О перенасыщении музыкой, роли критика в современной музыкальной индустрии, Канье Уэсте и музыке, написанной искусственным интеллектом.
Рейнольдс - британец, однако сейчас живёт в США. Скоро выйдет его новая книга о глэм-культуре от Боуи до Kiss
«Интернет-предприниматели заменили рок-звезд. Почему? Они действительно изменили жизни людей, и при этом получили много денег. Главное ведь что — делать что-то крутое и зарабатывать много денег. Раньше так думали о рок-звёздах, а теперь — об инноваторах».
В конце июля в Москве прошла музыкальная конференция Selector PRO, организованная Британским советом и Институтом «Стрелка». На конференции выступил Саймон Рейнольдс — один из главных музыкальных критиков нашего времени, автор терминов «пост-рок» и «хонтология», а также нескольких книг по истории поп-культуры. Главная его книга — «Ретромания», о том, как музыка (и вся поп-культура) зациклилась на своём прошлом — вышла в прошлом году на русском языке.
Есть мнение, что перепроизводство и перепотребление музыки приводят к смерти «стадионного артиста». Вы согласны с этим?
Большие артисты всё ещё неплохо зарабатывают от продаж MP3, стриминга, YouTube, концертов, использования песен в рекламе. У суперзвёзд полно возможностей для заработка. Исполнители поменьше, которым труднее получать доход от продаж альбомов, всё ещё могут продавать билеты. Люди готовы платить за то, чтобы увидеть вашу группу вживую. Правда, ваши треки они всё равно будут получать бесплатно. Это странно, конечно.
Музыкальная сфера становится всё более фрагментированной. Появляется очень много специализированных изданий. Когда я недавно был в Великобритании, я увидел кучу разных журналов, среди которых было сразу два издания про эмо. На обложке были ещё более-менее известные мне Panic! At the Disco, но внутри — группы, о которых никто из моего круга общения не слышал. Я купил журнал. Видно было, что для авторов издания эти исполнители были большими звёздами. В реальности они были звёздами для очень маленького числа людей — например, всего 50 тысяч человек в Великобритании. Это не публичные фигуры наподобие Бейонсе. Вот ещё пример — слышали про Twenty One Pilots? О них не пишут в тех изданиях, которые я обычно читаю, но они в чартах.
Появилось слишком много выбора. Многое я слушаю только один раз и никогда к нему не возвращаюсь. Ты уже не наслаждаешься музыкой, но пытаешься за ней уследить. Многие мои коллеги устали от этого, от этой работы — «поспевания за музыкой».
Вы тоже?
Лично я не устал. Я просто перестал активно следить за музыкой. Я стараюсь наслаждаться ей, как делал это будучи тинейджером, когда у меня не было много денег, чтобы покупать записи. Сейчас я слушаю новую музыку по радио, пока я еду куда-то в Лос-Анджелесе, я слушаю новые песни, например, рэп — он отлично звучит в машине. Причём это такие случайные встречи — ты не намеренно ищешь песни, ты просто их слышишь. Многие из моих любимых вещей я так и услышал. Те же Twenty One Pilots — я их услышал по радио, и подумал: «Они довольно интересные». В общем, я чувствую себя немного тинейджером. Причём нынешние тинейджеры потребляют музыку совсем по-другому. Моему сыну 16, и я иногда не понимаю, откуда он вообще берёт некоторые песни.
Ещё один популярный тезис — что ценность музыкальной критики сильно девальвировалась.
Да, роль критиков серьёзно изменилась. Когда я читал их в юности и когда начал сам работать в музыкальной прессе в 22-23 года, они были по-настоящему влиятельными фигурами. Так было в 1970-х, в начале 1980-х. Они не просто описывали музыку — они объясняли, что и как происходит. Это было интересно, это восхищало.
Теперь, как мне кажется, музыкальная журналистика утратила эту функцию. Есть ещё много хороших авторов, но они перестали быть… Знаете это выражение «хранители дверей» (gatekeepers)? Вот они были именно ими, таким своеобразным фильтром. У них было больше записей, чем у вас, потому что у вас не было столько денег. Я покупал примерно один диск или кассету в две недели, что-то брал у друзей, переписывал с радио — и всё. Мы все были голодными до новых записей, за которые не могли заплатить. Теперь это не так.
Теперь вам ничего не мешает услышать что-то. Скоро мы узнаем, какой эффект это произведёт на способы сочинения музыки. У молодых людей есть возможность узнать больше записей, чем у меня в 18-20 лет.
А кто теперь эти «хранители»?
Мне кажется, что «хранителей» в том виде, в каком ими были журналисты NME, Melody Maker, Rolling Stone, Cream и других изданий, сейчас уже нет. Есть люди, которые как-то пытаются преподнести вам музыку в лучшем виде. Например, есть интернет-магазины вроде Boomcat с очень умными рекомендациями, я сам писал для места под названием E/Music, которое тоже продаёт MP3. Всегда найдутся хорошие авторы, которые пишут об интересной музыке. Но их нельзя считать «хранителями дверей». Раньше музыкальная пресса могла негативной рецензией повредить чьей-то карьере или продажам альбома. Не думаю, что кто-то способен сделать это сейчас.
Мне кажется, что роль «хранителя» сейчас исполняют диджеи и организаторы фестивалей. Они формируют сцену. Функция критики сейчас — не рассказывать, что купить, не говорить людям о том, что они ещё не послушали, но должны. Сейчас роль музыкальных критиков в том, чтобы создать ощущение значимости музыки, чтобы объяснить её место в контексте.
«Ретромания» вышла пять лет назад. В её последней главе вы говорите, что ничего реально нового за нулевые в музыке не появилось, что идёт перемалывание прошлого — и всё. За последние пять лет что-то изменилось?
Нет. С тех пор не появилось ни одного по-настоящему крупного жанра. Есть небольшие, они по-настоящему круты. Мне кажется, что самое интересное сейчас происходит в рэпе. Есть восхитительные продюсеры — DJ Mustard и Metro Boomin, есть отличные исполнители — Future, Young Thug, Ники Минаж — она хороша, у неё очень оригинальный стиль.
Стоит говорить не о новых видах музыки, но об интересных изменениях внутри уже существующих формаций. Хип-хоп существует уже 35 лет. В какой-то момент — это был конец нулевых — мы от него устали. Единственной интересной и влиятельной фигурой был Канье Уэст. И тут он выпустил «808 And The Heartbreak», где умело использовал автотьюн. Его тогда многие похвалили, но никто не подумал, насколько влиятельной окажется эта пластинка, наполненная эмоциями, печалью успешного человека. Именно оттуда появились многие нынешние звёзды вроде Дрейка или Future, одного из самых любимых моих артистов современности. Он называет себя «Будущее», хотя им по факту не является. Он зовёт себя «Будущим Хендриксом», мне нравится это его устремление.
Есть много интересных небольших вещей, но чего-то крупного, какого-то движения — нет. Может быть, мы скоро его увидим, а может — никогда о нём не узнаем.
К какому из вариантов вы склоняетесь?
Я не знаю, что будет. Как я уже говорил, всё слишком фрагментировано. Мне кажется, что культурная энергия ушла из музыки в игры, в соцсети — куда-то туда. Люди вроде бы слушают даже больше музыки, но мне кажется, что это такая децентрализованная арт-форма. Телевидение в США или Великобритании людей восхищает больше, чем музыка или кино. Там происходит то же, что в 1970-е было в кино, когда появились фильмы вроде «Разговора» или «Таксиста. Там была революция. Теперь люди следят за каждым эпизодом нового сериала. Почему так случилось? Не знаю, для меня это слишком крупный и слишком сложный вопрос. По мне, так все это произошло потому, что режиссёры, отчаявшиеся искать деньги для своих картин, решили пойти на телевидение.
Вы писали: «Napster, Soulseek, Limewire, Gnutella, iPod, YouTube, Last.fm, Pandora, MySpace, Spotify — эти супербренды вытеснили с насиженных мест супергруппы — The Beatles, Rolling Stones, Who, Боба Дилана, Led Zeppelin, Дэвида Боуи, Sex Pistols, Guns N’Roses, Nirvana». Почему так произошло?
Интернет-предприниматели заменили рок-звезд. Почему? Они действительно изменили жизни людей, и при этом получили много денег. Главное ведь что — делать что-то крутое и зарабатывать много денег. Раньше так думали о рок-звёздах, а теперь — об инноваторах. Мне кажется, что мой сын вряд ли захочет стать рок-звездой, скорее он решит инвестировать в Apple.
Будучи изданием о технологиях, мы практически каждый день пишем о том, что искусственный интеллект вторгся в очередную область культуры — он уже пишет картины, тексты песен и сценарии для фильмов ужасов. Что, по-вашему, будет, когда он начнёт писать песни?
Я уверен, что в случае с искусственным интеллектом есть важное недопонимание по поводу сознания. Я не думаю, что оно может существовать без тела. Каждая мысль безотносительно её абстрактности всегда имеет за собой какую-то эмоцию. Даже когда вы изучаете физику или науку о космосе, что-то вами движет: скажем, воля к власти.
Когда мы говорим о машине, которая будет писать стихи или сочинять песни, мы упускаем очень важную вещь. У неё не будет мотивации, у неё не будет реальной потребности. Как можно сделать машину, которая захочет написать поэму, картину или симфонию?
Мы не передаём информацию, как компьютеры. Мы не можем мыслить о себе в компьютерных терминах. При этом мы все время пытаемся сравнивать нас с технологиями — после изобретения часов говорили «мозг, как часовой механизм». Но это не так. Мозг — не компьютер, мы не качаем информацию из папок, наше устройство куда сложнее и менее понятно.
Я думаю, можно сделать машину, которая неплохо будет имитировать музыку, но не уверен, что в ней будет душа. Чего-то будет не хватать. У артиста всегда есть эго, он стремится к чему-то, у него есть желание, потребность в славе, мечты, желание стать бессмертным, известным, получить внимание. Как можно заставить машину иметь такой драйв? Можно заставить машину сделать имитацию песни. Благо, многие треки достаточно примитивны, чтобы сделать что-то на них похожее. Но вы не можете заставить машину создать новый стиль. Дело не только в музыке. Искусственный интеллект не сможет сделать и то, что делаю я. Я же беру многое из моей истории, от моей личности, из моей жизни. У машины не будет такого опыта.