Композитор Геннадий Гладков: «Помню, Марк Захаров меня спрашивал: «Ну что, приходил к тебе сегодня Боженька?»

Фраза «живой классик» давно уже стала чем-то вроде клише.

Однако сегодняшний собеседник «Культуры» соответствует этому определению на все сто. Созданные им мелодии настолько, в хорошем смысле, вездесущи, что не знать их просто непростительно. Музыка маэстро к кинокартинам «Обыкновенное чудо», «Собака на сене», «Благочестивая Марта», «12 стульев», «Джентльмены удачи», «Человек с бульвара Капуцинов», мультфильмам «Бременские музыканты», «Как Львенок и Черепаха пели песню», «Очень синяя борода» — в рекламе не нуждается.


— Геннадий Игоревич, на что в данный момент устремлен ваш композиторский взор, над какими проектами трудитесь?

— Очень много времени уделяю музыкальному циклу, посвященному басням Крылова. Давно над ними работаю, порядка двадцати басен уже сделал, осталось написать музыку еще к двум-трем. Надеюсь, результат получится интересным. Потому что, во-первых, я выбрал малоизвестные басни, которые не входят в школьную хрестоматию. А во-вторых, произведения Ивана Андреевича за два с лишним века не утратили актуальности. Ведь в чем заключалась суть мировоззрения Крылова? Великий русский баснописец считал, что человек с течением времени и со сменой исторических эпох меняется мало: какие у него были плюсы и минусы, добродетели и пороки — такие и остаются. И поэтому крыловские басни — на все времена и на все случаи жизни.

— Знаю, что недавно вы завершили работу над балетом «Возвращение Одиссея». Расскажите, что натолкнуло на мысль обратиться именно к этому сюжету? Когда ждать премьеры?

— Я всегда интересовался древнегреческой культурой, мифологией, литературой, в частности героическими эпосами. Правда, до недавнего времени довольно поверхностно. Но, внимательно прочитав несколько лет назад Гомера, был потрясен, почувствовав, насколько мощна в этой поэзии музыкальная пружина, если можно так выразиться. Мне даже над либретто особо корпеть не пришлось — сюжет этого поэтического мифа самодостаточен. Единственное, что показалось логичным, — умышленно сузить фронт работ, поскольку брать для музыкального воплощения «Одиссею» целиком — задача неподъемная, да и для зрителя это трудно усвояемо. Подобное представление растянулось бы на несколько часов. Поэтому я выбрал какие-то основные фрагменты. Гомеровский сюжет очень напряженный и многослойный — я же сделал акцент на том, как Одиссей прорвался через время, преодолел многие сложности, победил врагов и, вернувшись в свою страну, навел там порядок и восстановил справедливость. Поэтому и балет мой получил название «Возвращение Одиссея»...

Сейчас мы записываем музыку — хотим сделать максимально качественную фонограмму, чтобы показывать ее театрам. Надо создать именно впечатляющую оркестровую аранжировку, поскольку, как бы хороша ни была балетная музыка, под один рояль она все-таки не звучит, сами понимаете. Да и вообще, откровенно говоря, клавир — это нечто временное, а оркестр, если это сделано грамотно, — на века. Поэтому когда пишу музыку, стараюсь изначально прописывать некоторые оркестровые тембры.

Сам сюжет, когда я показывал его балетмейстерам, им понравился — многие мастера готовы работать над спектаклем. Подозреваю, не в последнюю очередь потому, что в греческой мифологии царил культ тела — а значит, артистам не потребуются уж слишком пафосные наряды и костюмы. В плане танца они будут чувствовать себя предельно свободно, им будет где развернуться. Но сюжет — одно дело, а музыка — совсем другое. Если театрам музыка придется по душе, то работа выйдет на финишную прямую — тогда уже можно будет и о премьере задумываться.

— Вы создали немало произведений в так называемых серьезных, академических жанрах, среди которых оперы, балеты. И тем не менее не секрет, что для большинства соотечественников Вы известны прежде всего как автор музыки к художественным и анимационным фильмам. Однако в последнее время новых произведений, созданных Геннадием Гладковым для кинематографа, что-то не слышно. Подобная сфера деятельности более не привлекает?

— Не то чтобы совсем не привлекает, но я действительно стал писать для кино заметно меньше. За последние годы поучаствовал лишь в двух проектах такого рода. Один из них — скромная детская картина «Колькины каникулы». А другой — фильм моего друга Василия Ливанова «Медный всадник России», посвященный истории создания знаменитого памятника Петру I. За музыку к этой ленте я, кстати, получил ряд премий на нескольких фестивалях.

А в целом вы правы, я сейчас подхожу к написанию киномузыки более избирательно. С годами стал в этом отношении весьма разборчив, благо на протяжении десятилетий работал с режиссерами высочайшего уровня. Недостатка в предложениях нет, но если меня не привлекают сюжет и режиссерский замысел, отказываюсь. Писать без вдохновения, просто для того, чтобы денег заработать, — нет, это не моя история.

Зажигательных, по-настоящему ярких сценариев я сегодня практически не вижу. То ли дело, когда мне предлагали написать музыку к «Джентльменам удачи»... Я давал почитать сценарий своим друзьям — все хохотали до упаду, потому что было понятно, что это уже само по себе произведение искусства. И я тогда с небывалым воодушевлением взялся за работу...

— Не внушает большого оптимизма и общее состояние современной киномузыки, не находите? Музыка вроде бы присутствует в каждом фильме, но все чаще в виде какого-то аморфного аудиофона — ярких тем нет...

— А я вам объясню, почему так происходит. Раньше на киностудиях были музыкальные редакторы. В частности, на «Мосфильме» с конца 1960-х и на протяжении почти всего следующего десятилетия должность главного музыкального редактора занимал замечательный композитор Евгений Птичкин. Так вот эти люди, сами превосходно разбиравшиеся в музыке, следили за ее общим уровнем.

Сегодня же эта должность как таковая практически устранена, никакой музыкальной редактуры в кино не существует. Наступила полная «демократизация», причем не только в области киномузыки, но и вообще в любой области культуры. Вот я, например, беру книжку почитать — так нахожу там столько ошибок, опечаток, смысловых несостыковок, что аж жутко становится. И раз уж уровень редактуры и корректуры в области печатного слова хромает, что уж говорить о редактуре музыкальной...

Да и к чему она теперь, когда каждый мнит себя творцом — композитором, поэтом, певцом в одном лице. Порой и человек-то не нужен: просто включи определенную компьютерную программу, она тебе что-нибудь да сочинит. Техника вытесняет из человека тонкое творческое начало. И неизвестно, чем все это кончится, кто кого победит — человек технику или техника человека.

Видимо, на данном этапе мы еще морально не готовы к тому, чтобы умно властвовать над техникой. Вот мои ученики порой жалуются: иногда им заказывают написать музыку для какого-нибудь проекта, они подходят к делу со всей ответственностью, расписывают партитуры, делают оркестровые аранжировки. А заказчики им заявляют: зачем, если можно на синтезаторе сварганить вполне удобоваримую музыку?

И в самом деле, зачем годами учиться в училище, консерватории, тратить деньги на обучение, если все можно решить гораздо проще? Сегодня люди стремятся пойти по пути наименьшего сопротивления: меньше потратить — больше заработать. Отсюда, кстати, растут ноги и у всевозможных киноремейков: какой смысл корпеть над оригинальными сценариями, что-то выдумывать, когда можно взять готовый сюжет, чуть-чуть осовременить — и вперед!

Мне предлагали в свое время дать разрешение использовать оригинальную музыку для новой версии «Джентльменов удачи» — я, конечно, наотрез отказался, как, впрочем, и Данелия, и Токарева, и вообще все, кто принимал участие в создании этой ленты. Потому что есть фильмы, которые нельзя переснимать по определению. Но, судя по всему, стремление заработать денежки на готовеньком в людях неизбывно.

А сейчас вообще, я слышал краем уха, хотят переделать мультфильм «Ну, погоди!», можете себе представить? Зачем делать заведомо худшую вещь? А она именно таковой и получится, поскольку лучше, чем Котеночкин, не срежиссируешь, а гениальное озвучание Папанова и Румяновой... Его не то что не переплюнуть — к нему приблизиться невозможно!

К сожалению, в подобный переплет — когда продюсеру важны только деньги, а на качество наплевать, — попал однажды и я. Написал сценарий сказки «Храбрый портняжка и тайна принцесс», на его воплощение даже выделили деньги, но в итоге вышло черт знает что. Музыку состряпали (язык не поворачивается сказать «написали») ужасную. Продюсеры взяли мои клавиры, отдали какому-то аранжировщику, он что-то нашлепал на компьютере — результат не имел ничего общего с моей музыкой. Весь изначальный смысл сказки был потерян.

Я даже отказался присутствовать на премьере, заявив, что это не моя работа. Словом, для меня это был такой сильный удар, что вскоре после той истории у меня случился инсульт. Продюсер загубил идею, картина получилась нулевая — просто выкинуть ее в помойку, и все. Знаете, качество киноленты вообще часто можно определить по первым кадрам — точнее, тактам музыки, которая эти кадры сопровождает. Если звучит оркестр, то для меня это уже хороший знак: значит, думаю, серьезные люди работали, а раз так, то фильм посмотреть стоит. И наоборот, ничем не прикрытые синтезаторные поделки вызывают отторжение и невольно создают у меня предвзятое отношение к фильму.

— Возможно ли вообще научить человека писать музыку? Способен ли учитель передать ученику некое волшебное секретное знание, которое позволило бы ему создавать такие же нетленные шедевры?

— Я могу передать ученикам какие-то общие эстетические позиции. Примерно те же, какие в свое время перенял у своих учителей. Один из самых главных негласных законов таков: музыка должна быть откровенной. Композитору следует писать естественно, от души, так, как он чувствует. Лишь только он начинает что-то выдумывать, выжимать из себя с целью удивить, поразить или шокировать — пиши пропало. В нашем деле беготня за выдумками не плодоносит.

И еще: надо не стесняться писать просто, более того — к этому нужно стремиться. Помню, как меня в свое время чуть ли не до слез поразил цикл песен Георгия Свиридова на стихи Роберта Бёрнса. Всем моим друзьям эти композиции очень понравились, и немудрено: ведь то была откровенная музыка, идущая от сердца. А в консерватории порой приходилось слышать нечто такое снисходительно-высоколобое: «Вроде большой композитор, и вдруг какие-то песенки...» Ну да, думаю, ты поди сочини такие песенки.

Свиридов не боялся быть собой, а многие композиторы боятся. Как правило, это происходит оттого, что такие незадачливые авторы словно чувствуют, что ничего особенного собой не представляют, — вот и стараются напустить тумана музыкального, снабдить свои опусы излишней заумью. Мол, пускай слушатели пока разберутся, что к чему, а поймут, не поймут — не столь важно. Главное, чтобы не обвинили в банальности. Беда многих неплохих начинающих композиторов как раз в том и заключается, что они путают простоту с банальностью. И из-за этого многие таланты пропадают, не успев толком раскрыться.

— Ваша музыка необычайно разносторонняя. От изысканного салонного романтизма «Обыкновенного чуда» до мелодий в стиле вестерн из «Человека с бульвара Капуцинов»; от стилизации под средневековые испанские баллады в «Собаке на сене» до лихой, почти приблатненной темы «Джентльменов удачи»...

— Вы знаете, именно обширность, необъятность и эклектичность музыкального языка меня всегда в этом виде искусства и привлекала. Как для актера интересно сыграть новую роль, выходящую за рамки его привычного амплуа, так и для меня создание чего-то свежего, непохожего на предыдущие работы, всегда было интригующим профессиональным вызовом.

В свое время я отказался писать музыку к фильму «Гардемарины, вперед!», потому что несколькими годами ранее вышла картина «Д’Артаньян и три мушкетера» с прекрасными песнями Максима Дунаевского. И я подумал, что не следует мне работать на территории, которая до меня уже хорошо освоена. Поэтому я предложил режиссеру Светлане Дружининой поработать с моим другом Виктором Лебедевым, замечательным композитором, который с поставленной задачей справился, на мой взгляд, превосходно.

Что же до разносторонности... Здесь — по крайней мере, в моем случае — многое зависело от жизненного опыта. Однажды Марк Захаров попросил меня для своего небольшого спектакля написать музыку, стилизованную под русскую народную традицию — там должны были звучать частушки и все в таком духе. Работал я с удовольствием и со знанием дела: мой дедушка был гармонистом, аккомпанировал Лидии Руслановой. Так что, сами понимаете, русскую музыку я впитал с детства.

Отец мой очень любил классику и джаз, постоянно водил меня на симфонические концерты, дома играл на рояле исключительно классические произведения. А во время войны исполнял в составе фронтовых бригад самые разные песни — как наши, так и некоторые английские. Я до сих пор многие из них помню.

А во дворе я играл всякую блатную музыку — под сопровождение небольшого аккордеона развлекал местную шпану. Магнитофонов-то еще не было, а патефоны были далеко не у всех — вот я эту нишу и заполнял. Бывало, напоют мне ребята какую-то уголовную песенку, а я должен был ее быстренько подобрать и саккомпанировать.

В молодости работал в пионерских лагерях, играл и пел детские песни — а ведь это тоже отдельный пласт музыки. Несколько пионерских песен есть и в моем «послужном списке».

Потом, когда я уже был достаточно взрослым, увлекся западной популярной музыкой, очень любил The Beatles. Мне из-за границы привозили пластинки, так что я старался быть в курсе всего, что происходило в музыкальном мире. В общем, и здесь меня было не удивить.

Я все это веду к тому, что подобное «многослушание» и «многовпитывание» к моменту моего становления как профессионального композитора позволило накопить большой запас стилевых интонаций, что, в свою очередь, вылилось в критическое понимание того, какая песня подходит к конкретному фильму, а какая — нет.

Меня часто спрашивают, что в большей степени определяет успех и популярность мелодии — вдохновение или кропотливый труд. Дело в том, что без второго не будет первого. А каково это в процентном соотношении, на это вам ни один композитор не ответит, поскольку как нет никакой формулы любви, так и не существует формулы хита. Этот «промысел» невозможно облечь в словесную форму и попытаться как-то рационально объяснить. Бывало, покажу Марку Захарову какие-то эскизы, а он меня спросит: «Ну что, приходил к тебе сегодня Боженька?» «Не знаю, — говорю. — Послушаешь, сам решишь».

— Вы написали колоссальное количество музыки, львиная доля которой прекрасно известна всей стране. Понимаю, что выбор сделать непросто, но все же: если бы вас попросили назвать наиболее дорогие вам собственные произведения, как бы выглядел этот условный топ-3?

— Первое, что приходит в голову даже без раздумий и объяснений, — «Обыкновенное чудо». Далее — «Бременские...» Я не расшифровываю, какие именно «бременские», потому что мне в равной степени дороги обе части этого мультфильма. Очень трогательно то, что он до сих пор жив. Его по сей день любят, а песни звучат по радио, их поют. Также мне очень дорог «Поезд памяти» — этот мультфильм (его принято так называть, хотя скорее это рисованный фильм), снятый в 1975 году по мотивам стихов Пабло Неруды, мало кто знает. Но я надеюсь устранить это досадное упущение: мы в ближайшее время планируем перезаписать всю музыку. Помню, мне она долго не давалась — уж больно сложные у Неруды стихи, непривычные.

Когда я писал музыку к «Поезду памяти», то жил преимущественно на даче. А моим соседом был Микаэл Таривердиев. Мы с ним были в хороших отношениях, я к нему однажды пришел: «Микаэл, что-то у меня ничего не получается, посмотри, какая витиеватая лирика, хоть и гениальная». Тот глянул и, махнув рукой, ответил: «Это ерунда, сейчас запросто сочиню. Я вообще, если надо, могу положить перед собой газету и спеть ее». В общем, поставил он стихи перед собой, включил магнитофон и... действительно сочинил.

Я пришел к себе, послушал и, отдавая должное Микаэлу Леоновичу, все же понял: это не совсем подходит моему видению фильма. И, как бы из чувства соревнования, начал писать собственную музыку. Но Таривердиев подтолкнул меня, дал мне импульс, за что я ему очень благодарен. К тому же Микаэл дал мне очень ценный совет: не пасовать перед стихотворной формой, какой бы причудливой и неповоротливой она ни казалась. Неритмичный, нерифмованный текст тоже вполне можно спеть.

Режиссеру Николаю Серебрякову моя музыка очень понравилась, что окончательно успокоило меня: вроде бы получилось. Итак, тoп-3 я вам назвал: «...Чудо», «Бременские...» и «Поезд...». Ну и, конечно, «Собаку на сене» очень ценю.

Автор
Денис БОЧАРОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе