нерушимая наша любовь.



Гадам нет пощады

Гитлер ждал ответа от Наполеона:

Ты скажи, чем кончу я с Россией бой?

Тот ему ответил из могилы сонно:

Я, мой друг, подвинусь, ты ложись со мной.

Аркадий Островский. Советский романтик. Автор «Солнечного круга». Автор самой знаменитой детской колыбельной «Спят усталые игрушки», вокального цикла «Наш двор» и импрессионистической песни «Подари мне лунный камень»… Но Островский — и фронтовик.

Еще перед войной он начал работать в оркестре Утесова. Произошло это по чистой случайности. Молодые супруги Островские, Аркадий и Матильда, вместе ездили на гастроли. Однажды недобросовестные организаторы «кинули» их — не заплатили. Молодые артисты сели в поезд без копейки. Очень хотелось есть, но ничего съедобного у них не было, не на что было купить. Матильда и говорит: сыграй что-нибудь, чтобы как-то отвлечься от чувства голода. Островский взял аккордеон и начал играть Баха. На эти звуки к их купе потянулся народ. Слушали — и угощали нехитрой дорожной едой: булка, яйца, куриная ножка. А сосед по купе даже оставил немного денег и записку, на которой было написано его имя: Лазарь Петрович Рахлин. Это был знаменитый Лазарь Рахлин, директор госоркестра Леонида Утесова. Через неделю Островскому в Ленинград прилетела телеграмма с предложением поступить в оркестр и переехать в Москву.

Когда началась война, Аркадий Островский в составе оркестра Утесова стал ездить по фронтам с фронтовыми бригадами. Побывал на разных фронтах — Волховском, Калининском, Дальневосточном. Попадал под обстрелы, под бомбежки. Писал письма жене. «Сейчас сижу в палатке в лесу. Чувствую себя великолепно. Сижу, пишу очередную оркестровку. Сейчас выезжаем дальше…» А жена пишет ему в ответ: «Я все время думаю, что тебе необходимо писать песни, которые будут петь все, именно все! Ты — самое обидное — не любишь и не пишешь лирики, которая свойственна тебе по натуре, а пишешь «Гадам нет пощады», которая не запоминается и по мелодии не так уж интересна!»

Меня очень заинтересовала эта самая «Гадам нет пощады»… Представилось нечто агрессивное, пафосное, маршево-героическое. Нашла. Послушала. Оказалось — все наоборот.

Гадам нет пощады, и нет спасенья гадам.

Встретит ли их пуля, молодецкий штык ли,

Мы врага спросили: разве вас не били?

Может, вы отвыкли, может, вы забыли?

Как видим, никакой воинственности — ужасно смешные джазовые частушки, которые Леонид Утесов поет с юмором и иронией.



Хотят ли русские войны?

Да, мы умеем воевать,

Но не хотим, чтобы опять

Солдаты падали в бою

На землю горькую свою.

Спросите вы у матерей,

Спросите у жены моей,

И вы тогда понять должны,

Хотят ли русские, хотят ли русские,

Хотят ли русские войны.

Можно ли себе представить, чтобы за патриотическую песню ругали? Еще как! И не надо думать примитивно, что ругали за «недостаточность патриотизма». Случалось, что и наоборот. И критика руководителей от культуры в адрес художников могла быть вполне обоснованной. Был, к примеру, случай с Сергеем Прокофьевым, который еще перед войной пытался угодить Сталину, написав верноподданническую кантату на тексты классиков марксизма-ленинизма. И был резко остановлен в своем порыве. Критиковали и за песни. Иногда по делу — стояли на страже качества. Но иногда критика оказывалась предвзятой и несправедливой. Именно это случилось с Эдуардом Колмановским и его настоящим песенным шедевром «Хотят ли русские войны» на слова Евгения Евтушенко. Песня эта родилась с подачи Марка Бернеса, который был не только выдающимся артистом и певцом, но и обладал феноменальной способностью «заказывать» композиторам песни, которые стопроцентно оказывались затем суперхитами. На песню «наехали», кстати, вовсе не партийные идеологи, а свои же собратья-композиторы. Почувствовали коллеги «странность» песни — и ужалили. Что же крамольного было в этой песне, появившейся в 1961 году, в разгар оттепели? Песня «Хотят ли русские войны» — призыв к миру, звучащий без какого-то пафоса, без официоза, так неформально и сокровенно — оказалась одновременно и политической акцией, и глубоко личным высказыванием от первого лица: «Спросите вы у матерей, спросите у жены МОЕЙ…» Мир переводил ее на разные языки. Но коллеги посчитали ее чересчур пацифистской. Да и маршевость казалась подозрительно похожей на танго. На композитора обрушилась критика. Начали в прессе. Потом созвали правление московской композиторской организации. Вел заседание Кирилл Молчанов. Собратья по композиторскому цеху высказывались весьма нелицеприятно.

«Знаете, товарищ Колмановский… Вот вы говорите, что ваши песни популярны… А популярность — это фактор не первостепенный. Разные есть виды популярности, Эдуард Савельевич. Популярность «А» — когда народ любит, а профессионалы не приемлют, как раз-таки ваш случай, товарищ Колмановский. Так вот она ничего не стоит! Популярность «Б», когда песней восторгаются только профессионалы, куда более почетна. Популярность «В»…»

Но тут Колмановский прервал своего оппонента: «А скажите, пожалуйста, к какой категории относятся ваши песни? Случайно не к категории «Г»?

У деревни Крюково погибает взвод

Шел в атаку яростный

Сорок первый год.

У деревни Крюково

погибает взвод.

Все патроны кончились,

Больше нет гранат…

Их в живых осталось только семеро

Молодых солдат.

Будут плакать матери

Ночи напролет,

У деревни Крюково погибает взвод.

Поэт Сергей Островой был освобожден от призыва — плохое зрение. В первые недели войны, во время всеобщей мобилизации, он читал стихи на призывных пунктах, воодушевляя уходящих на фронт бойцов. «И вот однажды, — вспоминал поэт, — мое чтение стали перебивать выкрики офицеров: 52-я команда на выход, 37-я команда на выход. Призывники разбежались, и я остался один. Меня вдруг обожгло чувство жгучего стыда. Подумалось: я их агитирую, а сам-то остаюсь в тылу». И тогда Островой попросился на фронт — в народное ополчение. 5 июля 1941-го его вместе с батальоном коломенских рабочих отправили из Москвы походным маршем под Вязьму, где в те дни ожидалось наступление немецких танков. Островой рассказывал: «У нас было по одной винтовке-полуавтомату на десять человек, да и ее в руках до этого никто не держал. Предполагалось, что оружие мы должны добыть в бою. Комиссар нам вполне серьезно посоветовал: «Как пойдем в атаку, гремите котелками и погромче кричите «ура!»

Накануне боя его отозвали в Москву: вышло постановление Политуправления учредить в каждом военном издании должность «писатель в газете». И литераторы оказались востребованы по их прямой специальности. А на следующий день в страшном бою, отбивая танковые атаки фашистов, весь батальон ополченцев был уничтожен до единого человека. Такие события не проходят бесследно. Тем более для поэта. В 1974 году Сергей Островой с композитором Марком Фрадкиным пишут необыкновенную песню специально для ВИА «Самоцветы» — «продвинутым» был Марк Григорьевич Фрадкин, к этому времени 60-летний мэтр, народный артист, лауреат Госпремии. Песня «У деревни Крюково погибает взвод» не укладывается ни в какие стандарты военной стилистики. Спокойная, светлая музыка, повествовательная интонация, льющаяся мелодия, как будто бы написанная для совершенно иного текста. Должно быть что-то про поля, про цветы, про птичек, а вовсе не про то, что «их в живых осталось только семеро, молодых солдат». Песня написана в мажоре, что вообще не характерно для советских песен, которые тотально минорны — хоть в любовной лирике, хоть в песнях о Ленине и партии. А кроме того, «Самоцветы», пусть робко и аккуратно, «по-советски», но все же использовали в своих аранжировках рок-стилистику, мастерски выдавая «битловское» многоголосие. А потому песня эта звучала как своеобразная рок-баллада. Успех ее был огромным. Она была названа «Песней года».

Вот финальный фрагмент песни, в нем заложен месседж, который искренние и талантливые поэты и композиторы советского времени транслировали в сегодняшний день.

Отпылал пожарами

Тот далекий год…

У деревни Крюково

Шел стрелковый взвод.

Отдавая почести,

В тишине стоят

В карауле у холма печального

Семеро солдат.

Там, где пал со славою

Тот бессмертный взвод,

Там шумит, шумит сосна высокая,

Птица гнезда вьет.

Автор
Екатерина Кретова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе