— Откуда у вас страсть к органу?

— Главная причина — любовь к музыке Баха. Он сам был органистом и написал девять томов органной музыки, а для виолончели только шесть сюит. Желание играть Баха вынудило меня играть на органе. Музыка Баха кажется мне наиболее совершенной, гармоничной. Это абсолют в искусстве. Даже если вы зайдете в пластиночный магазин, то увидите, что наиболее исполняемый композитор сейчас — это Бах. Я знаю многих людей, не имеющих отношения к музыке, — они слушают именно Баха. Его принимают абсолютно все.

— Музыка Баха сложна для восприятия, и высидеть органный концерт неподготовленному слушателю тяжело.

— Не согласен. Скорее, наоборот, если в программе органного концерта в том же КЗЧ будет только Бах, соберется полный зал. Кто-то слышал токкату и фугу ре минор, кому-то нравится смотреть на органные трубы, кому-то приятен звук.

— А к шоу ради привлечения публики вы как относитесь?

— Мне это претит. Классическая музыка не нуждается в усилителях популярности. Но я не говорю, что так нельзя. Если у человека есть возможность выйти на сцену, он может выражаться как хочет. Но я уверен, настоящие любители музыки приходят не на шоу, а на музыку, возможности которой неисчерпаемы. Человеческая жизнь очень коротка и тратить ее на какие-то увеселения, не связанные с музыкой, не вижу смысла.

— Вы учились играть на органе в Нижнем Новгороде. Неужели в Москве не нашлось учителей?

— В Нижегородской консерватории мне посоветовали педагога — Галину Ивановну Козлову. Она, к сожалению, умерла 15 лет назад, но я счастлив, что попал именно к ней уже сложившимся музыкантом. Она очень быстро сделала из меня концертирующего органиста. Огромную роль также сыграло знакомство с французским органистом Жаном Гийю, он даже написал пьесу для виолончели и органа, которую мы записали в 1993 году, и с тех пор наше общение не прерывается. В Париже я прихожу в церковь, где он играет по воскресеньям. Благодаря ему я понял, что в органном мастерстве нет закона — как играть правильно. Более того, само словосочетание «играть неправильно» — неуместный термин.

— Гонорары органных и виолончельных концертов сильно отличаются?

— Да. Но это нормально, потому что, как виолончелист и органист, я нахожусь на разных уровнях. Но если бы мне даже вообще не платили денег за органные концерты, я бы их все равно играл.

— Сейчас существует модная тенденция создавать фонды и конкурсы. Не думали создать свой?

— Конкурс — точно нет. Смесь музыки и спорта, предвзятость судейства меня не очень привлекают. Два раза я был членом жюри конкурса Чайковского. И с одной стороны — это великий праздник музыки. А с другой — сама система судейства в музыкальных конкурсах несовершенна, музыку каждый воспринимает очень индивидуально. Хотя судейство — очень важная вещь. Ведь в чем-то ты определяешь судьбу человека, и я серьезно к этому отношусь. Есть заповедь — не лжесвидетельствуй. Я считаю, что если ты на конкурсе неискренне голосуешь, то ты нарушаешь эту заповедь, а это — смертный грех. А что касается фонда — пока я не вижу себя фигурой, которая могла бы организовать какой-то фонд. Я занимаюсь музыкой, и не думаю, что должен заниматься чем-то другим.

— Вы следите за политической ситуацией в стране?

— Я не слишком политизированный человек, но нахожусь в курсе. На митинги не хожу —  у меня нет ни минуты времени. В 1991 году, правда, когда страна стояла на грани, к Белому дому ходил. Не хочу сказать, что я там дежурил, но был. Если сейчас будет такая ситуация, тоже куда-нибудь приду. Ни за какие блага не согласился бы вновь вернуться в коммунистический режим СССР.

— Почему? Музыкантам жилось неплохо.

— Для меня свобода человека стоит на первом месте. Человечество не может жить без свободы отдельного человека. Иначе это рай, который очень напоминает огороженную колючей проволокой зону. К тому же более омерзительной конторы по организации творческой жизни артистов, чем Госконцерт, я не могу себе представить. Он был насквозь коррумпирован. Если не брать в расчет великие имена вроде Гилельса или Рихтера, то за пределы СССР могли выезжать те люди, которые одаривали референтов. А существовали артисты, которых просто не планировали. Мне за период с 1978 по 1990 год, после победы на конкурсе Чайковского, Госконцерт сделал ровно три поездки: в Болгарию, Румынию и Северную Корею. Еще существовала практика, когда на концерт по приглашению зарубежного импресарио отправляли другого музыканта, мотивируя, что приглашенный — заболел. То, что в 1991 году я выехал на Запад и сделал там карьеру, это благодаря тому, что рухнула система.
Фото: РИА НОВОСТИ/

Известия